И, на закуску, еще одна версия — заместителя министра и будто бы начальника правительственной охраны Василия Рясного, записанная Ф.Чуевым.
«Беда со Сталиным случилась в ночь с 1 на 2 марта 1953 года. Рясному позвонил его подчиненный Старостин, начальник личной охраны Сталина:
— Что-то не просыпается…
Было уже часов девять утра. А он обычно вставал рано».
И какой же совет дает своему починенному начальник правительственной охраны?
— А ты поставь лестницу или табуретку и загляни! — посоветовал Рясной Старостину.
Над дверью в спальню было стеклянное окно. В комнате стоял диван, стол. Маленький столик для газет и рядом с ним мягкий диванчик, покрытый шелковой накидкой. Старостин приставил лестницу, заглянул в окно и увидел, что Сталин лежит на полу. Потрясенный, он тут же позвонил Рясному, у которого на даче всегда дежурила машина. Рясной помчался в Кунцево и, приехав, сразу вскарабкался на ту же лестницу. Сталин лежал на полу, и похоже было, что он спиной съехал с диванчика по шелковой накидке.
— Скорей звони Маленкову! — приказал Рясной Старостину. Дверь в спальню заперта на ключ. Ломать не смеют. Ключ у хозяина.
«Не знаем, что делать, — говорит Рясной, — ждем, приедет Маленков, распорядится. Я-то чего?
Маленков и Берия приехали вместе. Рясной встретил их во дворе, кратко доложил о случившемся и добавил:
— Надо срочно вызвать врачей!
Тучный Маленков побежал в коридор к телефону, а Берия усмехнулся:
— А наверное, он вчера здорово выпил!
"Эта фраза покоробила меня настолько, что до сих пор заставляет кое о чем задуматься", — признается Рясной. Тем самым Берия нежданно высказал свое отношение к Сталину».
В общем, как в сюрреалистическом фильме — чем дальше, тем страннее. Одно с другим до такой степени не вяжется, что дальше некуда. Хотя рассказ Рясного, пожалуй, можно исключить, ибо он ни в какие ворота… Сталин вставал не рано, а около десяти утра, да и присутствие Рясного на кунцевской даче в эти дни вообще никем, кроме него самого, не подтверждается. Но без ритуального пинка в адрес Берии, конечно же, и он не смог обойтись. А впрочем, подождем исключать версию Рясного, она еще может пригодиться…
Так что же на самом деле произошло?
Что мы можем сказать точно? То, что врачи появились на даче не ранее утра 2 марта, — это общеизвестно. А также то, что охранники, обнаружив неладное, тут же связались со своим прямым начальством — потому что иначе они поступить не могли. И тут возникает два очень интересных вопроса: когда они обнаружили неладное и кто был этим начальством?
До весны 1952 года начальником охраны Сталина был генерал Власик — личность весьма приметная. Три класса образования, служака, ограниченный и прямолинейный, как асфальтовый каток, но абсолютно преданный. В апреле 1952 года против него завели дело о хищениях и отправили сначала начальником колонии куда-то на Урал, а потом и вовсе арестовали. Преемника ему сразу не нашли, так что охрана временно подчинялась напрямую министру госбезопасности Игнатьеву, а тот — лично Сталину. Поэтому охрана и звонила Игнатьеву — не как министру МГБ, а как своему прямому начальству, и не «посоветоваться», а за приказаниями. О Рясном в качестве начальника охраны нигде не упоминается.
Что мог и чего не мог в этом случае сделать Игнатьев? Он не мог приказать охранникам самим искать членов президиума ЦК по двум простым причинам. Во-первых, он лично, персонально отвечал за безопасность Сталина, и, если бы он отмахнулся от такого сигнала, с него, если бы дошло до следствия, с живого кожу сняли бы. А как он мог быть уверен, что до следствия не дойдет? И вторая причина: есть такая штука, как субординация. Охрана подчинялась лично Игнатьеву, министру ГБ. И Маленков, и Хрущев, и Берия для охранников были никто и звать их никак, ибо должностная инструкция обязывала их знать только Игнатьева, и только Игнатьева они и знали. Механизм действия в подобных обстоятельствах очень четко разложен по полочкам в случае с баней. Охранники позвонили Игнатьеву, тот — Маленкову, заместителю председателя Совмина, Маленков отдал приказ. Игнатьев передал приказ подчиненным, и те приступили к активным действиям. Это была схема действия, обусловленная инструкцией, и события могли разворачиваться так и только так. Следовательно, так все и происходило 1 марта. Охрана позвонила Игнатьеву, тот связался с кем- то из «верхушки», который отдал приказ… Какой? Естественно, взять врача и немедленно мчаться на дачу — а скорее всего этот «некто» из партийной верхушки помчался на дачу сам, дело-то важное. Можно быть полностью уверенными в том, что это так и было.
И еще два вопроса: кто был этот «некто» и когда все произошло? Ответ простой: ни в коем случае не вечером 1 марта. Самое позднее, это должно было произойти где- то около 12 часов дня. Но около 12 дня это произойти не могло, потому что в это время вся обслуга уже давно была на ногах, и не просто на ногах, а в сильном волнении, так что приехать незамеченными они никак не могли. Но никто о подобном визите не упоминает. Стало быть, остается только одно время: между 4 часами ночи и утром 1 марта, когда на даче спали все, кроме охраны.
А вот теперь все сходится. Вспомним-ка о странном сне охранника Лозгачева, который спать не имел ни малейшего права. А раз не имел права спать, то, значит, и не спал — что он, самоубийца, что ли, под расстрел захотел — заснуть на таком посту! Если же он утверждает, что спал, значит, было что-то такое, чего он очень сильно не хотел, не должен был видеть и «не видел», даже двадцать пять лет спустя намертво стоя на своем. И его можно понять — те, кто это видел, поплатились жизнью. Что же это было?
Немножко поразмышляв над этим странным обстоятельством, мы получаем совсем другое время действия: ночь на 1 марта. Охрана не ложилась спать, а вот обслуга, нежелательные свидетели, крепко спала и видеть ничего не могла. Из тех, кто охранял Сталина в эту ночь, в живых остался Лозгачев. Хрусталев умер, еще два охранника покончили жизнь самоубийством вскоре после смерти Сталина — можно с вероятностью 90 % утверждать, что это были как раз тс, что стояли на посту на улице. Ну а Лозгачев «спал».
Итак: как, вероятней всего, развивались события? Кто- либо из охраны ночью, после отъезда соратников, заметил, что Сталин находится без сознания, либо Сталину стало плохо в присутствии кого-либо из задержавшихся соратников (только не Берии, почему — несколько ниже). Тут же позвонили Игнатьеву, который через несколько минут примчался на дачу вместе с «кем-то» из партийной верхушки и врачом. Врач поставил диагноз — правильный — и сообщил его тем, с кем приехал. А также дал прогноз: что будет, если оказать помощь немедленно, и что будет, если ее не оказывать, допустим, сутки.
Что было потом? Потом соратники вышли из кабинета и что-то сказали охране. Что именно? А вот это вопрос. Скорее всего что-то вроде: «Ничего особенного, товарищ Сталин выпил лишнего, он просто спит, не будите его». Его и не будили, пока, ближе к вечеру, не возникло подозрение, что странный это сон, да и обслуга не начала волноваться, вынудив охранников звонить Игнатьеву опять.