– Вырывай!
Я тщательно поискал, нашел седой волос, ухватился за него, с силой выдернул. Сначала поднес к своим глазам, посмотрел: да, действительно, я не ошибся; потом поднес к лицу Мао Цзэдуна, попросил его взглянуть.
[…]
6. Приходилось ли тебе видеть, как Мао Цзэдун сердился?
[…] 1 июля 1948 года Ван Мин пришел к Мао Цзэдуну. Это было как раз в то время, когда я был на дежурстве.
Ван Мин был человеком невысокого роста с квадратным лицом и очень белой кожей. Я встретил и остановил Ван Мина у дверей во двор, спросил, по какому делу? Он сказал: «Я хочу увидеться с председателем». В тот момент у Мао Цзэдуна не было особых больших неотложных дел, поэтому я кивнул: «Прошу пройти за мной».
Я был вежлив с Ван Мином, но не питал к нему горячих чувств.
Мао Цзэдун говорил мне: «Этот человек в прошлом хотел лишить меня жизни!»
В этот момент Мао Цзэдун читал документы; услышав шум и движение, он поднял голову, увидел Ван Мина и встал из-за письменного стола, обошел стол и пожал Ван Мину руку, предложил Ван Мину сесть в кресло, сам сел в кресло-качалку. Мао Цзэдун с близкими соратниками общался совершенно запросто, без всяких церемоний. Например, когда Чжу Дэ, Чжоу Эньлай, Пэн Дэхуай – вот эти товарищи, да еще Линь Бяо, – приходили к нему, а он лежал на кровати и работал, он мог продолжать работать лежа; просто они обменивались приветствиями и на этом все церемонии заканчивались. И только по отношению к людям далеким он делал все эти вежливые и церемонные жесты.
После того как они обменялись холодными приветствиями, я вышел, чтобы приготовить чай. Когда я вошел с чаем, то услышал, как Ван Мин говорил: «Решение по некоторым вопросам истории я все же никак не могу взять в толк. Некоторые соображения я все же хочу представить ЦК, я хотел бы с тобой поговорить…»
На лице Мао Цзэдуна не было улыбки; он строго и сурово внимательно слушал. Я понял, что обстановка не подходит для того, чтобы я там оставался; я поставил чай и потихоньку удалился.
Вскоре после того как я вернулся в комнату для дежурных, голоса собеседников начали становиться все громче и громче. И наконец, переросли в ссору. Я выбежал из дежурки послушать. Дискуссия шла по вопросу о решении относительно некоторых вопросов истории.
Говорили о многих людях и фактах, затрагивались даже СССР и Коминтерн. Мао Цзэдун с тяжелым хунаньским акцентом произнес фразу, которую я очень хорошо запомнил: «Значит, даже сейчас ты все еще не можешь взять в толк, так? А ведь в настоящее время мы уже скоро победим, и ты ничего не хочешь пересмотреть?»
В это время Цзян Цин была секретарем Мао Цзэдуна по административным вопросам. Я поспешил в комнату Цзян Цин и доложил ей о происходящем, а также предложил: «А может быть, пригласить зампреда Чжоу?» Цзян Цин сказала: «Ну что же, позови Эньлая, пусть послушает».
Я пригласил Чжоу Эньлая и сам вслед за ним, крадучись потихоньку, подошел к окну; услышав только две первых фразы, он повернулся ко мне, махнул рукой и показал взглядом: уходи ты, уходи, не надо здесь слушать. Я удалился на цыпочках.
Чжоу Эньлай, наклонившись к окну, тихо стоял и слушал, время от времени поводил шеей. Затем ссора начала утихать; судя по интонации, Ван Мин собрался уходить. Чжоу Эньлай бесшумно и быстро отошел от окна и скрылся. Вскоре после того как Ван Мин с ледяным выражением лица ушел, Чжоу Эньлай вошел в кабинет Мао Цзэдуна.
