Русская душа и нерусская власть - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Миронова cтр.№ 43

И даже наше русское слово честный, вроде бы происходящее от понятия честь, теснейшим образом связано именно с совестью, ибо честный, с точки зрения русского человека, и это твердят нам все русские словари, есть добросовестный человек, поступающий по совести!

Для русского богатство никогда не было самоцелью, ибо честью он сильно не дорожил, а совесть богатство отягощало. Вот отчего русские поговорки не хвалят богатства, заменяя его понятием достаток, вписывая в законы русской жизни правила: «Богатым быть трудно, а сытым не мудрено», «Будь деньги за богачом, оставался бы хлеб за нами», «Богатый совести не купит, а свою погубит». Вот почему русские так легко расставались с богатством, ведь на этом жизнь не кончалась, а совести дышалось легче: «Есть деньги, так в свайку, нет денег, так в схиму». Служение деньгам у нас, русских, всегда осуждалось:

«Не деньги нас, а мы их нажили», «Лишние деньги — лишняя забота». Трата денег не считалась у нас зазорной, ведь «ста рублей нету, а рубль не деньги», горевать о финансовых потерях у русских вообще не принято: «Деньги не голова, наживное дело».

Русской нескаредностью, щедростью, легкостью расставания с деньгами корыстно пользуются другие, рядом живущие с нами народы. Ограбление народного хозяйства России, мошенническая чубайсовская ваучерная приватизация, обесценивание рубля и акций, гайдаровское обнуление банковских счетов, дефолт 1998 года, сегодняшние нищенские пенсии и зарплаты, которые несоразмерны затраченному труду, — все эти спецоперации по изъятию у населения денежных средств оказываются безнаказанными в том числе благодаря врожденному бескорыстию русских, их неспособности отвоевывать деньги, отсуживать украденное, бунтовать из-за похищенного у них богатства. Там, где немец или француз будет кропотливо и методично засыпать суды исками о возвращении нажитого, русский брезгливо отмахнется от суеты: «деньги не голова, дело наживное».

Во Франции и Бельгии, в Германии и Великобритании многотысячные толпы выходят на улицы протестовать против повышения платы за обучение и проезд, бунтуют против урезания заработной платы, требуют справедливых расценок за произведенную продукцию. Для нашего человека это несущественный, ничтожный повод для бунта, мы, живущие по сравнению с европейцами в голимой нищете, снисходительно называем такое поведение крохоборством и скаредностью. Об этом различии точно свидетельствуют данные социологических опросов в Европе и России. В рамках исследования «Евробарометр-40: бедность и социальная эксклюзия» задавался вопрос: есть ли в вашей местности люди, оказавшиеся в состоянии бедности? В целом по Европе 34 процента респондентов ответили, что таких людей у них нет. Наилучшие показатели были в Дании и Люксембурге — 55 и 54 процента. В России же этот показатель был 4 процента! Но русские, крайняя бедность и нищета среди которых составляют по данным Института социологии РАН за 2010–2011 годы 59 процентов (Российское общество как оно есть. М., 2011 г.), не выходят на улицы и площади во имя живота, даже если он на грани жизни и смерти. Русские видят протест иначе, полагают, что вывалить на улицы и площади стоит только тогда, когда кого-то надо защитить, заступиться, если оскорбляют русские чувства и святыни, если нарушена справедливость, а выпрашивать у правительства гроши на пропитание — низкое занятие для высокой русской души. Именно поэтому у нас до сих пор нет массовых маршей пустых кастрюль, немногочисленны митинги протеста обманутых вкладчиков, дольщиков, участников финансовых пирамид. Русские могут выйти на улицы оскорбленные поруганной справедливостью, но такое чувство надо в себе осознать, накопить великую меру гнева, услышать в душе музыку бунта, и почувствовать, как она звенит в миллионах родных русских душ.

Русский народ никогда не бунтовал ради своего живота и благополучия, и причиной этого является врожденная любовь к правде, именуемая совестью, с которой плохо сопрягаются понятия богатства и наживы. Этим множество раз пользовались наши властители, не понимая, что отложенный в дальний ящик народный гнев, оскорбленность ограбленного и поруганного народа накапливаются в русской душе подобно вулканической лаве, ищущей трещины или скважины, чтобы сжечь всех обидчиков разом, но уже не за копейку или краюшку хлеба, а за поруганную справедливость — величайшую святыню русского народа.

