Заговор Горбачева и Ельцина. Кто стоял за хозяевами Кремля? - читать онлайн книгу. Автор: Александр Костин cтр.№ 49

Или другой случай использования Ельциным чисто театрального приема для своей популяризации, который он использовал многократно еще в Свердловске, например, при встрече с жителями одного из районов города, где не было колхозного рынка. Свидетельствует Юрий Прокофьев:

«Был такой случай. Борис Николаевич обещал посетить предприятия торговли и общественного питания. Есть на Профсоюзной улице ряд домов Совмина, которые в народе метко окрестили «Царским селом» или «Ондатровым заповедником». А рядом стояли первые пятиэтажки, которые стали ветхими пришли в негодность. И вот во дворе одной из этих пятиэтажек открыли кооперативное кафе. К приезду Ельцина там все вымыли, вычистили, поставили кругом охрану, ГАИ. Жители пятиэтажек поняли, что приедет какой-то большой начальник.

Когда Ельцин подъехал, его, вместо осмотра этого кафе, буквально схватили за полу пиджака и повели по подвалам, чердакам и квартирам, где жить уже было невозможно.

Как Ельцин обыграл этот факт? Всю ночь они вместе с Полтораниным писали статью в «Московскую правду». Она была опубликована на следующий день. Смысл статьи был такой: какой замечательный у нас первый секретарь горкома партии! Он не побоялся приехать в район пятиэтажек, он прошел с жителями по чердакам и подвалам. То есть довольно-таки неловкую ситуацию превратили в победу. И тут же раздавались наказания — снимались с работы, и тут же намечались планы. Большой такой разворот был с восхвалениями Ельцину за эту поездку. Но я ведь точно знал, что планировалась не экскурсия по пятиэтажкам, а осмотр кооперативного кафе! ..» [171]

Работая бок о бок с Ельциным Ю. Прокофьев все больше убеждался, что Ельцин: «…не созидатель, а человек, который все разрушает только для того, чтобы самому возвыситься над теми, кого он принижает, ставит на колени. И он все время находился в состоянии борьбы…

Например, назначил он одного человека начальником главного управления торговли и на заседании партийной группы Моссовета предложил: в течение двух недель наладить торговлю в Москве. Проголосовали, хотя каждому было ясно, что за такой срок эта работа не выполнима.

Через две недели, естественно, положение дел оставалось прежним. Бюро горкома принимает постановление о снятии этого человека с работы как «не справившегося» и как «не оправдавшего доверия партийной группы Моссовета». Все это печатается крупном шрифтом в «Московской правде», и население воспринимает это как борьбу Ельцина за его интересы.

В экономике Ельцин совершенно не разбирался. Цифры он хорошо знал, а в экономических процессах разбирался слабо, даже не на уровне первокурсника. Знал, может быть, производительность труда, но не больше. Ведь у нас была командно-административная система, и зачастую главным становилось выполнение плана любой ценой. А это осуществлялось давлением на людей командными методами. Экономические знания особенно и не требовались» [172] .

Ельцину мало было просто снять с должности человека, жертву требовалось непременно «распять», и на его примере преподать урок другим.

Александр Коржаков, пришедший в охрану первого секретаря Московского горкома, вспоминает:

«Один раз я присутствовал на бюро горкома, и мне было неловко слушать, как Борис Николаевич, отчитывая провинившегося руководителя за плохую работу, унижал при этом его человеческое достоинство. Ругал и прекрасно понимал, что униженный ответить на равных ему не может» [173] .

Вот из-за этих унижений столичная элита и не принимала Ельцина. Если бы он просто снимал людей — за конкретные провалы и ошибки — к этому можно было б еще приноровиться.

В конце концов, исстари власть в России держится на страхе, а где страх — там и уважение.

Но Ельцин не желал разводить антимонии. Он не любил, презирал аппарат и брезгливости своей не думал даже скрывать.

Первый секретарь относился к чиновникам, точно какой-нибудь гауляйтор к белорусским крестьянам. Он измывался над ними, форменным образом глумился, постоянно выдумывая новые издевательства.

Свидетельствует А. Коржаков: «Об издевательствах над людьми: Ельцин неоднократно мне хвалился, что может целый день не ходить, извините уж, в туалет. Ему доставляло удовольствие проводить многочасовые совещания — иной раз доходило до пяти часов — и наблюдать, как подчиненные мучаются: он-то был еще молодой, а большинству — далеко за пятьдесят» [174] .

Жесткий, если не сказать больше, жестокий стиль работы Ельцина с подчиненными ему кадрами, выдержать могли не все. Как когда-то в Свердловске, начались эпидемии инфарктов и инсультов. Некоторые пытались покончить жизнь самоубийством. Так, первый секретарь Перовского райкома партии Аверченко выбросился с четвертого этажа, но, к счастью, уцелел. А вот первый секретарь Киевского райкома Коровицын разбился насмерть, выбросившись из окна седьмого этажа.

Избиение партийных кадров потом не раз будут ставить Ельцину в вину, особенно гибель Коровицина.

По существу, это было тяжкое уголовное преступление, совершенное Ельциным, которое квалифицируется ст. 110 УК Российской Федерации как «Доведение до самоубийства»: «Доведение лица до самоубийства или до покушения на самоубийство путем угроз, жестокого обращения или систематического унижения человеческого достоинства потерпевшего — наказывается ограничением свободы на срок до трех лет, или лишением свободы на срок до пяти лет».

На воре и шапка горит. И вот в своей «Исповеди…» он, пространно рассуждая, пытается оправдать свои методы глумления над подчиненными:

«Когда впоследствии меня критиковали за то, что я жестоко отнесся к первым секретарям, снимая их с постов направо и налево, я проанализировал эту ситуацию, и выяснилось, что при мне сменилось 60 процентов первых секретарей районных комитетов партии. А при Михаиле Сергеевиче Горбачеве — 66 процентов первых секретарей обкомов партии. Так что мы с товарищем Горбачевым могли бы в этом отношении поспорить, кто из нас перегнул палку в вопросе кадров.

Но все дело в том, что и для него, и для меня иного выхода не было, кроме как менять тех, кто стал тормозом процесса перестройки. Эти люди были пропитаны застоем, они воспринимали власть только лишь как средство достижения собственного благосостояния и величия. Князьки районного значения. Ну, разве можно было их оставлять на своих местах? Оказывается, нужно было оставлять, во всяком случае, мою политику обновления кадров затем сурово заклеймили.

Тяжелое впечатление на меня произвел трагический случай с бывшим первым секретарем Киевского райкома партии. Он покончил с собой, выбросившись с седьмого этажа. В тот момент он не работал в райкоме уже полгода, перешел в Минцветмет заместителем начальника управления кадров, обстановка там вроде была нормальная. И вдруг совершенно неожиданно — такой страшный поворот. Кто-то ему позвонил, и он выбросился из окна. Позже, когда меня принялись травить, этот трагический случай кое-кто попытался использовать в своих целях, заявив, что человек покончил с собой из-за того, что я снял его с должности первого секретаря райкома партии. Даже легенда была сочинена, будто он вышел с обсуждения на бюро и выбросился из окна. Это была абсолютная ложь. Но больше всего меня поразило то, что люди даже смерть человека пытаются использовать как козырную карту» [175] .