[…] 25 марта 1949 года Мао Цзэдун въехал в город. Из уезда Чжосянь на поезде он переехал в Бэйпин на железнодорожную станцию Цинхуаюань (студенческий городок Университета Цинхуа. – Прим. пер.). Когда поезд пересекал городскую стену Бэйпина, Мао Цзэдун с безграничной горечью сказал: «Как раз ровно 30 лет прошло! В то время с той целью, чтобы найти ту самую истину, на основе которой оказалось бы возможным спасение государства, спасение народа, нации, я после скитаний и там и сям приехал в Бэйпин. Ну что же, не зря; пришлось пострадать, хлебнуть горя; но в то же время я встретил большого хорошего человека; я имею в виду именно товарища Ли Дачжао. Вот он мой настоящий хороший учитель; без его указаний и помощи не знаю, где бы я сегодня был!..»
[…] На железнодорожной станции Цинхуаюань мы не стали отдыхать, а пересели в автомашины и поехали в парк Ихэюань.
Мы слыхали, что в Ихэюане (летнем императорском дворце-парке под Пекином. – Прим. пер.) вообще-то жили какие-то монахи и обслуживающий персонал. Когда я, следуя за Мао Цзэдуном, прибыл в Ихэюань, то внутри парка было уже пусто, не было даже тени человека. Всех людей подчистую выселил социальный отдел под руководством Ли Кэнуна. Товарищ Ли Кэнун рассматривал вопросы с точки зрения обеспечения безопасности; Бэйпин был только что освобожден, затаившихся агентов Гоминьдана было очень много; творилась просто вакханалия подрывных актов, тайных убийств, а потому нельзя было не принимать строжайших мер безопасности. Однако в ситуации, когда выгнали всех людей, оказалось, что по прибытии туда Мао Цзэдуна понадобилась вода, а ее не было, стали искать еду, а еды тоже не было. Во второй половине дня надо было еще отправиться на аэродром Сиюань на церемонию по случаю вступления в город; Мао Цзэдун рассердился:
– Что это вы тут вытворяете? Чем здесь занимались те, кто прибыл раньше?
Товарищи из социального отдела объяснили, что людей выселили исходя из соображений безопасности.
Мао Цзэдун, повысив голос, на это сказал:
– То, что вы говорите, это одна только вонь! Это же идиотизм. Ведь если вы просто спустите всю воду из бассейна, осушите его, то о какой безопасности для рыбы можно говорить? Ведь вам остается в этой ситуации только подохнуть в полной безопасности, сдохнуть тут от голода!
Мао Цзэдун говорил правду. Товарищи из социального отдела решили вопросы, только обратившись снова к людям. Они помчались в харчевни, расположенные за стенами Ихэюаня, и купили там рис, три блюда и суп.
Мао Цзэдун вооружился палочками и сказал мне:
– На церемонию вступления в город ты со мной не поедешь. Отправляйся в горы Сяншань и создавай там станцию передового базирования; помоги мне устроить все как надо, решить вопросы питания и жилья. И не бери пример с них, не учись делать такие глупости.
7. Что нравилось Мао Цзэдуну больше всего и что вызывало у него наибольшее отвращение?
Не надо бы говорить такие слова, как «больше всего». Если так ставить вопрос, то я не смогу на него ответить!
Мао Цзэдуну нравилось бросать вызов и отвечать на вызов, ему нравилось читать, нравилось учиться, ему нравилось плавать, он любил пекинскую оперу; все это общеизвестно. Я бы добавил к этому еще одно: Мао Цзэдун любил снег.
[…] А я скажу, что у Мао Цзэдуна наибольшую неприязнь вызывали деньги. Мао Цзэдун в прошлом пожимал руку Чан Кайши, но Мао Цзэдун никогда не прикасался к деньгам.
Мао Цзэдун не прикасался к деньгам в Яньани; он не прикасался к деньгам в северной части провинции Шэньси; он тем более не прикасался к деньгам после вступления в города.