1991. Измена Родине. Кремль против СССР - читать онлайн книгу. Автор: Лев Сирин cтр.№ 68

– Несомненно, Егор Яковлев. Его «Московские новости» были одной из самых интересных и лучших газет страны. Я считаю, что очень неплохо работала «Комсомольская правда» периода Фронина; его роль сейчас как-то замалчивают, а ведь в перестройку эта газета была по-настоящему популярной и очень-очень видной. Конечно, Коротич в журнале «Огонек». Тогда уже поднимались и уже были достаточно интересны «Аргументы и факты» Старкова. Не случайно ведь возник единственный в практике взаимоотношений журналистов с партийными руководителями конфликт Старкова с Горбачевым.

…Многие сегодня не знают, что «АиФ» – это изобретение Отдела пропаганды ЦК КПСС 1977–1978 годов; к тому времени я уже ушел с должности заместителя заведующего этого отдела. Тогда в стране была огромная сеть партийных агитаторов, которые нуждались в аргументах и фактах для своих выступлений. Вот Поляничко, Тяжельников и другие сотрудники Отдела пропаганды ЦК сели и изобрели эту газету как орган общества «Знание». И она сразу «попала в точку». «Правда», «Известия» тогда были многополосные, с партийной нуднятиной директивного характера, которую, зачастую, никто не читал. И вдруг новая газета, где пишут о пенсии, зарплатах, ценах, транспорте, бюллетенях… Через год «Аргументы» имели тираж в несколько миллионов.

И вот через несколько лет на каком-то совещании Горбачев спрашивает: «А почему это «Аргументы и факты» так остро выступают против партии? – И говорит Медведеву (в то время секретарь ЦК КПСС по идеологии. – Авт.): – А нужен ли нам такой главный редактор? Может, его лучше освободить?» Но когда дело дошло до освобождения, выяснилось, что «Аргументы и факты» никакого отношения ни к ЦК, ни к Горбачеву не имеют. Потому что эта газета – орган общества «Знание», а сам Старков был назначен президиумом общества «Знание» даже через выборы коллективом. И Горбачев был вынужден отступить.

Любопытная вещь. Все ведущие «Взгляда»: Любимов, Захаров, Листьев, Мукусев – тогда стали депутатами. Куркова и Невзоров тоже. Как и все газетчики: Коротич, Яковлев, Лаптев из «Известий». А посмотрите сегодня, есть ли среди депутатов журналисты?..

– А благотворно ли сказалось на законотворчестве наличие в российском и союзном парламентах журналистов-депутатов? Насколько они оказались компетентны в новом для себя качестве?

– Хорошо или плохо – это другой вопрос, но это явление отражало эпоху, политическими звездами которой они были. Тем более, что и парламент в то время был по существу ареной большой политики.

– Есть мнение, что затеянная Горбачевым гласность имела прежде всего миссию дополнительной дубинки против политических оппонентов Михаила Сергеевича.

– Я помню себя на посту главного редактора «Советской России» в эпоху Горбачева, когда я испытывал поддержку со стороны Александра Яковлева (в то время секретарь ЦК КПСС по идеологии. – Авт.), говорившего, что нужна острая критика существующего положения вещей, чтобы освободиться от догматиков типа Воротникова, Зайкова, Гришина (в то время члены Политбюро ЦК КПСС. – Авт.)… Так что элементы того, о чем вы сказали, действительно были. Горбачев с Яковлевым были уверены, что такая ситуация сохранится…

– Но, выйдя из-под контроля, государственные СМИ вскоре начали «хоронить» и самого Горбачева?

– Совершенно верно! Да. И эта ситуация прежде всего характеризует именно Михаила Сергеевича. Горбачев считал, что демократия может быть наполовину. До определенного этапа в ней идти можно, а дальше нельзя. А на самом деле демократия или есть, или ее нет.

– Решились бы Горбачев с Яковлевым на гласность, если бы предвидели, к каким для них печальным последствиям она приведет?

– Я не думаю. Не факт. Повторяю, никакой программы у Горбачева не было, он даже толком не понимал, что означает выражение «социализм с человеческим лицом». Считалось, что можно лишь подчистить и подрегулировать государство. А оказалось, что нельзя.

