Власть над властью - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Мухин cтр.№ 30

Но ведь Хрущев не только «санкционировал репрессии». По своей должности первого секретаря ЦК КП республи­ки он, как и секретари обкомов, был членом чрезвычайных троек, именно он приговаривал подсудимых к расстрелам.

Когда возникла необходимость пересмотреть политику репрессий и осудить прошлое, препятствием стали руко­водители НКВД. Как при них Хрущев мог обвинить НКВД в тех убийствах, которые совершал сам? И он без труда на­шел холуев, которые сфабриковали уголовные дела и подве­ли под расстрел тех, чьих показаний Хрущев боялся: Берию, Абакумова и прочих. И только после этого он на съезде пуб­лично обвинил в терроре НКВД и Сталина, подчиненных и начальника. Сталин мертв, руководители НКВД Хрущевым уничтожены. В зале сидят все те же прокуроры и секрета­ри обкомов, убийцы, которым эта версия очень по душе. Хрущев в их глазах — герой, развенчавший культ лично­сти и спасший их лично. Эту же версию бездумно подхва­тывают и несут в массы журналисты и писатели. А НКВД (КГБ), виновный в уголовном преступлении, так как при­нуждал подследственных давать ложные показания, молчит, учитывая судьбу Берии.

Каков эффект для общества от выяснения такой «исти­ны»? Да, чекисты под контролем, никого не пытают и не за­ставляют давать нужные показания. Но этим вовсю занима­ется прокуратура. Вспомним, как действовали в Узбекистане следователи прокуратуры Гдлян и Иванов. Чтобы подслед­ственные дали нужные показания, чтобы родственники не­сли деньги, которые затем выдавались за украденные, под­следственных сажали в камеры с отпетыми уголовниками, а те за послабления в режиме били несчастных до тех пор, пока они не подписывали признание, нужное «героям-сле­дователям». В других случаях незаконно арестовывали род­ных подследственных и, угрожая расправой над ними, до­бывали нужные показания. И затем наступала очередь су­дов с их неправосудными приговорами. Мы все знаем, но ничему не учимся...

Итак, жизнь в бюрократической системе управления не только превращает подчиненного в подлеца, она задает ему и определенный стандарт поведения. Подчиненный, стараясь не отвечать за Дело, делом избирает себе какое-либо, ого­воренное начальником действие, и главным для него стано­вится отчет за это действие. Он всячески рекламирует свою близость Делу, часто бывая в тех местах, где работают ря­довые исполнители; потому что он «демократ», он не при­нимает собственных решений, а непрерывно советуется с начальником, со всеми возможными и невозможными, та­кими же, как он, «специалистами». Он любит совещания, а когда не знает, что делать, то дает команду подготовить про­грамму по «улучшению». Он никогда не виноват ни в чем. У него всегда виноваты либо подчиненные, либо начальни­ки, но обычно и те, и другие вместе. Всмотритесь в эти чер­ты, читатели, вы себя не узнаете?

Конечно, было бы предпочтительнее, если бы эту тему ос­ветил тот, кто живет и работает на Западе, а не бывает там наездами. Поэтому мы лишь коснемся некоторых принци­пиальных, видимых отличий.

Как и все отношения между людьми, бюрократические тоже имеют свою национальную окраску. К примеру, немцы весьма энергичны в принятии решений, могут принять их прямо за столом переговоров, а японцы обязательно попро­сят время на обдумывание, что означает согласование ими своих решений с Токио. Зато прямо противоположны под­ходы! на низших ступенях бюрократической лестницы: япон­ские рабочие работают быстро, непрерывно ищут что-то но­вое, а немецкие на вид крайне неторопливы, любую опера­цию выполняют тщательно и, на первый взгляд, бездумно.

