Правда сталинских репрессий - читать онлайн книгу. Автор: Вадим Кожинов cтр.№ 81

Трудно спорить с тем, что состав самых верхних этажей власти формируется далеко не случайно. И просматривается вполне определенная «закономерность» в том, что на исходе Гражданской войны, к 1922 году, в Политбюро числился только один русский из пяти его членов, далее, за время нэпа, к 1928 году, в Политбюро, состоявшем тогда из девяти членов, осталось, напротив, только двое нерусских (Сталин и Рудзутак), а к 1931 году, в условиях "второй революции", Политбюро включало в себя пятерых русских и пятерых же нерусских… При этом — что необходимо учитывать — под «русскими» здесь и далее имеются в виду все три «ветви» восточного славянства — собственно русские, украинцы и белорусы, которые в 1920-1930-х годах совместно составляли около 80 процентов (!) населения страны.

Впрочем, еще более, пожалуй, многозначителен другой «отбор» руководящих лиц во время коллективизации. Действительной причиной, вызвавшей коллективизацию, явилась, как показано выше, фатальная нехватка товарного хлеба. Мне могут возразить, что идея «обобществления» сельского хозяйства была провозглашена намного раньше. Но одно дело — идея, и совсем иное — её практическое, и к тому же чрезвычайно поспешное, осуществление на рубеже 1920-1930-х годов. Многие идеи, заявленные в большевистской программе, никогда не реализовывались — например, идея замены армии "вооруженным народом" или идея ликвидации денег (хотя подчас, в экстремальных условиях, "социалистическая торговля" на краткий период фактически заменялась распределением) и т. д. и т. п. Практическое требование неотложной и «сплошной» коллективизации, выдвинутое летом 1928 года Сталиным, явилось неожиданностью даже для тогдашнего Политбюро…

Как уже говорилось, обоснование необходимости коллективизации тем, что нельзя «базироваться» на обобществленной промышленности и противостоящем ей «единоличном» сельском хозяйстве, представляло собой чисто идеологический аргумент, который и сформулирован-то был не сразу; вначале (в июне 1928 года) Сталин заявил только о несомненной неспособности «единоличного» крестьянства обеспечить стране даже безусловно необходимый минимум товарного хлеба. И уместно напомнить, что, например, в «социалистической» Польше 1940-1950-х годов (а также и позднее) коллективизация вообще не проводилась…

Я цитировал слова Юрия Тынянова, что-де "Сталин как автор колхозов — величайший из гениев". В действительности «автором» коллективизации был, уж если на то пошло, экономист B.C. Немчинов, показавший, что крестьяне конца 1920-х годов могут представить на рынок всего только немногим более 1/10 производимого ими хлеба (об этом шла речь выше). И создание колхозов преследовало, в сущности, одну всецело «прагматическую» цель — получить товарный хлеб.

Это со всей ясностью выразилось в самом ходе коллективизации: первоочередные и наиболее интенсивные (и наиболее агрессивные) действия власти сосредоточились на зерновых — прежде всего черноземных — регионах: Украине, южной части центра Европейской России, кубанских и донских степях, Поволжье, Западной Сибири и Казахстане.

По тогдашнему административному делению указанная территория СССР состояла из весьма крупных «единиц»: Украинской ССР, Казахской АССР (входившей в РСФСР), Северо-Кавказского края, Сибирского края, Нижне-Волжского края, Средне-Волжского края, ЦентральноЧерноземной области и Московской области, которая была в три с лишним раза крупнее нынешней и включала в себя северную часть черноземной полосы.

Накануне коллективизации во главе этих «единиц» были поставлены поляк Станислав Косиор (Украина), еврей Шая Голощекин (Казахстан), русский Андрей Андреев (Северный Кавказ), латыш Роберт Эйхе (Сибирь), русский Борис Шеболдаев (Нижняя Волга), еврей Мендл Хатаевич (Средняя Волга), литовец Юозас Варейкис (Черноземный центр) и латыш Карл Бауман (Московская область). Многозначительность этого «отбора» станет понятной, если знать, что в общем количестве членов ЦК ВКП(б) 1930 года (а все перечисленные люди были членами ЦК) поляки, прибалты — то есть фактически «иностранцы» — и евреи составляли совместно только одну четверть; между тем в когорте "главных коллективизаторов" они заняли три четверти! Словом, едва ли сей «отбор» был случайным, и суть дела здесь, надо думать, в том, что руководители «зерновых» республик, краев и областей — в отличие от лиц в центральной власти, которые спускали «указания» на места, — должны были прямо и непосредственно осуществлять разного рода беспощадные "мероприятия".

В 1996 году вышло в свет исследование Н.А. Ивницкого "Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х годов)", в котором на строго документальной основе обрисованы эти самые «мероприятия». Особенно подробны сведения о происходившем в Средне-Волжском крае:

"20 января 1930 г. бюро Средне-Волжского крайкома ВКП(б) на закрытом заседании приняло постановление "Об изъятии и выселении контрреволюционных элементов и кулачества из деревни":

1) Немедленно провести по всему краю массовую операцию по изъятию из деревни активных контрреволюционных антисоветских и террористических элементов в количестве 3000 человек. Указанную операцию закончить к 5 февраля.

2) Одновременно приступить к подготовке проведения массового выселения кулацко-белогвардейских элементов вместе с семьями, проведя эту операцию с 5 по 15 февраля.

3) Считать необходимым провести выселение кулацких хозяйств вместе с семьями в количестве до 10 000 хозяйств".

Был создан "боевой штаб" во главе с М. М. Хатаевичем, — сообщает далее Н.А. Ивницкий, — куда вошли председатель крайисполкома, крайпрокурор и представитель реввоенсовета Приволжского военного округа. Аналогичные штабы создавались в округах и районах".

Но все это показалось недостаточным, и через восемь дней, 29 января 1930 года, было признано "необходимым довести общее количество арестованных до 5 тыс. вместо ранее намеченных 3 тыс. человек, а выселенных семей — до 15 тыс. (против 10 тыс.)" (то есть всего около 100 тысяч человек (тогдашняя крестьянская семья состояла в среднем из шести человек)). При этом подчеркивалось, что "работа по изъятию путем ареста кулацких контрреволюционных элементов должна быть развернута во всех районах и округах вне зависимости от темпа коллективизации…". Кроме того, "движение в деревне за снятие колоколов и закрытие церквей должно быть охвачено партийным руководством". На следующий день, "30 января 1930 г., краевой штаб решил всю операцию по изъятию кулацкого актива закончить к 3 (! В.К.) февраля, а «тройке» при ГПУ было дано указание с 4 февраля приступить к рассмотрению дел наиболее злостных элементов, приговоры вынести и реализовать (т. е. расстрелять. — Н.И.) не позднее 10 февраля". Предусматривалось для осуществления операции привлечь и части Красной Армии: в гарнизонах выделить по 50 бойцов в полной боевой готовности, создать отряды Красной Армии в 20 населенных пунктах, где нет воинских гарнизонов" по 40 человек в каждом. Краевой штаб… вынес решение о выдаче коммунистам оружия… речь шла фактически о развязывании гражданской войны в Поволжье" (там же, с. 104–105).

Последнее умозаключение едва ли верно. Во-первых, в 1930 году — в отличие от 1918 года, когда действительно развязалась Гражданская война, — в руках крестьянства, по существу, не было никакого оружия (между тем бросавшие с весны 1917 года фронт одетые в шинели крестьяне принесли в деревню массу оружия). Во-вторых, чрезмерно агрессивные действия Хатаевича и ему подобных вскоре же были в той или иной мере пресечены центральной властью.