– Можете сравнить полномочия возглавляемого вами Госкомитета СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли и его преемника Агентства по печати и массовым коммуникациям России?

– Абсолютно ничего общего. Государственный комитет по делам издательств и полиграфии, который я возглавлял, во всяком случае, до конца перестройки никакой роли в общественной жизни не играл. Это была фактически техническая служба, каковой, к примеру, был и Совет Министров СССР. Это был инструмент Отдела пропаганды ЦК, самостоятельно не решавший главные вопросы: открытия или закрытия СМИ. А сегодня эти полномочия в ведении Агентства по печати и массовым коммуникациям России.

Помню, когда я пришел на упомянутую должность, я увидел, под каким централизованным руководством находится, скажем, издательское дело в стране. Существовало около 50 центральных издательств – «Прогресс», «Просвещение», «Художественная литература» и так далее, которые обеспечивали ту книжную тематику, которую им навязывал Госкомиздат. В Госкомиздате существовали редакции, решавшие, что издавать, в какие сроки и каким объемом.

Первое, с чего я начал свою деятельность на посту руководителя этого ведомства, стал ломать эту жесткую, неумную, централизованную политику. Мы передали право решать, что и когда издавать издательствам, профессионалам, которые анализировали сам процесс книгоиздания: дефицитная книга или нет, стоящий автор или нет.

– Ваша несомненная заслуга в том, что в стране появились Набоков и Газданов, но одновременно именно благодаря вам книжные прилавки покорил, к примеру, Сорокин… Понимаете, к чему я?

– Понимаю. Но ведь взаимоотношения автор – читатель – литература – очень сложные. Конечно, нам надо было учитывать, что издержки рынка, которые проявлялись в других сферах, проявятся и в книгоиздательском деле. Но не было тогда еще писателей типа Сорокина. Но зато мы четко знали, что книги Набокова, Ахматовой, Пастернака нужны.

Мы провели специальные исследования и составили библиотеку первоочередной литературы. Создали специальное издательство при нашей Книжной палате, которое стало издавать самые актуальные книги. К примеру, выпустил Гранин «Зубра», и мы его немедленно дали оперативным изданием. Хотя в другое время актуальные книги появлялись только через 3–4 года.

Москва, октябрь 2010 г.

Битов Андрей Георгиевич – советский и российский писатель. Родился в 1937 году в Ленинграде. В 1978 году в США опубликован роман «Пушкинский дом». Президент российского Пен-клуба.

– Вы как-то сказали о себе: при Советской власти «не прогнулся, но прозябал». Не такая уж, наверное, и плохая была власть, если при ней можно было допрозябаться до «Пушкинского дома», Андрей Георгиевич?

– Скажу так – и это роднит меня с русской литературой – я вырос не с Советской властью, а в семье. У меня была особенная семья, такая осколочная семья, затаившаяся: все спокойно работали, жили, никто не был в партии, никогда в семье не говорили о политике, что, может быть, и было вредно для общего развития; моя семья была отдельной лакуной на Аптекарском острове. Там-то я и рос среди книг и среди родственников. У нас была полностью старая барская квартира, в которой мы жили такой вот большой семейной коммуналкой во главе с бабушкой. Так что я несколько иначе рос, чем сверстники, хотя бывал и в пионерлагере, и в армии служил, в стройбате, после армии я, кстати, и стал писать прозу. Я не думаю, что в СССР была Советская власть, в СССР была империя, поэтому основная тема моих произведений – империя; это было единственное, что я мог как невыездной изучать, как страстный путешественник тоже изучать, как человек с геологическим образованием тоже изучать, и я вполне этому предавался. Я думаю, что большевизм как диктатура позволил сохранить империю, которая могла бы расползтись после Первой мировой войны как Австро-Венгрия, скажем, или как она расползлась в наше время. Режим удерживал империю, а империя на самом деле такое историческое существо, у которого, возможно, свое подсознание; и тиран тоже есть часть организма империи, централизованная власть для такого пространства, по сути, неизбежна.