– Самим, без ватаги, никак, – скрипнул зубами Маюни. – В острог возвращаться надо. Атаман примет с радостью – снова заработаю долю, и тогда – уйдем.
– В острог, говоришь? – Хитрая дева поспешно спрятала улыбку, протянула задумчиво: – Ну-у, как у вас говорят – куда мышь, туда и песец. Куда ты, любый, туда и я.
– Лишь бы ты смогла выдержать! – вспомнив об обиде, встрепенулся остяк.
Ус-нэ сжала губы:
– Выдержу! В острог так в острог. Как ты решил – так и будет.
Светлая полярная ночь, тихая и теплая от близкого жара волшебного солнца, переливалась нежными палевыми облаками. Полупрозрачные, редкие, они таяли где-то вдали, стекая в мраморно-розоватое море.
С моря повеяло ветерком – влияние Ус-нэ кончилось.
– Пойдем, – дева поднялась на ноги и взяла мужа за руку. – Нечего тут рассиживать, мыслю – к ночи в остроге будем.
– К ночи – вряд ли.
– Ну, значит – на следующий день, завтра.
– Завтра будем, да.
– Ой, смотри-ка!
Устинья не удержалась, вскрикнула, увидев, как над недалеким мысом, над кустами и редкими соснами неслышно и величаво поплыли алые от рассветного солнышка паруса, а затем в бухте показалось и само судно, красивое и быстрое. Пройдя вдоль берега, корабль развернулся и зигзагами поплыл обратно, только хлопали в утренней тишине паруса, ловя ветер, да жадно кричали вечно голодные чайки.
– Добрый корабль, да, – завистливо скривился Маюни. – Не струг, лучше. Однако по реке – права ты, милая, – не пойдет, нет.
Прошагав с небольшими перерывами на отдых весь день, беглецы скоротали ночь и к полудню вышли к острогу. Давно уже тянулись знакомые места, подозрительно пустынные – не было видно ни настороженных охотниками ловушек, ни рыбаков, ни даже кочующих менквов.
– Чую, неладно что-то, да, – юный шаман погладил пальцами бубен. – Не может так быть, чтоб никого.
– Да, непорядок, – согласно кивнула Устинья. – Обычно казаки наши не сидят без дела. Сейчас бы уже на берег поплыли – за мясом, за бревнами. А – нету! Верно, случилось что-то. Ой, Маюни – и нам бы с тобой осторожнее надо.
Остяк повернулся к морю, прислушался, напряженно поглаживая бубен.
– Злое колдовство чую, да, – немного постояв, тихо промолвил шаман. – Рядом совсем.
Оп!!!
Из-за дальнего мыса донесся раскат грома.
– А молнии-то нет! – Маюни поднял глаза к небу.
– Так это ж тебе не гроза, – напряженно усмехнулась дева. – Это – пушки.
– Пушки?!
Снова донесся гром.
– А вот и пищали бьют. Залпом!
– Видать, напали враги.
– Пойдем-ка, милый, глянем. По-тихому берегом подберемся. Может, чем своим и поможем.
Выйдя на оконечность мыса, беглецы забрались в росшие на невысоком пригорке, почти у самой воды, сосны и, выглянув из-за стволов, разом хлопнули глазами: весь остров, где располагался острог, затянул густой пороховой дым, так, что не видно было ни зги, а вот на противоположном берегу, совсем недалеко от мыса, толпились какие-то люди… драконы, менквы…
– Воины! – сузив глаза, прошептал Маюни. – Опять колдуны напали, да.
– Ничего, отобьются… – Устинья пригладила растрепавшиеся волосы и задумчиво покусала губы. – А ветра-то нет, нашим и не прицелиться, не знать, в кого послать ядра.
– Что, милая?
– Да нет, я так, про себя просто…
Дева закрыла глаза, увидев златорогого оленя и важенку… улыбнулась обоим, как старым своим друзьям. Поднявшийся вдруг ветер быстро развеял дым. Стали хорошо видны мощные башни острога, недавно слаженная церковь Святой Троицы… и огромная туша, почти взгромоздившаяся на одну из стен.
– Длинношей, – тихо промолвил остяк. – Видать, колдуны пригнали, да.
Едва только рассеялся дым, как в остроге снова грянули пушки, за ними разом ухнули пищали. Тотчас же залп повторился, за ним – чуть погодя – еще один, и – снова…
– Палят, не переставая, – девушка улыбнулась. – Молодцы.
– Отобьются, – уверенно бросил остяк. – Ну, и я им кое в чем помогу.
Усевшись меж соснами, скрестив ноги, он взялся за бубен, ударил, закрыв глаза и раскачиваясь, запел:
– О, великий Нум-торум… уммм, уммм…
Молитвы ли его помогли, иль казаки сами отбились, а только уже совсем скоро беглецы стали свидетелями поспешного отступления врагов. С мыса хорошо видно было, как стройными рядами уходят в леса воины в сверкающих панцирях и шлемах, как тянутся за ними запряженные в волокуши товлынги, как разбегаются кто куда менквы и мелкие зубастые ящеры.
Мелкие-то они мелкие, а с добрую коровенку будут! И зубищи куда острей, чему у волка.
– Они сейчас по всему берегу разбредутся, – задумался юный шаман. – Как бы до мыса не добрались.
Ус-нэ озабоченно наморщила нос:
– Надо лодку искать. Или плот вязать… Давай-ка поспешим, милый.
Стоя на смотровой башне, Иван Егоров внимательно всматривался в чужое, невиданное в здешних местах судно. Три мачты, в два яруса паруса – всякие, и прямые, и треугольные – косые.
– Вот это диво! – удивлялся Семка Короед, ему нынче выпала вахта. – Вот это струг, ага!
– Это океанский корабль, Сема, – снизошел до парня атаман. – Видал я такие и в Гданьске, и под Ревелем, и под Нарвой, где наша крепость Иван-город, дай бог, и посейчас стоит.
– Так и знал, что это немцы поганые, господине!
Иван поморщился, не очень-то ему нравилось, когда все хорошее – но иностранное – хаяли, а свое – даже плохое – превозносили, только потому, что – свое.
– У нас тоже такие корабли имелись, волею государя Иоанна Васильевича, датский немец Карстен Роде титул адмирала и каперский патент получил, – скромно напомнил Михейко.
Короедов аж глазами хлопнул – никогда еще не слыхивал таких вот мудреных слов, и главное – от кого? От бугая тупого!
– Чего-чего немец тот получил?
– Дал ему государь право всех наших врагов топить, – пояснил Егоров. – Свеев, поляков – кого только на море встретит.
– Хорош струг, хоть и немецкий, – Семка присвистнул, не отрывая восхищенного взгляда от судна. – А парусищи-то, паруса! Господине атаман, зачем столько?
– Судно сие и против ветра может идти, – снова встрял Михейко. – Не прямо – зигзагами, называется – галсами.
– Портов пушечных… раз-два… четыре… – вслух считал атаман. – Дюжина с одного борта. Значит – столько же и с другого. Да еще по две на носу да корме, всего получается два десятка и восемь. Сила! Стругу столько не взять.
Ослоп ухмыльнулся: