Мы - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Николс cтр.№ 84

— Я решил, что эта комната вполне подойдет тебе под студию. Отличный свет! Ты могла бы снова начать писать. Да?

Она положила голову мне на плечо, но ничего не сказала.

И мы купили собаку.

Я не стал сообщать Конни, где нахожусь. Будучи в Сиене, я обещал ей приехать на следующий день, так не лучше позвонить ей, когда Алби уже будет рядом. Я не в Хитроу, я в Мадриде! Это долгая история. Секундочку, тут кое-кто хочет с тобой поговорить… Такой вот план, и в тот вечер из меня буквально ключом била энергия, я был полон самого нелепого оптимизма, чему немало способствовал шикарный люкс в отеле — люкс! Две комнаты! Я снял их, повинуясь минутному порыву, но за вполне разумные деньги. Правда, за мраморной стойкой администратора явно возникли некоторые сомнения относительно того, как столь плохо одетый и потрепанный одинокий гость может позволить себе такую пошлую роскошь. Нет багажа? Я один или со мной кто-то будет? Нет, я совершенно один, но зато тут имелся диван-кровать для Алби. Если он, конечно, захочет.

Комнаты — нет, номер люкс! — сплошной белый мрамор и кремовая кожа, воплощенная в жизнь мечта о комфортной жизни времен 1973 года. Закрыв дверь, я принялся за ликвидацию ущерба последних нескольких дней. Я засунул свою полуобгоревшую на солнце личность в ванну из оникса, вымыл голову, побрился и сменил пластыри на ногах. Натянул на себя последнюю чистую одежду, остальное отправил в стирку. На ближайшей торговой улице нашел универмаг и купил рубашку, галстук, какие-то штаны и, вернувшись в отель, разложил все на кресле, будто перед интервью для приема на работу. Я был на таком взводе, что даже нарушил свое незыблемое правило и с чувством легкого головокружения от подобной распущенности достал из мини-бара водку с тоником и арахис, а затем, словно какой-то современный Калигула, устроился на балконе и с высоты четырнадцатого этажа принялся наблюдать за оживленным движением на Гран-Виа. На перекрестке прямо передо мной стояло изысканное здание в стиле модерн, полукруглый фундамент — ар-деко, все правильно, Конни? — с гигантской неоновой рекламой на верхнем этаже, и, когда сгустились сумерки, я поймал момент, когда реклама вдруг ожила и воскликнула: Швепс! — все это на радужном фоне, так что улица сразу стала похожа на приглушенный, более спокойный вариант Таймс-сквер.

Испанцы, насколько мне известно, ужинают очень поздно, и я начал было подумывать о том, не соснуть ли мне чуток — «покемарить перед дискотекой», как выразился бы Алби, — а уж затем отправиться на разведку. Но кровать оказалась такой большой и удобной, а простыни — прохладными, белыми и из такого тонкого полотна, что я машинально опустил жалюзи и уже в девять пятнадцать отправился на боковую. У меня еще будет куча времени на тапас завтра, когда я снова увижу своего сына. Я мгновенно провалился в сон, убаюканный самой чудесной, непоколебимой верой в будущее.

В подростковом возрасте у меня с лихвой хватало поводов для переживаний, лишавших меня ночью сна, но одна тема буквально проходила красной нитью — ядерная война. Научно-популярные фильмы, направленные на то, чтобы просвещать и успокаивать население, наоборот, рождали у каждого, особенно у детей, чудовищные фантазии, и я ни секунды не сомневался, что в любой момент или в Вашингтоне, или в Москве, или в Пекине могут нажать на кнопку — я представлял себе реальную кнопку, большую и красную, типа кнопки остановки лифта, — и тогда все будет кончено: мы с мамой и папой начнем охотиться на крыс-мутантов в тлеющих развалинах центра Ипсуича. И в постапокалиптической фамильной пещере Петерсенов уже больше не будет всяких там «не трогай это, оно грязное». Единственным вопросом станет: а кого мы съедим первым, Дугласа или Карен? Я был настолько озабочен этой перспективой, что неожиданно для себя поведал отцу о своих ночных страхах. «Ну, если такое на самом деле случится, у тебя уже не останется времени хоть что-нибудь предпринять. Три минуты паники — и ты превратишься в бекон с хрустящей корочкой!» — заверил он меня. С учетом трехминутной готовности, что бы мы сказали друг другу, моя семья и я? И я представил себе, как отец опрометью бросается выключать центральное отопление.

