Мы - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Николс cтр.№ 31

— Бывает.

— А знаешь, что самое странное? Все они абсолютно новые.

Я не знал, что ответить, но, к счастью, это было не важно, потому что мы как раз целовались, и ее дыхание пахло мятой и яблоком.

— Может быть, поставишь поднос?

— Хорошая мысль, — сказал я, и мы упали на диван. — Здесь не все так ужасно, правда?

— Нет, мне нравится. Мне нравится порядок. И так чисто! В моей квартире шагу не ступишь, не угодив в старый шашлык или чье-то лицо. Но здесь так… аккуратно.

— Так что, я прошел инспекцию?

— Пока да, — ответила она. — Но всегда найдется что улучшить.

Именно этим она и занялась.

Я склонен думать, что после определенного возраста наши вкусы, инстинкты и предпочтения затвердевают, как бетон. Но я был молод, по крайней мере моложе, чем сейчас, и более податлив, поэтому Конни лепила из меня, как из пластилина.

В течение последующих недель, а затем и месяцев она начала тщательный процесс культурного обучения в художественных галереях, театрах и кинотеатрах Лондона. В свое время она не получила университетского образования и временами, наверное, комплексовала по этому поводу, хотя бог его знает, чего она недополучила, по ее мнению. Во всем, что касалось культуры, она меня опережала на двадцать семь лет. Живопись, кинематограф, литература, музыка; казалось, она все видела, все читала, все слушала, причем со страстью и чистым, незахламленным восприятием самоучки.

Взять, к примеру, музыку. Моему отцу нравилась британская легкая классическая музыка и традиционный джаз, поэтому все мое детство прошло под «Марш Разрушителей плотин», затем «Когда святые маршируют» и снова «Марш Разрушителей плотин». Отец любил «четкий ритм» и «хорошую мелодию»; субботними вечерами он сидел и охранял стереопроигрыватель, держа в одной руке конверт пластинки, в другой — сигарету, отбивая не в такт мелодию и глядя в глаза Акеру Билку [25] . Наблюдать, как он наслаждается музыкой, для меня было все равно что видеть его в бумажном колпачке на Рождество — не очень приятно. Каждый раз мне хотелось, чтобы он его снял. Что касается моей матери, она с гордостью хвасталась, что вообще может обойтись без музыки. Они были последними британцами, которые искренне приходили в ужас от «Битлз». Слушать «Величайшие хиты» группы «Уингз» на средней громкости — максимум, чего я добился в своем панковском бунте.

Конни, наоборот, чувствовала себя неуютно в комнате, если не играла музыка. Ее отец, исчезнувший мистер Мур, был музыкант и оставил после себя лишь коллекцию пластинок; альбомы старых блюзов, регги, барочная виолончель, пение птиц, пластинки американских компаний «Стакс» и «Мотаун», симфонии Брамса, бибоп и ду-уоп [26] — при малейшей возможности Конни проигрывала их для меня. Она использовала песни, как некоторые люди — например, Конни — используют алкоголь и наркотики: чтобы изменить эмоции, приободриться или вдохновиться. У себя в Уайтчепеле она часто наливала большие порции коктейлей, ставила какой-нибудь древний, потрескавшийся диск и принималась кивать, танцевать и петь, и я тоже проявлял энтузиазм или делал вид, что проявляю. Когда-то кто-то назвал музыку организованным звуком, но бо́льшая часть того звука, что я слушал, была очень плохо организована. Стоило мне спросить: «Кто это поет?» — она поворачивалась ко мне с открытым ртом.

— Ты что, не знаешь?

— Не знаю.

— Как можно не знать этого трека, Дуглас? — Для нее это были «треки», а не песни.

— Поэтому и спрашиваю!

— Чем ты занимался всю жизнь, что ты слушал?

— Я же говорил, я никогда особо не увлекался музыкой.

— Но как можно не любить музыку? Все равно что не любить еду! Или секс!

— Я люблю музыку, просто я не разбираюсь в ней так, как ты.

— А знаешь, — обычно говорила она, целуя меня, — тебе чрезвычайно повезло, что подвернулась я.

И она была права. Мне чрезвычайно повезло.

Мое культурное обучение не ограничивалось музыкой, а охватывало даже современный танец, вид искусства, для меня совершенно непостижимый. Я просто не мог найти для него слов. Что я мог сказать? «Мне нравится то, как они кидаются на стену»?

— Речь не о том, что тебе понравилось, а что нет, — обычно говорила Конни, — тут главное, какие чувства в тебе вызывает танец.

Чаще всего он вызывал во мне чувство собственной неполноценности и консервативности. То же самое относилось и к театру, который всегда казался мне похоронной формой телевидения; сами подумайте, разве после древних греков кто-нибудь уходил из театра, говоря: «Жаль, что так рано закончилось!» Видимо, я ходил не на те спектакли. Мы посещали представления в крошечных комнатушках над пабами и прохаживались по огромным складам, видели пропитанный кровью «Сон в летнюю ночь», поставленный на скотобойне, порнографическую постановку «Частных жизней» [27] , и ни разу мне не было скучно. Да и как могло быть иначе? Редкий вечер в театре обходился без того, чтобы кто-нибудь не размахивал искусственным пенисом, со временем я даже привык, по крайней мере научился скрывать свой шок, поскольку это было не только культурным обучением, но и своеобразной формой проверки. Мне хотелось любить то, что любила Конни, потому что я хотел, чтобы Конни любила меня. Поэтому многое перестало быть «дурацким», а превратилось в «авангардное».

Справедливости ради нужно сказать, что очень многие культурные мероприятия доставляли мне удовольствие, особенно кино (теперь мы называем их «фильмами»), совершенно отличавшееся от эскапистской жвачки, которую я предпочитал раньше и где не было места межзвездным перемещениям, серийным убийцам, вышедшим на охоту, или бомбам с часовым механизмом. Теперь мы ходили в кинотеатры, чтобы читать. Маленькие независимые киношки продавали кофе, морковные кексы и крутили иностранные фильмы о жестокости, бедности и горе; редкая обнаженка, частое зверство. Почему, удивлялся я, людям интересно смотреть на то, что в действительной жизни довело бы их до отчаяния? Разве искусству не следует развлекать, смешить, дарить чувство покоя или радостного волнения? Нет, отвечала Конни. Выставление всего этого напоказ приводит к пониманию. Только глядя на серьезнейшие жизненные невзгоды, мы можем их понять и справиться с ними. Вот мы и неслись рысцой, чтобы понаблюдать в очередной раз, как один человек бесчеловечно поступает с другим человеком. Кстати, мы также посещали и рок-концерты — мою жену забавляло, когда я произносил слово «рок-концерт», — и я вовсю старался, прыгал, издавал шумы, когда было велено.