Качели - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Кургинян cтр.№ 56

Но в том-то и дело, что защитить криминальное государство в принципе невозможно. Прежде всего, потому, что оно начнет разваливаться само. Не может быть стабильного криминального государства. Кроме того, все эти апелляции к тому, что «будет хуже», действуют только до определенной черты. За чертой они не действуют. И как только государство, став криминальным по факту, станет таким же еще и по образу (то есть это разъяснят населению), оно умрет.

Значит, нельзя допустить, чтобы оно стало таким по факту и образу. И надо помнить, что когда оно таким станет, то защитить его будет невозможно.

Я прекрасно понимаю масштаб катастрофического процесса. Я понимаю несоразмерность этому процессу многого из того, что у нас имеется. Но до того, как обсуждать, где можно искать источники для преодоления катастрофы, надо все-таки расставить точки над «i».

Прежде всего, надо вспомнить, как масса высокообразованных идиотов (прошу прощения за грубое выражение) бесконечно спорила о том, кем был нарком продовольствия Цюрупа. Наживался ли он на революции или был честным человеком и падал в голодные обмороки?

Правда, конечно, очень важна с точки зрения истории. Но все это до боли напоминает коллизию с огородами. Потому что любому вменяемому человеку было понятно, что главное совсем не в том, вокруг чего люди выстраивали спор — как я убежден, с глубоко провокативными целями. То есть не в том, голодал или нет реальный Цюрупа (я-то считаю, что голодал). Но даже если реальный Цюрупа жрал в три горла, то дело не в этом. А в том, что революционный «цык» предъявлял народу, обществу, усмиряемому хаосу образ голодающего Цюрупы. И в этом была высшая правда.

Большевики предъявляли массам, в виде позитивного идеала, наркома продовольствия, который падал в голодный обморок рядом с продуктами, но не воровал. То есть предъявляли мораль, подымали ее на знамя. И за счет этого преодолевали сползание революционного процесса в анархию, в криминалку.

То же самое делали деятели Великой Французской революции. Кем был Робеспьер в реальности — это один вопрос. Историки спорили и будут спорить. Но обществу, взбаламученной революционной Франции предъявлялся образ Неподкупного. Образ морали, жертвенности, высокого идеала.

То же самое делала Коммуна. То же самое делал Кромвель. Кто делал иначе? Алжирские пираты, создавшие криминальное королевство? Так чем они кончили? Тем, что были вырезаны все, под корень — беспощадно и окончательно.

Случилось то, что случилось. Сегодня наша элита запрограммирована на алжирский сценарий. Как его переламывать? Это не прагматическая задача. Это задача идеальная, стратегическая, метафизическая.

Что отвечает на это «чик»? Не на уровне риторики, а на уровне информационной реальности, которую мы каждый день наблюдаем по телевизору? Он отвечает только одно — что этот вызов им не воспринимается вообще. А надо делать то, что делается. И дополнять это какими-то патриотическими «припарками». От этого получается еще хуже, потому что эти припарки не осуществляют никаких трансформаций. А патриотизм, который мог бы их осуществить, оказывается «съеденным» и скоро станет таким же предметом для анекдотов, как и поздний советизм.

И что дальше? Проклинать чекистов? Воспевать их? Мы же договорились — без демонов и без ангелов. Какова ситуация и что делать? Вот все, что важно. Если ситуация такова, то сделать можно только одно: перейти от «чика» к «цыку». Нужно захотеть и суметь это сделать. Захотеть и суметь стать властью, обладающей идеальным, стратегической целью, вытекающей из идеального, стратегической волей, без которой цель ничто, и инфраструктурой реализации именно стратегических целей.

Во имя этого мы обращаемся к совокупному «чику», если он и вправду хочет стать «цыком», и предлагаем:

«Помониторьте всерьез свое (государственное насквозь) телевидение! Сделайте это хотя бы в течение квартала! Сосредоточьтесь только на центральных каналах. Обратите внимание на семантику, конфликтно-сюжетную логику, логику противопоставлений и оценок. Результат будет чудовищным. И он полностью подтвердит вашу капитуляцию перед вызовом, который несовместим с жизнью России.

Как не допустить этого? Превратиться из «чика» в «цык»! Не удастся — будет очередной системный обвал: ценностной, организационный и т. д. Страна не может жить, если основной предмет обсуждения всего общества состоит в том, кто, как, сколько, когда и от кого поимел. «Чисто конкретно», в миллиардах «зеленых». Страна не может мобилизоваться на защиту чего бы то ни было, непрерывно купаясь в полукриминальной и криминальной грязи.

Может, ей нравится в этом купаться. Слаб человек — и любит грязь. Но тогда страну надо из этой грязи вытягивать. А не конкурировать за то, кто лучше разместит хрюшку в луже и позволит ей сочнее хавать и хрюкать. Потому что если это хрюшка, то ее в итоге все равно забьют. И вас вместе с нею».

Человек не ангел. Зло и грязь — часть жизни. Но они не могут быть стержнем жизни. В центре Москвы висит реклама: «Жизнь как коробка конфет». Такая философия жизни и государственность не могут сосуществовать. Тут — либо-либо. Человек может брать взятки исподтишка и просыпаться по ночам от страха, что его посадят в тюрьму. Но нельзя выдвинуть взятку как норму. Нельзя, чтобы взятки открыто обсуждали в духе: «Раньше мы носили сумки с долларами, а сейчас таскаем чемоданы на колесиках. И в этом — главная разница эпох».

Вызов № 3 — десоциализация.

Это очень связано с декультурацией и деиндустриализацией, но все же существует отдельно. Общество разодрано на взаимно несовместимые среды. Одним из инструментов, обеспечивающих такой разрыв, конечно же, является невиданная социальная дифференциация, подрывающая любой вопрос о единстве нации («сытый голодного не разумеет»).

Но к этому все не сводится. Среды разорваны не только по доходам. По ценностям, по пониманию истории, по отношению к политике. По площадкам коммуникации, наконец. Нет общих мест, в которых представители столь разных социальных групп могут сойтись друг с другом мало-мальски содержательным образом. Нет даже общих кумиров. А уж тем более героев. Нет единых ориентации на внешнее содержание (мировую культуру, мировую мысль и так далее).

В сочетании с декультурацией все это крайне проблематизирует наличие общества, то есть социума. По многим параметрам популяция возвращается в досоциальное (звериное) или раннесоциальное (стайно-человеческое) состояние. Термин «зооциум» — не издевка и не клевета. Это посылаемый в элиту и общество сигнал о наличии некоего крайне атипичного вызова. Ответ нулевой.

Вызов № 4 — регрессивная трансформация профессиональной социальной структуры. Штука тоже беспрецедентная и атипичная.

В какой стране мира социальным аутсайдером может быть профессор? Академик? Крупный медик? Даже учитель? А также офицер, представитель этого самого «чика»? Да в общем-то, и генерал? Конечно, если последние конвертируют свой силовой ресурс в сверхприбыль, то есть станут на криминальный путь, они могут обогатиться и выйти за маргинальные рамки. Хотя тогда они должны превратиться из представителей нормального общества в представителей антиобщественных групп (совокупной «социальной тени»).