Особую пикантность вызывали «нападки» Ельцина на супругу Горбачева — Раису Максимовну, которые звучали так:
— Очень трудно работать, когда вместо конкретной дружеской помощи получаешь только одни нагоняи и грубые разносы. В этой связи, товарищи, я вынужден был просить Политбюро оградить меня от мелочной опеки Раисы Максимовны и от ее почти ежедневных телефонных звонков и нотаций. Дискуссий чересчур много, товарищи, а дело стоит. Простому человеку от наших дискуссий никакой пользы. Число бюрократов в большинстве ведомств не уменьшилось. В торговле положение не исправляется. Пора власть употребить. Мы слишком много приятных слов говорим о Михаиле Сергеевиче, а нам следует требовать от него больше.
Разумеется, Ельцин с трибуны Октябрьского пленума ничего подобного не говорил, а его «нападки» на Лигачева заключались всего лишь в двух фразах: первая — «Я должен сказать, что после этого (июньского Пленума ЦК партии. — А. К.), хотя и прошло пять месяцев, ничего не изменилось с точки зрения стиля работы Секретаря Центрального Комитета партии, стиля работы товарища Лигачева». И вторая, в заключительной части выступления: «Видимо, и опыт и другие (причины. — А. К.), может быть, и отсутствие некоторой поддержки со стороны, особенно товарища Лигачева, я бы подчеркнул, привели меня к мысли, что я перед вами должен поставить вопрос об освобождении меня от должности, обязанностей кандидата в члены Политбюро».
Если сопоставить эти два фрагмента из речи Ельцина, где упомянут Лигачев, с его действительными упреками в адрес стиля работы последнего в письме-заявлении Ельцина Горбачеву, то это просто легкая дружеская критика, не более. Или, как говорят в Одессе, — две большие разницы.
Тем не менее легенда об историческом выступлении Ельцина с вышеупомянутыми фрагментами относительно критики в адрес Лигачева и Раисы Максимовны ширилась, обрастала все более «точными» подробностями, стала предметом «исследований» зарубежных советологов.
В частности, вышеприведенные фрагменты взяты из книги Гарри Табачника «Последние хозяева Кремля»
[193]
.
Книга Г. Табачника впервые на русском языке была опубликована в 1990 году, но, как видим, при ее втором издании — «дополненном и обновленном» вышеприведенные нелепости сохранились, и это говорит о том, что подлинное содержание речи Ельцина за океан еще не дошло (хотя это сомнительно, поскольку речь была опубликована через два года).
Так о чем же эта речь? Ниже приводится стенографическая запись выступления Ельцина, опубликованная в журнале «Известия ЦК КПСС» (№2, 1989г.).
Из стенограммы Пленума ЦК КПСС 21 октября 1987 г.
«Ельцин: Доклады, и сегодняшний и на семидесятилетие, проекты докладов обсуждались на Политбюро и с учетом того, что я тоже вносил предложения, часть из них учтена, поэтому у меня нет сегодня замечаний по докладу, и я его полностью поддерживаю.
Тем не менее я хотел бы высказать ряд вопросов, которые у меня лично накопились за время работы в составе Политбюро.
Полностью соглашусь с тем, что сейчас очень большие трудности в перестройке, и на каждого из нас ложиться большая ответственность и большая обязанность.
Я бы считал, что прежде всего нужно было бы перестраивать работу именно партийных комитетов, партии в целом, начиная с Секретарей ЦК, стиля работы т. Лигачева.
То, что сегодня здесь говорилось, Михаил Сергеевич говорил, что недопустимы различного вида разносы, накачки на всех уровнях, это касается хозяйственных органов, любых других, допускается именно на этом уровне, это в то время, когда партия сейчас должна как раз взять именно революционный путь и действовать по-революционному. Такого революционного напора, я бы сказал, партийного товарищества по отношению к партийным комитетам на местах, ко многим товарищам не чувствуется. Мне бы казалось, что надо: делай уроки из прошлого, действительно сегодня заглядывай в те белые пятна истории, о которых сегодня говорил Михаил Сергеевич, — надо, прежде всего, делая выводы на сегодняшний день, делать вводы в завтрашнее. Что же нам делать? Как исправлять, как не допустить то, что было? А ведь тогда просто дискредитировались ленинские нормы нашей жизни, и это привело к тому, что они потом, впоследствии, ленинские нормы, были просто в большей степени исключены из норм поведения жизни нашей партии.
Я думаю, что то, что было сказано на съезде в отношении перестройки за 2 — 3 года — 2 года прошло или почти проходит. Сейчас снова указывается на то, что опять 2 — 3 года, — это очень дезориентирует людей, дезориентирует партию, дезориентирует все массы, поскольку мы, зная настроения людей, сейчас чувствуем волнообразный характер отношений к перестройке. Сначала был сильнейший энтузиазм — подъем. И он все время шел на высоком накале и высоком подъеме, включая январский Пленум ЦК КПСС. Затем, после июньского Пленума ЦК, стала вера как-то падать у людей, и это нас очень и очень беспокоит, конечно, в том дело, что два эти года были затрачены на разработку в основном всех этих документов, которые не дошли до людей, конечно, и обеспокоили, что они реально за это время и не получили.
Поэтому мне бы казалось, что надо на этот раз подойти, может быть, более осторожно к срокам провозглашения и реальных сроков перестройки в следующее два года. Она нам дастся очень и очень, конечно, тяжело, мы это понимаем, и даже если сейчас очень сильно — а это необходимо — революционизировать действия партии, именно партии, партийных комитетов, то это все равно не два года. И мы через 2 года перед людьми можем оказаться, ну, я бы сказал, с пониженным авторитетом партии в целом.
Я должен сказать, что призыв все время принимать поменьше документов и при этом принимать их постоянно больше — он начинает уже просто вызывать и на местах некоторое отношение к этим постановлениям, я бы сказал, просто поверхностное, что ли, и какое-то неверие в эти постановления. Они идут одно за другим. Мы призываем друг друга уменьшать институты, которые бездельничают, но я должен сказать на примере Москвы, что год тому назад был 1041 институт, после того как, благодаря огромным усилиям, Госкомитетом ликвидировали 7, их стало не 1041, а 1087, за это время были приняты постановления по созданию институтов в Москве. Это, конечно, противоречит и линии партии, и решениям съезда, тем призывам, которые у нас есть.
Я думаю еще об одном вопросе, но здесь Пленум, члены Центрального Комитета партии, самый доверительный и самый откровенный состав, перед кем и можно, и нужно сказать все то, что есть на душе, что есть и в сердце,, и как у коммуниста.
Я должен сказать, что уроки, которые прошли за 70 лет, — тяжелые уроки, были победы, о чем было сказано Михаилом Сергеевичем, но были и уроки. Уроки тяжелых, тяжелых поражений. Поражения эти складывались постепенно, они складывались благодаря тому, что не было коллегиальности, благодаря тому, что были группы, благодаря тому, что была власть партийная отдана в одни-единственные руки, благодаря тому, что он, один человек, был огражден абсолютно от всякой критики.