Великий Мао. "Гений и злодейство" - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Галенович cтр.№ 232

Однако случилось так, что, как только Мао Цзэдун упомянул имя Чан Кайши, в глазах Сталина промелькнул огонек, он обратился к Чэнь Бода: «Кстати, я читал книгу товарища Чэнь Бода «Чан Кайши – общий враг китайского народа».

На Чэнь Бода эти слова Сталина, само обращение Сталина к нему произвели столь сильное впечатление, что он тут же оживился. В свое время Чэнь Бода учился в СССР и овладел русским языком. Поэтому, не дожидаясь окончания перевода высказывания Сталина на китайский язык для Мао Цзэдуна, Чэнь Бода уже закивал и начал поддакивать Сталину.

Чэнь Бода настолько забылся, что невольно стал тянуть одеяло на себя, ощутил себя в центре беседы.

А ведь, по сути дела, деталь, которая привлекла внимание Сталина, не принадлежала перу Чэнь Бода, так как он просто имел в виду случай, о котором рассказал в своих воспоминаниях Рузвельт-младший.

Сын президента США Франклина Делано Рузвельта, сопровождавший отца во время Каирской конференции 1943 г., описывал действительно имевший место случай. Во время Каирской конференции Чан Кайши с супругой устроили коктейль.

Резиденция Чан Кайши находилась на расстоянии около одного километра от резиденции Рузвельта. По поручению отца Рузвельт-младший должен был представлять его на этом коктейле. Когда Рузвельт-младший вошел в резиденцию Чан Кайши, жена Чан Кайши мадам Сун Мэйлин буквально вцепилась в него, усадила на стул рядом с собой и на протяжении получаса искусно вела беседу, во всем соглашаясь с гостем, поглаживая его по колену и стреляя глазками. Рузвельт-младший вспоминал, что он тогда в полной мере ощутил ее очарование как женщины и ее привлекательность, особенно для мужчин.

Именно этот случай и вызвал живой интерес у Сталина.

Он на некоторое время переключил свое внимание с Мао Цзэдуна на Чэнь Бода и, улыбаясь, сказал: «В вашей книге содержится весьма, весьма интересная история о Сун Мэйлин и Рузвельте-младшем!». [342]

Невольно Чэнь Бода стал центром разговора, а Мао Цзэдун оказался несколько в стороне.

Это не вызвало особой радости у Мао Цзэдуна, который пристально посмотрел на своего секретаря.

Сталин же воодушевился, разговорился и вдруг поднял бокал с вином, встал, подошел к Чэнь Бода и предложил тост: «За китайского ученого, историка и философа товарища Чэнь Бода!»

Чэнь Бода это настолько потрясло, что он даже перестал как обычно заикаться, поспешно поднял бокал и сказал, кивая и обращаясь к Сталину: «За здоровье самого выдающегося в мире историка и философа товарища Сталина!». [343]

Мао Цзэдун был в полном изумлении. Чэнь Бода к тому времени уже довольно давно работал при нем. Он всегда держался скромно, был честен и не гнался за славой. Даже черновики проектов документов, которые он готовил для Мао Цзэдуна, Чэнь Бода после их использования никогда не сохранял, а при встречах и беседах с другими людьми всегда подчеркивал, что все идеи, высказывавшиеся Мао Цзэдуном, все его статьи принадлежат лично Мао Цзэдуну. Однако в присутствии Сталина он потерял самообладание, забыл даже о том, что сидит рядом с Мао Цзэдуном, сам заговорил со Сталиным об истории и философии, да еще и выпил со Сталиным, обменявшись с ним тостами.

В ходе беседы создалась весьма необычная ситуация. Мао Цзэдун налился гневом, но в присутствии Сталина сдержался. Ему представлялось чудовищным, что кто-то осмелился оказаться в центре беседы на высшем уровне. Причем это был человек из его команды, Мао Цзэдун тогда, очевидно, с еще большей силой ощутил, какой магией личного воздействия обладал Сталин, как слабы оказывались многие китайцы при беседах с ним; это тем более укрепило Мао Цзэдуна в решимости отстаивать свою самостоятельность в беседах со Сталиным и в практических действиях. Очевидно, Мао Цзэдун решил также испытать Чэнь Бода, поставив его в положение, когда он будет вынужден говорить советским партнерам неприятные для них вещи.

Более всего Мао Цзэдун был возмущен и раздосадован тем, что эпизод с Чэнь Бода помешал ему в полной мере развернуть свою аргументацию и выполнить план беседы со Сталиным, который Мао Цзэдун наметил заранее.

Чэнь Бода же даже после окончания беседы и возвращения в резиденцию делегации, в отведенную ему комнату, находился на вершине блаженства. Он переживал свой триумф: его похвалил сам Сталин. В этот момент раздался стук в дверь, и Чэнь Бода передали записку Мао Цзэдуна: «Ты не будешь присутствовать при следующей беседе!»

Чэнь Бода был поражен как громом, у него искры посыпались из глаз, и он рухнул на кровать.

На этом злоключения Чэнь Бода не кончились.

Спустя несколько дней Мао Цзэдуну потребовалось составить проект документа. Он послал за Чэнь Бода, но оказалось, что того нет на месте.

Секретарь по секретному делопроизводству Е Цзылун доложил Мао Цзэдуну, что Чэнь Бода переехал в посольство.

Мао Цзэдун никак не мог успокоиться: «Как это он переехал? Зачем он уехал в посольство?. Он мой секретарь, здесь его место работы, подле меня! Почему он мне ничего не сказал прежде, чем перебраться в посольство?»

Мао Цзэдун приказал вернуть Чэнь Бода из посольства.

Его немедленно доставили. Чэнь Бода повинился перед Мао Цзэдуном. Оказалось, что у Чэнь Бода в Москве учился сын, которому было 16 лет и с которым Чэнь Бода не виделся много лет; вот он и решил провести с сыном в посольстве несколько дней…

Мао Цзэдун никак не утихал: «А почему ты переехал, не получив моего согласия? Где у тебя, в конце-то концов, место работы? Да ты понимаешь, что такое дисциплина?»

Увидев Мао Цзэдуна в гневе, Чэнь Бода понял, что дело серьезное, результаты его могут быть непредсказуемыми. Чэнь Бода опустил голову и начал каяться во всех смертных грехах. Обещал, что такое больше никогда не повторится.

Мао Цзэдун любил, чтобы люди каялись перед ним в ошибках. Тогда он, исходя из того, что человек оказывался, как говорится, у него на крючке, то есть в полной зависимости от него, подчеркивал, что он желает проявить великодушие, и обычно давал провинившемуся возможность исправиться, иначе говоря, доказать свою преданность Мао Цзэдуну.

Вот и на этот раз Мао Цзэдун поступил точно так же. Он оставил Чэнь Бода при себе. А через несколько дней и произошел эпизод с балетом «Красный мак», в котором Чэнь Бода пришлось сыграть свою роль.

Дело в том, что советская сторона пригласила Мао Цзэдуна на просмотр балета Р.М. Глиэра «Красный мак» в Большом театре.

Очевидно, что это ни в коей мере не был шаг, которым Мао Цзэдуну пытались навязывать трактовку событий в Китае, советско-китайских отношений и т. п. Во всяком случае, сознательно такая задача не ставилась. Советские хозяева, в том числе высшие кураторы советского искусства в ЦК ВКП(б), действительно полагали, что постановка балета «Красный мак» – это вклад в дело развития дружбы советского и китайского народов, проявление симпатий к Китаю; это был единственный в балетном искусстве спектакль на китайскую тему.