Русская совесть, как чувство высшей правды зародившаяся в нас с языческих времен, камертоном звеневшая в наших душах во времена христианского тысячелетия, упорно сохранявшаяся в сердцах в век богоборчества, жива в нас до сих пор. Ее носители в России расцениваются как национальное достояние всеми, кто хоть в малости хранит в себе русское чувство. Мы жаждем видеть совесть в искренних писателях, в верующих священниках, в непродавшихся политиках. И свято верим, что рано или поздно в России будет совестливая власть. А во что мы верим свято, того обязательно добиваемся.

//- Своеобразие русского покаяния — //

Русское понятие о грехе, имеющее сегодня исключительно христианскую подоплеку, первоначально развивалось в языческой среде. Само слово грех происходит от глагола греть. Грехи — это деяния и поступки, которые жгли, испепеляли душу и совесть человека, вот отчего так трудно русскому человеку «взять грех на душу», ведь ее недолго тогда и вовсе сжечь. Представление о том, что вина, проступок жгут человеческую душу, свойственно не одному только русскому народу. В латинской языковой культуре грех — peccatum выводят из глагола pecco, с корнем, родственным нашему русскому глаголу печь, родившему понятие о печали, которая печет, жжет совесть.

Видимо, то, что мы понимаем под грехом в религиозном христианском смысле, как поступок, противный закону Божию, как вина перед Господом, — это вторичное значение данного слова. Первоначально, в язычестве, грех — это вина или преступление, приведшие к беде, напасти, несчастью — «грех да беда на кого не живет». За вину следовало отвечать, платить: «не бойся кнута, а бойся греха», «чья душа в грехе, та и в ответе». Такая расплата с языческих времен у славян именовалась покаянием.

Славянский христианский термин покаяние имеет новозаветное греческое соответствие metanoja, что в греческом буквально означает перемена мышления, духовный переворот. В русском же языке идея слова покаяние совершенно иная. Индоевропейский корень koj/kaj отражал физические и нравственные перемены в человеческом существе, и это было не только состояние перехода от сна к бодрствованию, выраженное в словах покой-почить, но и все преображения, переживания человеческой души также рассматривались в языке как переход — от горя к утешению, от тревоги к успокоению, от погибели к спасению, от беды к радости. Эти состояния переходов выражены в русских поговорках «Не было бы счастья, да несчастье помогло», «Нет худа без добра».

В русском языке до принятия нами христианства подобные трансформации душевных состояний отражались в словах покаяние, каяться, окаянный. Славянский корень kai в таких словах выражал понятия, под которыми славянское языческое племя, род, семья разумели очищение члена племени, рода или семьи от нравственного груза совершенного им преступления — от греха. Глаголы с корнем kai- описывали ритуальные действия, совершаемые над преступником. Грешника окаивали — обвиняли в совершенном преступлении, оглашали его прилюдно, затем его прикаивали — принуждали к ритуалу покаяния, сам ритуал покаяния, вероятно, включал исповедь о совершенном зле, прошение о прощении и наказание. Так преступник раскаивался, очищался от лежавшей на его совести вины. Сохранившиеся в русском языке слова отражали древний ритуал или каятины: каета — это порядок ритуальных действий, кая или кайка — оглашение перед народом своей вины, кайна или цена — принесение провинившимся выкупа за совершенное зло, каязнь или казнь — кара за преступление. Существующие у нас в языке слова окаянный и неприкаянный как нельзя лучше свидетельствуют о дохристианских ритуалах, через которые проводили окаянных, то есть оглашенных преступниками, и неприкаянных, то есть преступников, избегших ритуала покаяния, но мучимых совестью. Вот откуда древнее выражение «ходить как неприкаянный», оно свидетельствует о том, что издревле не покаявшийся русский человек не находит себе места, мучимый угрызениями совести, ибо совесть без зубов, а загрызет.