– Обнаружилась его связь с недавними преступлениями, но вам не о чем тревожиться. – Лучезарно улыбаясь, Джейкоб шнырял по дому. – Честное слово.
Он нашел, что искал – бывшую гардеробную Лоры Лессер.
Теперь она стала спальней девочки. Над кроватью буквами из ворсистой ткани выложено «ИЗАБЕЛЛА».
Джейкоб представил труп Лоры Лессер на лиловом ковре.
Мысленно встал на колени и посмотрел в окно. Знак «Стоп».
Сделал снимок.
– Куда вы смотрите? – спросила хозяйка.
– Спасибо, я закончил. Извините за беспокойство.
Джейкоб направился к выходу. Бесплодность поисков доставляла мрачное удовлетворение. Отрицательный результат тоже по-своему полезен.
– Мы сюда переехали, потому что здесь спокойно, – сказала женщина.
– Верный выбор.
– Муж подумывает обзавестись ружьем.
Джейкоб вспомнил девчачью комнату и сказал:
– Только пусть держит его взаперти.
– Сделан полный ремонт, – в квартире Кэти Уэнзер сказала риелторша. – Дивная открытая планировка гостиной-столовой.
– А как спальня?
– Тоже все новое. – Риелторша шагнула из комнаты. – Сюда, пожалуйста.
Скоренько пробегая коридор, освещенный убогими бра, риелторша воспевала обои:
– …Сейчас это самое то…
Джейкоб вошел в спальню.
– Здесь дивные полы, правда? – сказала агентша.
– Миленькие, – ответил Джейкоб.
– Восстановленный тик. Прежние владельцы путешествовали по Индии и в Мумбае увидели школу под снос. Так они…
– Стены и окна не перемещали?
– Здесь? Не думаю. Они углубили стенной шкаф, идеально для молодой… пары или, если вы… – Риелторша уставилась на Джейкоба: тот, присев на корточки, фотографировал. – У нас вообще-то есть сайт.
– Угу, – сказал Джейкоб.
– Не хотите взглянуть на ванную?
Не отвечая, Джейкоб прошел к окну.
Через дорогу детский сад.
– А что об этом скажете? – спросил Джейкоб.
– Садик? Дивный. Открыт меньше четырех лет назад, условия превосходные. Организована группа особо одаренных малышей. У вас есть дети?
– Нет.
– А… Насколько я знаю, соседство очень деликатное. Детей забирают с другой стороны, так что скопления машин не бывает, а что касается шума… э-э…
Джейкоб делал снимки и прямо слышал ее безмолвный вопль: Тревога! Педофил!
Риелторша попыталась привлечь его внимание к другому окну, превознося дивный вид на северную сторону.
– Что вы сказали? – переспросил Джейкоб.
– Я говорю, там смотреть особо не на что, но вот здесь просто дивное освещение.
Джейкоб посмотрел в окно на детский сад.
– Сэр?
Он пошел к выходу.
– Вы… не возьмете рекламный проспект, сэр?
Из вежливости Джейкоб взял.
– Все окна выходят на восток, – сказал он.
Фил Людвиг молчал.
– Пока ни малейшего представления, что это означает, – продолжил Джейкоб. – К тому же дом Кэтрин Энн снесли, так что стопроцентной уверенности нет. Однако совпадение в восьми случаях из восьми.
Ни малейшего представления — невинное вранье. Версия имелась. Безрадостная.
В еврейской традиции восток очень важен. Молитва дважды разрушенному Иерусалимскому Храму
[29]
.
Справедливость.
Но зачем все усложнять, пока не прояснились детали?
Однако Людвиг был доволен:
– Вы хорошо поработали.
– Спасибо.
– Я себя костерю, хотя понимаю, что зря.
– Вы правы. Зря.
– И все же. Хоть это немногого стоит, я вас благословляю.
– Благодарю.
– Вашего жука я переслал своему приятелю-ученому. Сегодня-завтра ответит.
– Спешки нет.
– Черта лысого. Уж дайте и мне с чем-нибудь справиться.
Глава двадцать четвертая
В суси-баре телевизор транслировал излюбленную тактику «Лос-Анджелес Лейкерс»: в конце последней четверти профукать двузначное преимущество в счете. Юристы в рубашках поло стучали кулаками по столам и грозили экрану «Ролексами» на запястьях.
Свое открытие Джейкоб решил отметить сравнительно приличным обедом в покое и одиночестве. Намерение продержалось не дольше супа мисо, а затем в голову вновь полезли мысли о деле.
Конечно, он первым подметил шаблонное расположение тел, но это ничуть не умаляло заслуг прежних сыщиков, что бы там ни говорил Людвиг. Детективные романы занятны, даже копы их почитывают, но расследование реального убийства – всегда кошмар и геморрой. Как правило, собираешь факты, отсеиваешь шелуху и идешь по следу, чаще всего очевидному, потому что большинство преступников – дураки. Бац – и дело закрыто.
В криминальных историях неизбежны слепые пятна и предвзятость.
Именно предвзятость позволила разглядеть систему. И даже сейчас вся картина виделась сквозь еврейскую призму.
Кто-то из племени Упырей?
Мысль Господь не велит вызвала усмешку.
Ты бы мог запрещать, если б я в Тебя верил.
Допустим, один еврейский Упырь угрохал другого. От этого не легче.
Лучше бы выкорчевывал Упырей и боролся с преступностью иной персонаж. Лучше, но все равно паршиво. Потому что желание перевести стрелки на вольного мстителя – это отголосок коллективной вины, порожденный погромами, издевательствами и кровавыми наветами.
Что-что ты сделал? Ой вей, что о нас подумают гои?!
Неудобный реликт племенного еврейства – гоэль хадам, искупающий кровь – вспомнился потому, что библейский закон отчасти предписывал настичь и убить всякого, кто лишил жизни родича. Отчасти – из-за странного ограничения: гоэль хадам имел право на возмездие только в случае предумышленного убийства злонамеренными душегубами. Люди, совершившие непредумышленное убийство, могли рассчитывать на непредвзятый суд и укрывались от мести кровников в специальных Городах-убежищах.