Многое еще рассказала ему Саксон, уже стоя у калитки, и потом уверяла себя, что на этот раз его прощальный поцелуй был более долгим, чем обычно.
— В девять часов не рано? — окликнул ее Билл через калитку. — Ни о завтраке, ни о чем не хлопочите. Я все это устрою. Будьте только готовы ровно в девять.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
В воскресенье утром Саксон оказалась готовой даже раньше девяти, и когда она вернулась из кухни, куда бегала уже второй раз, чтобы посмотреть в окно, не подъехал ли экипаж, Сара, как обычно, на нее накинулась.
— Стыд и срам! Некоторые особы не могут жить без шелковых чулок…
— начала она. — Посмотрите на меня, я день и ночь гну спину, а разве у меня когда-нибудь были шелковые чулки да по три пары туфель? Но я одно говорю: бог справедлив, и некоторые люди не обрадуются, когда придет расплата и они получат по заслугам.
Том, который в это время покуривал трубку и держал на коленях своего младшего сына, незаметно подмигнул Саксон, что, мол, на Сару опять «наехало». А Саксон тщательно перевязывала лентой волосы одной из девочек и казалась всецело погруженной в свое занятие. Сара грузно шлепала по кухне, перемывая и убирая посуду после завтрака. Наконец, она, охнув, выпрямила спину и, отойдя от раковины, с новым приливом злобы уставилась на Саксон.
— Что? Небось молчишь? А почему молчишь? Потому что еще, должно быть, не совсем стыд потеряла. Хороша! С боксером спуталась! Слышала, слышала я кое-что насчет твоих похождений с этим Робертсом. Тоже гусь! Да подожди, голубушка, дай только Чарли Лонгу до него добраться! Тогда увидишь!
— Ну, не знаю, — вмешался Том. — По всему, что я слышал, Билл Роберте очень хороший парень.
Саксон снисходительно улыбнулась, но Сара, перехватив эту улыбку, окончательно рассвирепела.
— Почему бы тебе не выйти за Чарли Лонга? Он об тебе с ума сходит, не пьяница…
— Насколько мне известно, он пьет гораздо больше, чем следует, — возразила Саксон.
— Это-то верно, — подтвердил брат. — А кроме того, я знаю, что он и дома держит бочонок пива.
— Может, ты сам к нему прикладывался? — съязвила Сара.
— Может, и прикладывался, — спокойно ответил Том, невольно отерев рот рукой.
— А почему бы ему и не держать у себя бочонка, коли ему хочется? — вновь перешла она в наступление, направленное теперь и на мужа. — Он чужого не берет, зарабатывает хорошо, во всяком случае побольше, чем иные прочие.
— Да, но у него нет на руках жены и ребят, — сказал Том.
— И он не платит дурацких взносов во всякие там союзы.
— Ошибаешься. Взносы и он платит, — невозмутимо возразил Том. — Черта с два он работал бы на этом предприятии, да и на любом в Окленде, если бы не был в ладах с союзом кузнецов. Ты ведь, Сара, ничего не понимаешь насчет профсоюзных дел. Коли человек не хочет умереть с голоду, он должен держаться за союз.
— Ну еще бы, — презрительно фыркнула Сара. — Я всегда ничего не понимаю! Где уж мне! Я дура набитая! И ты мне это говоришь при детях?!
— Она с бешенством обернулась к старшему мальчику, который вздрогнул и отскочил. — Слышишь, Билли? Оказывается, твоя мать дура! Понимаешь? Твой отец это ей заявляет в лицо, и при вас — детях! Она круглая дура! Скоро он скажет, что она спятила, и отправит ее в сумасшедший дом. А что ты на это скажешь. Билли? Тебе понравится, если твоя мать будет сидеть взаперти, в халате, в отделении для буйных, без солнца, без света, и ее будут бить, как били негров, когда они были рабами. Билли, как настоящих черномазых негров? Вот какой у тебя папаша! Подумай об этом. Билли! Представь себе свою мать, которая тебя родила, в буйном отделении, среди сумасшедших! Они воют и вопят, а кругом валяются залитые известью трупы тех, кого эти звери сторожа били так, что забили до смерти!..
Она продолжала неутомимо рисовать в самых мрачных красках то ужасное будущее, которое ей готовит ее супруг, а мальчик, охваченный смутным предчувствием какой-то непонятной катастрофы, начал беззвучно плакать, и его нижняя губа судорожно вздрагивала.
Саксон, наконец, вышла из себя.
— Ради бога! — вспылила она. — Пяти минут мы не можем пробыть вместе, чтобы не ссориться!
Сара тут же забыла о сумасшедшем доме и опять набросилась на Саксон:
— Это кто же ссорится? Я рта не могу раскрыть, вы оба тут же на меня накидываетесь!
Саксон в отчаянии полсала плечами, а Сара повела новую атаку на мужа:
— Уж если сестра тебе дороже жены, так зачем же ты на мне женился? Я тебе детей народила, я работала на тебя, как каторжная, я все руки себе отмотала! Ты и спасибо не скажешь… при детях оскорбляешь меня, кричишь, что я сумасшедшая! А ты для меня хоть что-нибудь сделал? Ты вот что скажи! Я на тебя и стряпала, и твое вонючее белье стирала, и носки чинила, и ночи не спала с твоими щенками, когда они болели! А вот на — посмотри! — И она высунула из-под юбки бесформенную распухшую ногу, обутую в стоптанный, нечищенный потрескавшийся башмак. — На это посмотри! Вот я про что говорю! Полюбуйся! — Ее крик постепенно переходил в хриплый визг. — А ведь других башмаков у меня нет! У твоей жены! И тебе не стыдно? Уж трех пар ты у меня не найдешь! А чулки? Видишь?..
Вдруг голос ее оборвался, и она рухнула на стул у стола, задыхаясь от нестерпимой обиды и злобы; но тут же опять поднялась, деревянным угловатым движением, как автомат, налила себе чашку остывшего кофе и таким же деревянным движением снова села. Она вылила на блюдце подернутую жиром, противную жидкость, — словно кофе был горяч и мог обжечь ей рот, — и продолжала бессмысленно смотреть перед собой, а грудь ее приподнималась судорожными, короткими вздохами.
— Ну, Сара, успокойся! Пожалуйста, успокойся! — тревожно упрашивал ее Том.
Вместо ответа она медленно, осторожно, словно от этого зависела судьба целого государства, опрокинула блюдечко на стол, — затем подняла правую руку, медленно, тяжело, и так же неторопливо и тяжело ударила Тома ладонью по щеке и тут же истерически завыла — пронзительно, хрипло, все на тех же нотах, как одержимая — села на пол и принялась раскачиваться взад и вперед, словно в порыве безысходного горя.
Тихие всхлипывания Билли перешли в громкий плач; к нему присоединились обе девочки с новыми лентами в волосах.
Лицо Тома вытянулось и побелело, хотя щека его все еще пылала. Саксон очень хотелось ласково обнять его и утешить, но она не решилась.
Он наклонился над женой:
— Сара, ты нездорова. Дай я уложу тебя в постель, а тут уж: сам приберу.
— Не трогай! Не трогай меня! — судорожно завопила она, вырываясь.
— Уведи детей во двор. Том, и погуляй с ними, во всяком случае уведи их отсюда, — сказала Саксон; сердце ее сжималось, она была бледна и дрожала.
— Иди, иди. Том, пожалуйста! Вот твоя шляпа. Я успокою ее. Я знаю, что ей нужно.