В мемуарах немецкого морского диверсанта времен Второй мировой войны есть такой эпизод. Первыми нача­ли совершать морские диверсии англичане и итальянцы. Один из видов диверсий состоял в следующем. Из торпе­ды вынимался боевой заряд, и в этом месте оборудовалась кабина для диверсанта. К первой торпеде снизу прикреп­лялась вторая, боевая. Обе торпеды скрытно опускались в море, и диверсант, управляя первой торпедой, транспорти­ровал вторую ближе к вражескому кораблю, а затем произ­водил пуск боевой торпеды. Немцы, узнав идею, стали ее копировать. Однажды им повезло: англичанин, выполняя боевую задачу, задохнулся в кабине, обе торпеды были не­вредимыми выброшены на немецкий берег, и немцы полу­чили возможность осмотреть их.

Сначала немцев поразили тупость и леность английских рабочих: торпеды были изготовлены грубо, чуть ли не кое-как, даже сварочные швы не были зачищены. А на немецких торпедах все детали и поверхности сияли шлифовкой и по­лировкой. Но потом немцы поняли, что в условиях войны, когда дорог каждый рабочий час, заниматься шлифовкой и полировкой того, что заведомо должно разлететься на кус­ки при взрыве, — пустое дело.

В основе этой истории лежит бюрократическая зашоренность конструкторов и инженеров, которые запрограммиро­ваны на то, чтобы все делать тщательно, и они требуют это­го от рабочих, не думая о Деле. И то, что требовалось для Дела, порой упускалось. Скажем, у наших саперов мирного времени существует такая статистика.

Извлекая с полей прошедших боев неразорвавшиеся ар­тиллерийские снаряды, они на один советский находят три неразорвавшихся в бою немецких, хотя наша артиллерия вы­пустила по немцам больше снарядов, чем их артиллерия по нашим войскам. Тщательно выполненные немецкие снаря­ды имели взрыватели из малопрочных сплавов, и эти взры­ватели при соприкосновении с землей часто отламывались, не успевая подорвать сам снаряд. Имелся и дефект в кон­струкции.

Получая по ленд-лизу английские и американские тан­ки, наши танкисты немедленно отрывали и выбрасывали весь выполненный из пластика внутренний интерьер тан­ка: очень уж он хорошо горел.

Подобные бюрократические перекосы можно увидеть и сейчас. Например, молниеотвод на здании в Германии вы­полнен так, что от одного его вида получаешь удовольствие. Но... проводники, спускающийся с крыши и поднимающий­ся из земли, соединены муфтой с болтовым зажимом. В этом месте проводники будут ржаветь, следовательно, электриче­ское сопротивление будет расти, неуклонно снижая качество молниеотвода. А наши строители бросят провода, как попа­ло, криво-косо, но соединят их сваркой, и если не обращать внимания на неприглядный вид сооружения, можно считать, что свои функции молниеотвод будет выполнять исправно, не говоря уже о том, что он раза в три дешевле. Одни зацик­лены на тщательности, а другие на объемах работ.

Это относится к «синим воротничкам». А что касается «белых воротничков» — конторских работников, то их на Западе тоже очень много. Правда, они заняты в несколько других сферах, учитывая бесплановость или ограниченную плановость экономики. Трудно сказать, но впечатление та­кое, что там бюрократов этого типа во много раз больше, чем было в СССР со всеми его вывертами. Некоторые фир­мы утверждают, что из 100 работников у них 60 рабочих и 40 управленцев.

Токийская контора японской металлургической компа­нии «Ниппон стал», производящей на своих заводах около 20 млн. тонн стали, расположена в 32-этажном здании американской планировки. Представьте себе огромные залы, заставленные столами, на каждом столе компьютер, за каж­дым компьютером японец в белой рубашке, очках и галсту­ке. И так 32 этажа! Это впечатляет. Магнитогорский метал­лургический комбинат, производивший во времена СССР 17 млн. тонн стали, не имел, наверное, и пятой части тако­го числа клерков. А ведь фирма «Ниппон стал» имеет еще и конторы на каждом заводе.