– Но…
– Потом я заеду за Мэттом. Я единственная, к кому он прислушается. Потом мы оставим Феррари в лесу – или сбросим в ручей, если хочешь.
– Конечно, в ручей.
– Хотя… скорее всего у нас не будет на это времени. Просто оставим ее в лесу.
* * *
Мэтт озадаченно уставился на Елену.
– Нет. Я не стану убегать.
Елена прожгла его взглядом синих глаз.
– Мэтт, полезай в машину. Судья, подписавший ордер на твой арест, родственник отца Кэролайн. Это будет суд Линча, как говорит Мередит. Видишь, даже Мередит советует тебе бежать. Нет, одежда не нужна, мы достанем тебе одежду.
– Но… но… это же неправда.
– Они сделают из этого правду. Кэролайн будет плакать и умолять. Никогда не думала, что девушка готова пойти на такое только ради мести, но Кэролайн, видимо, особенная девушка. Она совершенно спятила.
– Но…
– Сказала же, полезай в машину. Они приедут с минуты на минуту. Они уже побывали у тебя дома, и у Мередит. Что ты, кстати, делаешь у Бонни?
Бонни и Мэтт переглянулись.
– Я приехал посмотреть на машину матери Бонни, – пояснил Мэтт. – Она опять не заводится и…
– Не важно. Давай, пошли. Бонни, что ты делаешь? Звонишь Мередит?
От неожиданности Бонни подскочила.
– Да.
– Тогда попрощайся с ней за нас, и скажи, что мы все ее любим. Присмотри за всеми в городе, мы будем на связи…
Когда красный Ягуар развернулся и отъехал от дома, Бонни произнесла в телефонную трубку:
– Да, ты права. Она однозначно уезжает. Не знаю, куда собирается Дамон – в машине его не было.
Пару мгновений она выслушивала ответ, а потом сказала:
– Хорошо, сделаю. Увидимся.
Она положила трубку и принялась за дело.
* * *
Дорогой дневник!
Сегодня я убежала из дома.
Хотя едва ли это можно назвать «убежала», когда тебе почти восемнадцать, ты берешь свою собственную машину и, честно говоря, никто и не знал, что ты вообще была дома. Так что я просто скажу, что теперь я в бегах.
Другая поразительная вещь – я убежала с двумя парнями. И ни один из них не мой парень.
Я так говорю, конечно, но… не могу не вспоминать. Тот взгляд в глазах Мэтта на поляне – я совершенно уверена, что он был готов умереть, защищая меня. Я не могу не думать о том, кем мы однажды были друг для друга. Эти голубые глаза… не знаю, что со мной не так!
И Дамон. Теперь я знаю, что под слоями и слоями камня, в который он спрятал свою душу, если живая плоть. Она глубоко спрятана, но есть. И, если уж быть откровенной сама с собой, я не могу не признать, что временами он задевает какую-то струнку глубоко во мне, которая заставляет меня дрожать. Эта та часть меня, которую я никак не могу понять.
Елена! Прекрати сейчас же! Ты не можешь даже приближаться к той темной части твоей души, особенно сейчас, когда у тебя есть Сила. Не смей к ней приближаться! Теперь все иначе, и ты должна быть ответственнее, чем раньше (а с ответственностью у тебя всегда было плохо!).
И Мередит больше нет рядом, чтобы помочь мне стать ответственнее. И как это вообще может устроиться? Дамон и Мэтт в одной машине? Путешествие втроем? Попробуй представить. Сегодня было уже поздно, и Мэтт до сих пор в шоке, поэтому все обошлось. А Дамон только ухмылялся. Но завтра он непременно будет в своей дьявольской форме, это я точно знаю.
Очень жаль, что Шиничи пришлось забрать Крылья Искупления у Дамона вместе со всеми его воспоминаниями. Но я верю, что где-то там осталась крошечная часть Дамона, которая помнит, каким он был, пока мы были вместе. И как ему пришлось стать еще хуже, чем обычно, чтобы доказать, что все его воспоминания – ложь.
Так что раз уж ты это читаешь, Дамон – я знаю, что так или иначе ты досюда доберешься и заглянешь внутрь – давай-ка я скажу тебе, что ты был милым, по-настоящему МИЛЫМ, и это было здорово. Мы разговаривали. Мы даже смеялись – над одними и теми же шутками. И ты… ты был нежным.
А сейчас ты снова ведешь себя, как будто бы «А-а, это все очередная интрига Елены, чтобы заставить меня измениться, но я и так знаю, какой я есть, и мне наплевать». Звучит знакомо, Дамон? Говорил недавно что-то такое кому-то? А если нет, то откуда я их взяла? А вдруг я действительно говорю правду?
А теперь я собираюсь забыть о том, что ты замарал свою честь чтением чужих секретов.
Что еще?
Во-первых, я скучаю по Стефану.
Во-вторых, я толком не собралась. Мы с Мэттом заскочили в пансион, и он забрал деньги, которые Стефан оставил для меня, а я схватила первые попавшиеся вещи из шкафа – видит Бог, я взяла кофты Бонни, штаны Мередит и ни одной приличной ночной рубашки для себя.
Но, по крайней мере, у меня есть ты, мой дорогой друг, подарок, который Стефан берег для меня. Все равно я никогда не любила печатать в файле под названием «Дневник». Чистые блокноты, вроде тебя, намного больше мне подходят.
В-третьих, я скучаю по Стефану. Я так по нему скучаю, что плачу, когда пишу об одежде. И это выглядит так, будто я плачу из-за одежды, что делает меня крайне поверхностной. Да, иногда мне хочется кричать.
В-четвертых, я хочу закричать прямо сейчас. Только вернувшись в Феллс-Черч, мы обнаружили все те ужасы, которые малахи оставили для нас. Еще одна маленькая девочка может быть одержима, как Тами, Кристин и Эва – но я не уверена, поэтому я ничего не смогла сделать. Но у меня есть чувство, что мы еще не сталкивались с четвертой одержимой.
В-пятых, худшее случилось в доме Сайто. Изабель в больнице с сильным воспалением во всех ее проколах. Обаасан, как все называли бабушку Изабель, не была мертва, как решили врачи скорой помощи, первыми добравшиеся до их дома. Она была в глубоком трансе – пытаясь связаться с нами. И это получилось то ли благодаря моей смелости и вере в себя, то ли благодаря исключительно ей – этого я никогда не узнаю.
В клетке был Джим Брюс. Он… я не могу об этом писать. Он был капитаном баскетбольной команды. Он поедал самого себя – всю левую руку, пальцы на правой, губы. И воткнул карандаш через ухо прямо в мозг. Они сказали (я это услышала от Тайрона Алперта, внука доктора), что такое называется синдромом Лиша-Нуана, это редкость, но есть и другие, такие как он. Так говорят врачи. А я скажу, что это малах заставил его. И никто меня не переубедит.
Я не могу даже сказать, жив ли он. И не могу сказать, что он мертв. Он в каком-то заведении, где они держат особо опасных сумасшедших.
Там мы проиграли. Я проиграла. Джим Брюс не был виноват. Да, он был с Кэролайн всего одну ночь, а потом передал малаха его девушке Изабель и его младшей сестре Тами. Потом Кэролайн и Тами передали его дальше. Они пытались заразить им Мэтта, но он им не позволил.