Оставив мысль дозревать, я сосредоточилась на пропавшем органе Сергеева и перезвонила Энн Ингстром.
Голос миссис Ингстром звучал тверже и увереннее, чем в субботу.
— Знаете, кажется, мы избавились от этой мерзости не так давно, как я думала. В 1990-м.
— Кто его купил?
— Человек по имени Филипп Стакис. Я такого не знаю, так что больше ничего добавить не могу. Запишите его телефон.
Она продиктовала номер.
— Спасибо, миссис Ингстром. Можно мне копию с вашей квитанции, просто на всякий случай?
— О, конечно. Прислать вам по почте?
— Я бы лучше сама заехала, если вы не против.
— Замечательно! Сегодня? Когда вам удобнее прийти? — Она словно приглашала меня на чашку чая.
Я взглянула на время. Около часа. Вряд ли из «Стэнфорд-Дейвис» позвонят раньше четырех.
— Я бы подъехала к двум, если можно.
— Прекрасно.
Она дала мне адрес и объяснила, как добраться. У меня оставалось время как раз быстро перекусить. Я подхватила свои вещи, заперла дверь и отправилась за едой и самой большой кружкой кофе.
Пить столько кофе было ошибкой. Он меня, конечно, взбодрил, но я едва не теряла голову от желания попасть в туалет, когда добралась до жилища Ингстромов на севере Балларда.
Это был милый домик в викторианском стиле, в таких семьи живут поколениями. Миссис Ингстром сама открыла на стук. Она пригласила меня внутрь, и я попросила разрешения воспользоваться ее ванной.
— О, в той, что внизу, не убрано. Поднимайтесь по лестнице и направо. Ванная в конце коридора. Осторожно с коробками и не обращайте внимания на кота — он любит спать на батарее, — пояснила миссис Ингстром.
Я взлетела по ступенькам мимо рядов упакованных коробок и добежала в просторную ванную, где меня встретил горящий взгляд единственного желтого глаза.
— Простите, — сказала я трехфутовой глыбе белой шерсти.
Та фыркнула и зажмурила глаз, возвращаясь в кошачий сон.
Ванная была чистая и обезличенная. Только бутылочка аспирина и коробок с пластырем еще лежал в открытой аптечке. Ржавые отметины на металлических полках говорили о других вещах, недавно здесь обитавших. Комната затаила в себе жизни, которые прошли сквозь нее.
Я уходила, когда кот поднялся, словно грозовое облако, и потянулся с разрывающим пасть розовым зевком. Я оглянулась, кот не торопясь выплыл из ванной мимо меня, покачивая лохматым хвостом. Кошачья тень, трепещущая Мгла, осталась на батарее. Я тряхнула головой и вернулась вниз.
Миссис Ингстром варила на кухне кофе в старой капающей «Мелитте». Она взглянула на меня, взяла кофейник и пару белых кружек с толстыми стенками и вышла из кухни.
— Выпьем кофе в передней. Там есть все остальное. Вещи упакованы и пронумерованы для аукциона на этих выходных.
Я еще больше пожалела об обеденном кофе. С такими темпами я буду вибрировать к возвращению в офис.
Я прошла за ней в зал — полагаю, его называли гостиной, когда дом только построили. Миссис Ингстром жестом предложила мне сесть в кресло перед незажженным камином. Все безделушки и личные вещицы либо исчезли, либо обзавелись хорошо заметными номерами лотов. Большую часть мебели сдвинули к одной стене.
Миссис Ингстром принялась наливать кофе.
— Угощайтесь печеньем.
Я взяла кусочек, от него за версту пахло маслом. Я бы могла потолстеть, просто вдыхая его запах. Я отщипнула краешек.
Миссис Ингстром поставила передо мной чашку кофе, подвинула одинаковые сахарницу и кувшин для сливок. Потом натянуто улыбнулась.
— Хорошо, что я еще не упаковала сахар.
Едва притрагиваясь к обжигающему кофе, я спросила ее про орган.
— Я даже удивилась, что так быстро его нашла, — поделилась миссис Ингстром. — У Чета на столе много документов, вначале надо было разобрать их. Слава богу, он любил порядок в записях. Но я… Если бы мне пришлось просмотреть каждую бумажку, я бы никогда не справилась. Это было ужасно, просто… ужасно, — дрожащим голосом призналась она и заплакала. — Почему? Почему, почему? — Миссис Ингстром всхлипывала, закрыв лицо руками.
Я застыла. Чувствуя себя неловко, пересела на диван рядом с ней и обняла ее за плечи. Погладила по руке и невольно пробормотала:
— Пожалуйста, не плачьте. Все хорошо.
Она шмыгнула носом, вытерла глаза краем юбки и икнула.
— Нет, плохо.
Я дала ей салфетку со стола. Она высморкалась и снова вытерла глаза, заговорила, промокая салфеткой лицо, чтобы скрыть неловкость.
— Это просто ужасно, ужасно. Компания процветала, а мы люди не расточительные. Мы всегда жили по средствам. Чет постоянно экономил. Это в крови, наверное. А потом столько всего сразу обрушилось… компания просто не смогла держаться на плаву. Счета, кредиторы, подрядчики со своими адвокатами и исками да еще налоговая полиция. Кошмар. До сих пор кошмар — сейчас даже хуже! Если бы Чет просто умер, компанию продали бы целиком, но из-за этого ужасного банкротства ее разодрали на части еще при его жизни. И тут такое! В общем, я могу только поблагодарить бога, что Чет оставил завещание, иначе бы мы сидели в полной луже…
Миссис Ингстром снова шмыгнула носом и покачала головой. Прогнусавила сквозь салфетку:
— Устроила тут спектакль. Просто нет сил сдерживаться… Вечером все жду, когда они проберутся через черный ход на кухню, своруют что-нибудь вкусненькое из кастрюли. Их одежда пахнет трюмными водами и дизельным топливом, они смеются и дразнят меня за то, что я на них жалуюсь. И знаете, что хуже всего? — спросила она, поворачиваясь ко мне.
Ее глаза, чудилось, смотрели туда, где я недавно побывала. Я вздрогнула и промямлила:
— Нет, что?
— Боюсь, что так и будет! Не то чтобы я не верила в их смерть — я не могу забыть ни на секунду, — сам дом, кажется, не в состоянии отпустить их… словно после стольких лет их тени отпечатались в нем.
Она подалась вперед, оглядываясь, будто за нами наблюдали, и прошептала:
— Я почти рада, что продаю дом. Что он может, кроме как мучить меня жуткими мыслями?
Миссис Ингстром откинулась назад.
— Ну вот. Теперь вы считаете меня безумной старухой.
Я вспомнила тень кота наверху и покачала головой.
— Нет. Наверное, Томми и ваш муж оба родились в этом доме?
Она кивнула и шмыгнула носом.
— На вашем месте я бы тоже уехала. Тяжело жить с призраками.
Миссис Ингстром вздохнула. Расслабила плечи.
— Спасибо. Я рада, что кто-то меня понимает. Я боюсь говорить друзьям и родственникам. Они решат, что я хочу стереть память о Чете и Томми. Они все думают, что продавать меня заставляют счета или просто дом слишком большой для меня одной.