Правда сталинских репрессий - читать онлайн книгу. Автор: Вадим Кожинов cтр.№ 79

Невозможно переоценить тот факт, что Николай Клюев, находясь с 1934 года в предельно тяжкой и окончившейся гибелью (в октябре 1937-го) сибирской ссылке, пишет в Москву 25 октября 1935 года о своём в очередной раз оказавшемся в заключении молодом последователе: "Жалко сердечно Павла Васильева" — и тут же спрашивает; "Как поживает Осип Эмильевич? Я слышал, что будто он в Воронеже?". И через четыре месяца, 23 февраля 1936-го: "Очень меня волнует судьба Васильева, не знаете ли Вы его адреса?". И опять-таки: "Очень бы хотелось написать Осипу Эмильевичу, но его адреса я тоже не знаю" (там же, с. 191). Напомню, что Мандельштам в своей ссылке 5 августа 1935 года говорил о Павле Васильеве как об одном из трех наиболее выдающихся поэтов современности (см. выше). Стоит еще привести слова Н.Я. Мандельштам о Сергее Клычкове: "…мы всегда дружили с ним. Ему посвящена третья часть "Стихов о русской поэзии"…" (отмечу, что в наследии Мандельштама весьма немного таких посвящений, — кроме «шуточных» стихотворений, одно из которых, кстати, обращено к Павлу Васильеву).

Эти взаимоотношения Мандельштама с Клюевым, Клычковым и Павлом Васильевым с известной точки зрения неожиданны и даже странны. Ведь перечисленные три поэта в 1920-1930-х годах (а в какой-то мере это продолжается и сегодня) преподносились в качестве заведомых русских «националистов», "шовинистов" и, конечно же, «антисемитов»; достаточно упомянуть, что Сергей Клычков арестовывался по обвинению в «антисемитизме» в 1923 году, а Павел Васильев — в августе 1935 года, то есть как раз тогда, когда Осип Мандельштам говорил о нем как об одном из трех наиболее ценимых им поэтов!

В начале 1930-х годов критик О. Бескин, являвшийся, между прочим, ответственным секретарем редакции "Литературной энциклопедии", писал о поэзии Клычкова как о "националистически-шовинистической лирике". И тогда же некто С. Розенталь на страницах самой «Правды» (10 августа 1933 года) заявил, что "от образов Мандельштама пахнет… великодержавным шовинизмом".

Итак, О.Э. Мандельштам — «шовинист», и, разумеется, дело идет не об еврейском, а о русском «шовинизме». Это обвинение было выдвинуто «главной» партийной газетой, редактируемой тогда Л.З. Мехлисом, который, между прочим, до 1918 года был членом сугубо «национальной» еврейской партии "Поалей Цион" ("Рабочие Сиона")… И Розенталь, и Мехлис были по-своему «правы»: ведь «дерзнул» же Осип Эмильевич опубликовать в советской газете статью (я её только что цитировал), в которой, говоря о поэзии Клюева, выразил свое преклонение перед еще теплившейся тогда "исконной Русью", где, по его определению, "русский быт и русская мужицкая речь покоится в эллинской важности"…

В те времена (как, кстати сказать, и сегодня) каждый человек, для которого Россия представляла собой безусловную самостоятельную ценность (а не всего лишь «материал», из коего необходимо нечто "выработать"), рисковал быть «обвиненным» в «национализме», "шовинизме", «фашизме» и, разумеется, «антисемитизме». Именно в этих «преступлениях» были обвинены тогда П.А. Флоренский, А.Ф. Лосев, С.Ф. Платонов, М.М. Бахтин…

Впрочем, вроде бы в самом деле есть основания усматривать в Сергее Клычкове или Павле Васильеве «националистическую» настроенность, которая выражалась в их недовольстве засильем «чужаков» — «инородцев», "иноземцев" — и в литературе, и в жизни страны в целом. Так, арестованный Клычков признался — по всей вероятности, вполне искренне, — что власть в СССР "в моем представлении и в разговорах с окружающими рисовалась узурпатором русского народа, а руководители ВКП(б) — иноземцами, изгоняющими и принижающими русский дух".

