Великий Наполеон. "Моя любовница - власть" - читать онлайн книгу. Автор: Борис Тененбаум cтр.№ 74

Для наступления на Россию были собраны огромные силы. Основной армией, численностью почти в четверть миллиона человек и состоявшей из двух кавалерийских корпусов под командой Мюрата, трех армейских корпусов, которыми командовали Даву, Удино и Ней, и многочисленной гвардии, должен был командовать сам император. Было еще две вспомогательные армии, которыми должны были руководить Жером Бонапарт и Эжен де Богарнэ. Жером был пустым местом, и это все знали, включая и его самого – так что присматривать за ним Наполеон назначил генерала Маршана. Эжену в штаб он тоже выделил опытных людей – тот был дельным человеком, но крупными массами войск до сих пор не командовал. Важной особенностью Великой Армии – такой, какая была создана Наполеоном весной 1812 года, – была ее многонациональность. Он принимал это во внимание. В разговоре с лучшим из своих маршалов, Даву, он посоветовал ему для задач охраны и конвоирования использовать мекленбургцев и другие германские части. И прибавил: «Мне кажется, что вы недостаточно придерживаетесь этой системы. Но она важна».

В Великую Армию входили французы, итальянцы, немцы – саксонцы, пруссаки, мекленбургцы, баварцы, австрийцы, а также поляки, насильно набранные испанцы и португальцы, и даже какие-то «иллирийцы», набранные во вновь созданной провинции Иллирия примерно на территории теперешней Хорватии. У Анатоля Франса, в его пародийной истории Франции, изложенной им в романе «Остров Пингвинов», описывается парад войск, собранных великим героем Пингвинии, Тринко, который, оказывается, величайший герой из всех людей, когда-либо живших на свете:

«…Тринко распространил владычество пингвинов на Бирюзовый архипелаг и Зеленый континент, покорил сумрачную Дельфинию, водрузил свои знамена среди полярных льдов и в раскаленных песках африканской пустыни. Он вербовал войска во всех завоеванных странах, и на смотрах вслед за частями нашей войнолюбивой пехоты и островными гренадерами, гусарами, драгунами, артиллеристами, вслед за нашими обозниками двигались желтолицые воины в синих доспехах, подобные вставшим на свой хвост ракам; краснокожие, с перьями попугая на голове, татуированные знаками солнца и плодородия, с позвякивающими колчанами за спиной, полными отравленных стрел; чернокожие, совершенно голые, вооруженные только своими зубами и ногтями; пигмеи верхом на журавлях; гориллы, опирающиеся на дубину из цельного древесного ствола, предводительствуемые старым самцом с крестом Почетного легиона на волосатой груди…»

Особенно трогательны тут «…пигмеи на журавлях…» и «…гориллы, которыми командует самец с орденом Почетного легиона на волосатой груди…».

Ну, положим, так далеко Наполеон все-таки не заходил. Hо, если принять во внимание наличие в Великой Армии «мамелюков» и «иллирийцев», то великий насмешник, Анатоль Франс (см. приложения к книге), возможно, был не так уж далек от истины…

Графа Нарбонна Наполеон встретил в конце мая, в Дрездене. Саксонский король принимал у себя и Наполеона, и его тестя, императора Франца, и королей Баварии и Вюртемберга, и всех прочих германских государей, рангом поменьше. Король Пруссии приехал позднее, и ему сообщили, что салют из 101 орудия ему не положен, так как это прерогатива императоров. Король не спорил. Но в качестве утешения ему нанес визит сам Наполеон и говорил с ним не раздраженно, а скорее милостиво. По-видимому, факт предоставления пруссаками 20-тысячного контингента войск – половины той армии, что им было разрешено иметь, – владыку Европы все-таки смягчил. Он даже обещал Пруссии приращение территории за счет русской Прибалтики. Съезд в Дрездене в 1812 году был почти зеркальным повторением съезда в Эрфурте в 1808-м, только в качестве «верного союзника Наполеона» на съезд прибыл не Александр Первый, а император Франц, а объектом запугивания всепобеждающей мощью завоевателя был не император Франц (ныне – тесть Наполеона), а Александр Первый. Как положено, в Дрездене шли приемы и праздники. Наполеон беседовал с гостями – в Саксонии он чувствовал себя таким же полновластным хозяином, как и в Париже. Король Саксонии, разумеется, уступил ему свой дворец.

Наполеон, как всегда, много работал. Дел было невпроворот – Великая Армия собиралась в Польше, и войска подходили и из Германии, и из Франции, и из Италии. Эжену де Богарнэ летели из Дрездена детальные указания с точным перечислением состава и устройства «транспортных батальонов», ответственных за перевозку припасов. Бывшему вице-королю Италии объяснялось, что «вторая польская война» будет не похожа на европейские кампании – продовольствие придется везти с собой, местные ресурсы будут совершенно недостаточны.

Нарбонн принес неутешительные новости. Собственно, это были не новости – буквально то же самое говорил императору Коленкур (см. Приложение), его бывший посол в Петербурге. Он издержал там больше миллиона франков на балы и роскошные приемы, и в конце концов добился у петербургского общества некоторого признания. Царь на прощанье наградил его высшей русской наградой, орденом Андрея Первозванного, и подарил собственный миниатюрный портрет, украшенный бриллиантами. Коленкур разрыдался – у него было чувство, что близится нечто непоправимое. Его преемник, генерал Лористон, успешно воевал против русских и их союзников-черногорцев в «Иллирии» и, по-видимому, именно поэтому и был избран Наполеоном как посол в Россию. Его военный опыт на Балканах служил как бы дополнительным намеком Александру на то, что его ожидает…

Но желательного воздействия не получилось – император Александр Первый оставался вежлив и совершенно тверд. Он даже просил посла заверить Наполеона, что если между ними и случится столкновение, то он не подпишет мира – даже в своей столице, a будет отступать хоть до Камчатки и будет вести войну до тех пор, пока последний неприятельский солдат не покинет пределов его империи. И Коленкур, и Нарбонн уверяли Наполеона, что так и будет – царь не хочет войны, но он не испугается ни угроз, ни военных демонстраций.

Наполеон не верил ни Коленкуру, ни Нарбонну, которые говорили об огромных расстояниях, плохих дорогах и тяжелом климате России, и даже не отвечал на приводимые ими аргументы. Вместо этого он говорил о том, что его армии небывало сильны, что собранные им запасы вполне достаточны, что русское дворянство – сословие жалкое и корыстное и что «…прекрасная решимость вашего друга Александра сломается после первой же битвы...».

В Дрездене Наполеон вообще говорил охотно и наговорил много лишнего. Например, он во всеуслышанье сказал, что «…если бы наш дядя проявил больше твердости, то многое пошло бы по-другому...».

Как оказалось, под «…нашим дядей…» он имел в виду казненного в Революцию Людовика XVI, жена которого, Мария-Антуанетта, казненная после него, действительно доводилась тетушкой императору Францу. Следовательно, супруга Наполеона, Мария-Луиза, была внучатой племянницей Марии-Антуанетты, а поскольку «муж и жена – единая плоть», то в силу этого и Людовик XVI становился Наполеону родственником и даже, можно сказать, дядей.

Есть история, возможно апокрифическая, что, когда одного из маршалов Наполеона (Ланна, или Массена, или Ожеро, или Лефевра) спросили: «Да кто ваши предки?», маршал гордо ответил: «Я сам – предок». Честное слово – у маршала было больше гордости, чем обнаружилось в какой-то момент в Дрездене у его всесильного императора.