Россия и Южная Африка. Наведение мостов - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Филатова, Аполлон Давидсон cтр.№ 113

В. Г. Солодовников утверждал, что идея установления дипломатических отношений с ЮАР возникла в 1986 г. Он писал, что после назначения на пост заместителя министра иностранных дел А. Л. Адамишин пригласил к себе трех специалистов-африканистов – журналистов Б. А. Пиляцкина и В. Б. Иорданского и историка А. Б. Давидсона – для консультаций по «новой» политике в Африке. На этой встрече Пиляцкин якобы настаивал на немедленном заключении дипломатических отношений с ЮАР, и остальные участники встречи его поддержали. Как уже упоминалось, В. Г. Солодовников написал несколько писем Э. А. Шеварднадзе с протестами против такого развития событий. Он получил только один ответ, отправленный 29 декабря 1990 г., из которого сделал вывод, что именно то совещание у Адамишина и определило политику МИД в этом вопросе [1226] .

В. Солодовников, назвавший участников совещания «одиозными», писал о нем с чужих слов. Присутствовавший на совещании Давидсон помнит это событие иначе: произошло оно не в 1986 г., а значительно позже – не раньше конца 1988 г., а скорее всего, в 1989 г., и мнения участников по поводу заключения дипломатических отношений с Преторией разошлись. Сам он считал и говорил, например, что заключение таких отношений и разрыв с АНК были бы ошибкой. Но главное все же в другом. Политика МИД СССР не базировалась на мнениях отдельных ученых и журналистов, даже если такие мнения в годы перестройки и выслушивались, и, возможно, даже учитывались. В распоряжении этого ведомства были и другие источники, считавшиеся в СССР куда более авторитетными, чем мнения ученых.

Идея о заключении дипломатических отношений с правительством ЮАР (что привело бы к разрыву с АНК) начала муссироваться советской прессой в 1989 г. С 1990 г. в кругах, связанных с Южной Африкой, началась настоящая кампания за заключение дипломатических отношений. Поддерживала ее и часть научной общественности. На чем базировалась эта идея?

Когда Хеннинг Питерсе приехал в Москву, он был потрясен тем, что многие «российские дипломаты и работники спецслужб не верили, что белые отдадут власть». Более того, «многие думали, что и не надо ее отдавать. Даже после начала переговоров [1227] они в частных разговорах говорили что-то вроде: „Ну мы же понимаем, что вы это не всерьез, так ведь? Им казалось, что переговоры – это какой-то трюк“». Когда после выборов 1994 г. АНК пришел к власти, они «почти не поверили, что это случилось» [1228] .

Вера в то, что АНК не придет к власти, и была, очевидно, главной причиной поспешности, с которой заключались дипломатические отношения. Говорилось и о том, что мы уже опоздали: у всех западных стран отношения с ЮАР установлены. Большую роль сыграли, наверно, и распространявшиеся в нашем обществе антикоммунистические настроения, нагнетавшиеся – как это ни странно – больше всего некоторыми бывшими коммунистами. Б. А. Пиляцкин писал, например: «Многолетняя „монополия на ЮАР“ международного отдела ЦК КПСС, постоянная оглядка в сторону Африканского национального конгресса и ЮжноАфриканской компартии по существу атрофировали южноафриканскую деятельность МИД» [1229] . И даже в 1992 г., когда конституционные переговоры между правительством ЮАР и оппозицией шли уже полным ходом и всему миру было известно, что коммунисты играют в этом процессе активную роль (достаточно назвать имена Джо Слово, Сирила Рамапосы, Тревора Мэнюэла, Джея Найду и многих других, не говоря уже о Табо Мбеки), Пиляцкин утверждал, что «центристские элементы в АНК испытывают сильное давление со стороны левых радикалов, за спиной которых – компартия Южной Африки, стремящаяся сорвать процесс урегулирования и погрузить страну в состояние насилия и хаоса» [1230] . В такой системе ценностей заключение дипломатических отношений с правительством белого меньшинства было действительно логичным шагом.

Очевидно, первыми из южноафриканских дипломатов, в июле 1990 г., в Москве побывали Нил фан Хеерден и его заместитель Херберт Бюкес. Предлогом визита была необходимость транзитной остановки в Москве на пути в Токио. Фан Хеердена поместили в гостинице «Интуриста». О встречах в МИД он не упоминал, но говорил, что его принимали в Комитете солидарности. Однако неформальные переговоры во время визита все же произошли. Фан Хеерден считал этот визит прорывом, приведшим в конечном итоге к заключению дипломатических отношений [1231] .

Южноафриканская «Burger» писала по этому поводу: «Существует большая вероятность того, что Южная Африка и Советский Союз скоро наладят дипломатические связи. По информации, имеющейся в распоряжении „Burger“, генеральный директор по иностранным делам г-н Нил фан Хеерден и его заместитель Херберт Бюкес только что предприняли важный шаг в том направлении. Высокопоставленный представитель Министерства иностранных дел подтвердил факт их визита в советскую столицу по дороге в Токио (Япония) и сказал, что они использовали эту возможность для „неформальных переговоров“. Он отказался подтвердить, что речь шла именно о дипломатических отношениях. Однако другие источники указали нам на то, что преждевременная огласка может только помешать делу. В соответствии с информацией, полученной „Burger“ из других источников, новые отношения между Южной Африкой и Советским Союзом возможно не будут иметь статуса полных дипломатических связей… Переговоры касаются „представительства южноафриканских интересов в Москве“. На практике это означает, что у Южной Африки будет собственное здание в советской столице, в котором будут работать южноафриканские дипломаты. Насколько удалось установить, поначалу на здании не будет таблички с названием „Южная Африка“. Не будет на нем и южноафриканского флага. Нам было сказано, что г-н фан Хеерден предпринял шаги к поездке в Москву давно, во время своего визита в Гавану (Куба) в связи с работой Объединенной комиссии Южной Африки, Анголы и Кубы, которая была создана в ходе мирных переговоров по Намибии» [1232] .

Первая торговая делегация ЮАР побывала в СССР почти сразу после визита фан Хеердена, в начале августа 1990 г. Возглавлял ее министр торговли и промышленности Кент Дюрр. Южноафриканская «Die Burger» писала, что одной из тем, намеченных к обсуждению, было использование Советским Союзом в Чернобыле южноафриканской технологии удаления ядерных отходов. Были, конечно, и другие темы, поскольку министра сопровождали представители крупного южноафриканского бизнеса [1233] .

По словам Шубина, визит не обсуждался ни в Верховном Совете СССР, ни в ЦК КПСС и был «практически скрыт от ЦК», хотя никаких формальных отношений между нашими странами в тот момент все еще не существовало и официально СССР продолжал поддерживать политику бойкота Претории. До сведения АНК информация об этом визите была доведена только в последний момент. Прибыла делегация по приглашению фирмы «Экопром», представлявшей собой, как писал Шубин, «консорциум нескольких государственных предприятий, занимавшихся проблемами окружающей среды» [1234] . Фирма была только что создана, однако у нее были, видимо, неплохие связи: ей удалось не только обеспечить визы представителям правительства страны, с которой у СССР не было ни дипломатических, ни каких бы то ни было иных официальных отношений, не только провезти их по стране (в частности, в Киев, Ленинград и Сочи, где обсуждались перспективы деловых отношений), но и организовать для них встречи с несколькими министрами Правительства Российской Федерации. Можно только догадываться, что в действительности поездка была организована по тем же каналам, по которым велись отношения в рамках МАГАТЭ и соответственно теми же организациями.