Однако ведь с теми же основаниями можно обвинить в «национализме» Мандельштама, который в своем весьма кратком (всего 16 строк) памфлете не преминул все же «сообщить», что Сталин — «горец» и «осетин», а также заявил (о чем уже говорилось), что Бабель пишет "не по-русски"… Более того: в мандельштамовском стихотворении о Сталине, по всей вероятности, содержится бессознательная, а может быть, даже полусознательная «полемика» с известной статьей Бухарина "Злые заметки" (1927) — несмотря на то, что Николай Иванович не раз поддерживал поэта.

Бухарин в этой статье с крайней резкостью выступил против пресловутого "русского национализма". Он писал, цитируя строку второстепенного стихотворца 1920-х годов: "…"На кой же черт иные страны!" — вот один уровень "национальной гордости" мещанина. "Умом Россию не объять" (это искаженная Бухариным строка Тютчева) — вот вам другой уровень, поквалифицированнее. Некий*разговорец*(выделено мною. — В.К.) насчет «жидов» и «инородцев» — вот еще форма воспитания… Так помаленечку просовывает свои идеологические пальцы _*новая российская буржуазия*_" (выделено Бухариным)… У Мандельштама же сказано:

…где хватит на полразговорца,

Там припомнят кремлевского горца…

Будучи ознакомлен с этим стихотворением близким ему наркомвнуделом Ягодой, Бухарин, как известно, в гневе не пустил на порог жену поэта, пришедшую просить о смягчении его участи. Конечно, главное было здесь в самом факте выступления поэта против Сталина, но не исключено, что Бухарина возмутило и как бы признание законности, естественности «полразговорцев» о властвующем «инородце» в мандельштамовском стихотворении… Эта законность и естественность определялась тем, что «чужаки» в самом деле играли громадную и нередко страшную роль.

Из вышеизложенного, полагаю, вполне ясно, что и «полразговорца» 1930-х годов, и теперешний мой разговор о «чужаках» отнюдь не имеют в виду проблему так называемой «крови», то есть вообще всех людей нерусского происхождения, которые-де, заняв существенные места в русской культуре и русском бытии, в силу самой своей «нерусскости» наносят вред этой культуре и этому бытию. История Руси-России опровергает подобную "точку зрения" буквально на каждом своем шагу, ибо поистине бесчисленные люди иной «крови» играли в этой тысячелетней истории весомую и плодотворную роль. И речь идет у нас только о таких людях нерусского происхождения, которые не имеют духовной, да и просто жизненной связи с русским бытием и культурой, но в силу той или иной кризисной ситуации все же занимают эти самые существенные места. И такие люди были враждебны и Николаю Клюеву, и Осипу Мандельштаму в равной мере…

Вдова поэта в своих написанных тридцатью с лишним годами позднее воспоминаниях заметила — правда, мимоходом, не развивая тему, — что "Мандельштам, еврей и русский поэт, платил… по двойным… счетам", — то есть гонения на него были, мол, вызваны как его принадлежностью к подлинной русской поэзии, так и его еврейским происхождением. Но второе утверждение явно безосновательно, и, рассказывая о пути поэта, приведшем его к аресту в мае 1934 года, мемуаристка сама начисто опровергает это свое утверждение, ибо почти все «враги» поэта, о которых она сообщает, — евреи…

Надежда Яковлевна вспоминает, что еще в 1917 году поэт вызвал враждебное отношение к себе со стороны двух «вождей» — Каменева и (цитирую) "особенно Зиновьева. Мы это остро чувствовали, когда жили в середине двадцатых годов в Ленинграде" (там же, с. 87; Зиновьев с 1917-го до 1926 года был «хозяином» Ленинграда). Поддерживал поэта как раз русский по происхождению «вождь» — Бухарин, "который привлек на свою сторону еще и Кирова" (там же, с. 106; Киров-Костриков в 1926 году сменил Зиновьева в качестве «хозяина» Ленинграда).