Так или иначе, но страхи мои со временем исчезли. Однако некоторое беспокойство тем не менее осталось, правда, теперь я вижу в той пустыне из антиутопии лицо не свое, а Алби.

С годами я прочел прорву книг о будущем — твое чтиво о том, что «все мы обречены», любила называть их Конни. «Книги, которые ты читаешь, или о мрачном прошлом, или об ужасном будущем. А ведь все может обернуться и по-другому, Дуглас. Возможно, ничего и не случится». Однако прочитанные мной научные работы были достаточно глубокими и достоверными, а их выводы вполне правдоподобными, так что я мог часами разглагольствовать на данную тему.

Взять, к примеру, судьбу среднего класса, к которому мы с Алби принадлежали по праву рождения, а Конни, несмотря на ее протесты, благодаря замужеству. И буквально в каждом исследовании говорилось, что средний класс обречен. Глобализация и победная поступь новых технологий уже нарушили защитную обмотку некогда надежных профессий, а 3D-принтеры в ближайшее время уничтожат последние промышленные производства. Интернет вряд ли поможет найти другое место; и где тогда окажется средний класс, если двенадцать человек будут обеспечивать функционирование гигантской корпорации? Я не коммунистический проповедник, но даже самый ярый адепт рыночной экономики не может не признать, что рыночные механизмы капитализма вместо того, чтобы нести населению достаток и процветание, фантастически увеличили пропасть между богатыми и бедными, вынуждая мировой рабочий класс заниматься небезопасным, неконтролируемым, нестабильным, низкооплачиваемым трудом и обеспечивая прибылью лишь узкую прослойку элиты, состоящую из бизнесменов и технократов. Профессии с так называемой гарантированной занятостью мало-помалу теряют свой статус; поначалу это были шахтеры и работники судостроительных и сталелитейных заводов, скоро таковыми окажутся банковские служащие, библиотекари, учителя, владельцы магазинов, кассиры супермаркетов. Ученые, возможно, и выживут, если, конечно, правильно выберут специализацию, но вот что станут делать таксисты, если такси будут управляться автоматически? Как они прокормят своих детей или обогреют свои дома и что произойдет, когда разочарование сменится гневом? Ну и естественно, не следует забывать о терроризме, абсолютно неразрешимой проблеме религиозного фундаментализма, росте праворадикального экстремизма, безработице среди молодых и отсутствии пенсионного обеспечения у пожилых, ненадежности и коррумпированности банковской системы, несоответствии медицинского обслуживания населения количеству больных и престарелых, непредсказуемом воздействии на окружающую среду беспрецедентного использования интенсивного животноводства, борьбе за ограниченные ресурсы продовольствия, воды, газа и нефти, изменении направления Гольфстрима, разрушении биосферы и статистической возможности глобальной пандемии. И как после всего этого можно спать спокойно?!

К тому времени, как Алби достигнет моего возраста, я уже буду на том свете или в лучшем случае сидеть, забаррикадировавшись, в своем жилом модуле с запасом провизии до конца жизни. А снаружи останутся огромные, плохо управляемые фабрики, где рабочие почитают за счастье получить право на восемнадцатичасовой рабочий день за оплату труда ниже прожиточного минимума; отработав смену, счастливчики натягивают противогазы, чтобы пробиться сквозь толпы безработных, у которых валютой служат цыплята-мутанты и старые жестянки, и возвращаются в крошечные, перенаселенные хибары в гигантских каменных мешках мегаполисов, где атмосфера душная от полицейских дронов, а подрывы автомобилей, тайфуны и аномальные грозы с градом стали настолько привычным делом, что об этом даже не стоит и говорить. Тем временем в позолоченных — не метафорически, а буквально — башнях, вздымающихся ввысь над канцерогенным смогом, олигархи, знаменитости и крупные дельцы глядят в окна с пуленепробиваемыми стеклами, принимают коктейли в странных бокалах из рук услужливых роботов-официантов и смеются звонким смехом, а где-то там, внизу, в адском смрадном котле, в котором кипят на медленном огне насилие, бедность и отчаяние, — мой сын, Алби Петерсен, странствующий менестрель, со своей гитарой и живым интересом к фотографии, по-прежнему отказывающийся надевать приличный пиджак.