Катынь. Ложь, ставшая историей - читать онлайн книгу. Автор: Елена Прудникова, Иван Чигирин cтр.№ 63

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Катынь. Ложь, ставшая историей | Автор книги - Елена Прудникова , Иван Чигирин

Cтраница 63
читать онлайн книги бесплатно

Царь Николай отправил посланников восвояси, заявив, что ничего, кроме амнистии, обещать не может. Тогда 25 января 1831 года сейм торжественно низложил его и запретил представителям династии Романовых впредь занимать польский трон.

Кончилось всё обыкновенным образом: в Польшу пришли войска и, хоть и провозились до августа 1831 года, но всё же взяли Варшаву.

Результатом восстания стало то, что Польша потеряла конституцию, сейм, армию и до конца царствования Николая сидела смирно. Интересно, о чём говорит тот факт, что выпускникам военных училищ в Польше присваивают звания в день начала войны, окончившейся столь полным поражением?

Александр II, взойдя на престол, амнистировал участников восстания 1830 года.

Результат?

А надо ли говорить?

11 января 1863 года… правильно, вспыхнуло восстание. Мятежники создали временное национальное правительство. Восстание распространилось на украинские и белорусские земли — впрочем, там шумела ополяченная шляхта, а крестьяне, сначала ни к кому не примкнувшие, быстро разобрались в ситуации и поддержали русского царя. Чему, кстати, немало способствовал очень полезный в смысле усмирения указ о передаче крестьянам земель мятежных шляхтичей. Закончилось, как и всегда — войсками. Кстати, с повстанцами обошлись весьма гуманно: казнено было только 128 человек, 972 мятежника пошли на каторгу и 1427 — на поселение, обогатив сибирский фольклор гротескным образом поляка.

До Первой мировой войны всё было тихо. А потом Польша получила свободу. И чем занялся свободолюбивый польский народ?

Трудно ли догадаться?

Но вернёмся к Солоневичу и к доминантам. В чём он видит основу польского национального характера (вернее, характера верхушки общества, которую нынче модно называть «элитой», ибо простой народ был озабочен совсем другими вещами)? Естественно, в самой разнузданной демократии, всяческом урезывании центральной власти, в равнодушном отношении к морю и всему, что с ним связано. Нет, поляки вроде бы и ценили обладание выходом к морю, но не проявляли тут и десятой доли той страсти, которую вкладывали в тяжбу о «восьми воеводствах».

«Своё внимание Польша устремила на восток, — пишет Солоневич, — и в этом направлении её доминанта демонстрирует поистине незавидную настойчивость. Первое занятие Киева поляками случилось в 1069 году — в Киев ворвался князь Болеслав Храбрый и с трудом ушёл оттуда живьём: жители, по словам летописца, избивали поляков „отай“, т. е. организовали партизанскую войну. Столетия подряд такие же попытки повторяли Сапеги и Вишневецкие [59] . Почти девятьсот лет после Болеслава точно такую же попытку и с точно такими же результатами повторил — вероятно, уже в последний раз — Иосиф Пилсудский…

Польша… тянулась на восток в поисках крепостных душ для шляхты и католических душ — для ксендзов. И в Киеве, и в Риге, и в Вильне — Польша тысячу лет подряд — при Радзивиллах, Сапегах, Вишневецких и Пилсудских [60] вела всегда одну и ту же политику: подавление и закрепощение всего нешляхетского и некатолического. Польша, по крайней мере в течение последних лет пятисот, вела политику профессионального самоубийства и, как показала история, вела её довольно успешно. И совершенно очевидно, что как Вишневецкий в семнадцатом веке, так и Пилсудский в двадцатом — выражали не самих себя, со всеми своими личными качествами, а доминанту своей страны. Им всем, от Болеслава до Пилсудского, казалось, что они действуют вполне логично, разумно, патриотично…

…Ко всей трагической судьбе Польши и католичество приложило свою страшную руку: при Пилсудском, в сущности, совершенно так же, как и при Вишневецких: все иноверцы, диссиденты, в особенности православные, казнями и пытками загонялись в лоно католической церкви. Сжигались православные храмы (за два года перед Второй мировой войной их было сожжено около восьмисот), и в восточных окраинах возникала лютая ненависть против тройных насильников: насильников над нацией, экономикой и религией. И, создавая вот этакую психологическую атмосферу, Польша при Сапегах, Радзивиллах и Вишневецких пыталась опираться на казачьи войска. А в 1939 году послала против германской армии корпуса, сформированные из западно-украинского крестьянства: корпуса воевать не стали…

От Болеслава до Масьциского (последний президент Польши) страна вела всё одну и ту же политику упорно, настойчиво, фанатично и самоубийственно — безо всякой оглядки на здравый смысл…

Польская поговорка не без некоторой гордости утверждает, что Польша стоит беспорядком: „Polska nierzadem stoi“. Русская народная словесность снабжает существительное „поляк“ эпитетом „безмозглый“. Немецкая пословица говорит о „польском хозяйстве“ — „Polnishe Wirtschaft“, это битьё посуды на ярмарках за недорогую плату: вот посуда перебита, кажется, вся, — до последнего черепка.

Но похороненный под кучею окровавленных обломков, откуда-то из Англии, жалобно, но упорно стонет загробный голос эмигрантского правительства Польши: „Польша от моря до моря“, то есть Польша с Литвой, Латвией и Украиной. В Варшаве в январе 1940 года — когда в городе не было ни топлива, ни хлеба, местами не было и воды, когда немцы вылавливали польскую интеллигенцию, как зайцев на облаве, и отсылали её на гибель в концлагеря, когда над страной повисла угроза полного физического истребления — и когда безумные рестораны столицы были переполнены польским „цветом общества“, пропивавшим последнее своё достояние — цвет Польши всё-таки жил мечтой о политической, культурной и религиозной миссии Польши на варварском русском востоке. Вы скажете — сумасшествие! Я скажу — истерика поляков. Но Польша будет считать эти планы разумными, исполнимыми и само собою разумеющимися. Это есть польская доминанта. Это есть внутреннее „я“ страны, от которого страна отказаться не может…»

Доминанта — это не головной мозг, а спинной. Задача же мозга головного в данном случае — обосновывать могучие веления инстинкта. Иной раз это получается очень забавно.

Есть в Википедии статья о польском восстании 1830 года, и стоит перед ней предупреждение:

«Нейтральность этого раздела статьи поставлена под сомнение».

То есть она настолько пропольская, что это заметили даже составители «вики». И вот что там написано:

«…Нарушения конституции были не единственной и даже не главной причиной недовольства поляков, тем более что поляки в остальных областях бывшей Речи Посполитой, то есть Литве и Руси (так называемые „восемь воеводств“) не имели никаких конституционных прав и гарантий. Нарушения конституции накладывались на патриотические чувства, протестовавшие против чужеземной власти над Польшей вообще; кроме того, так называемая „конгрессовая Польша“, или „конгрессовка“, занимала лишь небольшую часть исторических земель Речи Посполитой, являющихся этнической Польшей. Поляки же (ополяченная шляхта Западной Руси, т. е. Беларуси и Украины, и Литвы), со своей стороны, продолжали воспринимать свою родину в границах 1772 года (до разделов) и мечтали о её восстановлении».

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию