Русская душа и нерусская власть - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Миронова cтр.№ 40

//- Языческий прообраз христианского рая — //

Ныне лингвистикой доказаны языческие истоки слова рай. Христианское понимание его — место загробного пребывания душ праведников — не было первоначальным значением этого слова. Академик О.Н. Трубачев установил родство слова рай со славянскими корнями слов рой и река, имевшими общий корень рой-/рей-/рай-. Слово рай исконно связано с проточной водой, с рекой, образующей преграду, которой в языческих представлениях отделяется мир мертвых от мира живых. Рай буквально означает «заречный». Сама река у славян, как, впрочем, у многих других народов, представляется не только водной артерией земли, но и путем в иной мир или границей между двумя мирами, разделяющей мертвых и живых.

Эти древние языческие представления довольно стойко сохранялись в поверьях русского народа. Во Владимирской губернии люди говорили, что умерший грудной ребенок три дня тоскует по матери, а потом ангелы несут его на «забытную реку» и дают испить ее воды, после чего младенец забывает о матери. В понимании русских на Вологодчине этот свет отделен от другого «Забыть-рекой», перейдя через которую на сороковой день после смерти, человек забывал все, что с ним было на земле.

Слово рай известен в русском языке и в иных огласовках — вырей, ирий, вырай, именно в сказочный вырей, согласно архаичным славянским представлениям, улетают зимовать птицы, путь же их пролегает через реку, омут или водоворот.

Связь загробного мира с образом реки и заречного пространства наблюдается у многих древних народов. Река Стикс и перевозчик через нее душ умерших Харон в древнегреческой мифологии, египетский бог Озирис, путь умершего человека к которому следовал по водной глади на погребальной лодке, индийский обычай кремации умершего и последующее развеивание его праха над рекой — все это «заречные» представления о царстве мертвых. Такие далекие друг от друга народы, как майори и кельты, одинаково мыслили царство мертвых находящимся под водой. Древние славяне не были исключением. Русские летописи донесли до нас обычай хоронить покойника в лодке, которая стала прообразом гроба, самого же умершего в русских народных говорах до сих пор именуют райник. Кстати, слово радуга, чаще всего встречающаяся в русском языке в огласовке райдуга, указывает на ее связь с заречным раем: загадочность игры радужных цветов и явление радуги именно над рекой навевали образ светлой заречной страны без страданий и болезней. Русское выражение «потусторонний мир» отчетливо указывает на представление о пребывании душ умерших — не вверху или внизу по отношению к живущим, а по ту сторону, через речную границу.

Если реконструировать, как понятие рай превратилось в часть языческого мировоззрения славян, то сначала это было видение рая, как места, находящегося где-то за рекой. Именно там находился потусторонний мир, оттуда являлась людям загадочная райдуга. Со словом рай было соотнесено в сознании язычников местопребывание душ усопших предков и возникли обряды погребения или трупосожжения в лодке, связанные с заречным представлением о посмертном обитании умерших. В этом виде понятие о рае тысячелетиями укоренялось в сознании славян-язычников. Заметим, что в языческий рай переселялись все умершие. В мировоззрении славян не существовало посмертного разграничения. Все уходили на тот свет, все имели равную участь, на что указывало выражение тот свет — мир, куда попадают все умершие. Христианское мировоззрение — иное, в нем нераскаянные грешники и добрые христиане имеют разную посмертную судьбу. Христианским миссионерам требовалось наиболее доступно объяснить это новокрещеным славянам. Вот тогда-то и пригодилось привычное и понятное слово рай, которое обнимало собой у язычников весь тот свет, а у христиан стало обозначением места лишь для душ спасенных христиан. Грешным же уготован ад — слово заимствованное из греческого языка и означает «пропасть». Обратим же внимание: христианские просветители славян не оборвали преемственности между крещеными славянами и их язычниками-предками. Закрепив слово рай в славянском христианском богословии и удержав за ним значение места вечного блаженства, миссионеры сохранили у славян убеждение, что души их языческих отцов и дедов спасены и обитают в раю.

Совсем иначе сложились христианские представления о загробном мире у большинства неславянских языческих народов Европы в их языках. Латинское infernum и его переогласовка во всех романских языках, а также немецкое holle, английское hell, — все эти наименования языческого мира мертвых исконно обозначали «нижний, пещерный мир», «пропасть» и были приспособлены миссионерами для именования ада при крещении европейцев. На Западе народными и сугубо языческими были как раз названия ада, преисподней. Понятие и название paradise «рай», заимствованное из греческого языка и укоренилось лишь вместе с христианством. То есть на Западе миссионерство загоняло предков языческих народов в преисподнюю, четко разграничивая посмертную судьбу христиан и язычников. В этом коренится последующее глубокое различие между светлостью и свободным оптимизмом Православной Веры и сумрачным аскетизмом, дисциплинарной строгостью католичества. Русское Православие донесло до нас всеобщую надежду на спасение, основанную на мироощущении наших языческих предков, не боявшихся посмертного возмездия и смело смотревших смерти в лицо.

Христианский рай — продолжение славянского языческого рая, в представление о котором христианские миссионеры внесли мировоззренческие изменения. Но, что очень важно подчеркнуть, изменения не разрывали преемственности новообращенных христиан славянского рода со своими язычниками-предками, давали надежду на непременную встречу с ними в раю, а, следовательно, один из важнейших древних народных устоев — культ предков — сохранялся нерушимо и даже принес с собой в христианство такие языческие празднования, как Радоницу, день поминовения усопших на Светлой неделе (слово это звучало в древности как Райдоница), и родительские дни, когда христианам полагается ходить на могилы предков, поминать их в храмах и за трапезой.

Мироощущение, в котором рай представлялся естественным завершением земной жизни человека, непременно светлое, потому и характер русского народа, уповавшего на благой исход своего бытия, неунывающий, терпеливо стойкий, как бы ни были трудны перипетии русской истории. Нам свойственно верить, что, не узнав горя, не узнаешь и радости, что все перемелется — мука будет, и что хорошего — понемножку. Не случайно формулой нашей стойкости стало упорное и одновременно насмешливое ничего! Этим словом, как колом или дубиной, мы отмахиваемся от всякой напасти: болезнь ли одолела — ничего! перетерпим, враг ли подступил — ничего! отобьемся, друг ли предал — ничего! переможем. Мы детей своих, когда упадут и расшибутся, успокаиваем все тем же — ничего, пройдет. Мы в ответ на всякое участливое отношение к нашему горю, чтобы не раскваситься, не расклеиться в жалости к себе, отвечаем: «Да ничего! Переживем!» Этим поражающим всякого нерусского человека, бессмысленным на первый взгляд ничего! а еще залихватскими ништо! ништяк! ничо! мы смеемся над горькой судьбиной, превозмогаем, стиснув зубы, беду, сами себя убеждаем в пустячности боли, в преодолении горя, в неизбежности победы. Удалое русское ничего! во все времена делало нас самым терпеливым, самым стойким, а потому непобедимым народом, ведающим искони, что за нашу стойкость, упорство и терпение нас непременно ожидает светлый рай. Вот россыпь поговорок, приучающих русского человека не бояться смерти: «Живи не тужи, помрешь не заплачешь». «Жить надейся, а умирать готовься». «Не на живот рождаемся, а на смерть. Умел пожить, умей и умереть».