Терроризм. Война без правил - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Щербаков cтр.№ 41

В начале ХХ века началась совершенно иная эпоха. Терроризм в России стал массовым. И это были не демонстративные взрывы, как во Франции, а огонь на поражение…

Во второй половине 90-х годов XIX столетия среди народников началось оживление, связанное с ростом напряженности в стране. 27 мая 1896 года началась так называемая «промышленная война» – массовая забастовка петербургских текстильщиков, в которой участвовали около 30 тысяч человек. Причем рабочие были хорошо организованы – они установили связи между предприятиями и координировали свои действия. На «промышленной войне» впервые отметились конкуренты радикальных народников – марксисты. Разумеется, «Союз освобождения рабочего класса» стачкой не руководил – члены Союза лишь осуществляли, так сказать, информационную поддержку. Но прославились они всерьез.

Народникам стало обидно. Конкуренты прут вперед, а мы что же? К тому же благодаря амнистии 1896 года на свободу вышло некоторое количество «старых бойцов». Самой активной из них оказалась Екатерина Константиновна Брешко-Брешковская, севшая еще по «процессу 193-х», то есть в 1878 году. Ее прозвали «бабушкой русской революции» (хотя в 1896 году ей было 54 года). Дама была совершенно неукротимая. Едва оказавшись на свободе, она снова взялась за старое.

Только вот объединиться было непросто. За годы дебатов, проводившихся как на воле, так и в ссылках, каждый приобрел собственное мнение и соответствующие амбиции. Тем не менее, к концу века существовали две более-менее внятные организации – «Южная партия социалистов-революционеров» и «Северная группа» тех же товарищей. Первая охватывала Юг и Запад России. Центр второй находился в Москве, но к ней же принадлежали и некоторые сибирские города, например Томск. «Северяне» выпускали газету, которая позже стала общепартийной, – «Революционная Россия». Особого согласия между группами не было. «Северяне» являлись чистыми террористами. «Южане» тоже признавали террор, но только как один из методов. Главным делом они видели подготовку к вооруженному восстанию.

А чего вообще хотели эсеры? (Так их тогда еще не называли, но понятно, о ком речь.)

Человек, запомнивший хоть что-то из школьного курса истории, ответит: «Они были за крестьян». На самом-то деле это в значительной степени – декларация.

В их партийной программе сказано: «Вся тяжесть борьбы с царизмом, несмотря на наличность либерально-демократической оппозиции, охватывающей преимущественно промежуточные в классовом отношении элементы “образованного общества”, падает на пролетариат, трудовое крестьянство и революционно-социалистическую интеллигенцию».

Но с пролетариатом уже работали эсдеки. Они гораздо лучше понимали «рабочий вопрос» и, что главное – знали подход к рабочим. У эсеров это выходило хуже. Вот и пришлось вспомнить про крестьян. Но на самом-то деле в эсеровских изданиях основное место занимают разговоры о борьбе за демократию и прочую свободу. Социал-демократы добросовестно пытались привлечь в свои ряды рабочих. А вся деятельность эсеров, да и весь строй и стиль партии был ориентирован прежде всего на «революционную интеллигенцию». Хотя, когда в 1903 году начались крестьянские восстания, знакомая нам Брешко-Брешковская заявляла: «Это мы их подготовили». Только вот в жандармских документах нет ничего на этот счет. А ведь если готовили, значит, кто-то должен был и попадаться… Так что выбор террористического пути был для социалистов-революционеров предопределен.

Кроме того, в дело вмешался случай. 14 февраля 1901 года вольнослушатель Берлинского университета П. В. Карпович выстрелом из револьвера убил министра просвещения Н. П. Боголепова. Он, одетый в военную форму, вошел в кабинет министра и выстрелил в него. В суматохе Карпович мог бы скрыться, но предпочел сдаться властям.

Он вспоминал:

«Как только я решил, сделалось так спокойно на душе, так тихо: временами было как-то уютно, тепло. Вот уже больше недели, но ни одного сомнения, ни один нерв не дрогнет. Ясно, очень ясно».

Причиной были события 4 (17) мая 1900 года на Казанской площади Санкт-Петербурга. Студенты устроили очередную демонстрацию, казаки попытались ее разогнать. Закончилось все большой

дракой. Бунтари использовали арматуру и даже стреляли из револьверов (правда, ни в кого не попали), казаки их лупили шашками в ножнах… В итоге нескольких студентов отправили служить в армию. Вот Карпович и решил отомстить.

Террорист был одиночкой. За ним никто не стоял, хотя он и посещал за границей народнические кружки.

9 (13) марта статистик Самарской земской управы Логовский пытался убить обер-прокурора Священного Синода Н. К. Победоносцева, который считался главным вдохновителем «реакции». Он стрелял через окно, но не попал. Логовский был тоже одиночка, хотя на допросе и заявил, что разделяет программу социалистов-революционеров.

По поводу Карповича власти попытались «не гнать волну», обвинив его в «преднамеренном убийстве частного лица» [44] . Но это помогло мало. Теракты вызвали большой энтузиазм среди оппозиционно настроенной публики. «Революционная Россия» писала, что, дескать, вот вам пример, вперед, ребята!

Эти события не только подтолкнули к объединению социалистов-революционеров, но и окончательно определили направление деятельности партии.

Упомянутые теракты явились не только детонатором новой волны терроризма, они определили первоначальную тактику эсеров.

Формально партия была учреждена в 1901 году в Женеве. Ее создали четыре человека – В. Чернов, М. Гоц, Г. Гершуни и… Е. Азеф, который уже тогда являлся платным сотрудником охранного отделения. Об Азефе рассказ еще пойдет. Гоц и Гершуни для нашей темы не слишком интересны. Гоц никакой активной деятельности не мог вести физически – он был прикован к инвалидному креслу. На каторге после одного из столкновений «политических» и охраны ему повредили позвоночник. Чернова даже однопартийцы характеризовали как человека не слишком умного. Он являлся теоретиком терроризма: «Террор бывает троякий: эксцитативный, дезорганизующий, агитационный». То есть, по большому счету, Чернов занимался болтовней. Характерно, что он безвылазно сидел в эмиграции до Декабрьского манифеста 1905 года – то есть предпочитал не рисковать. А вот Гершуни – это была личность… Его уважали даже противники. Пришел Гершуни не из народников, а из «Бунда» – еврейской социалистической партии. В конце XIX века в этой организации также заговорили о терроризме, но дальше слов дело не пошло. Первоначально Гершуни стал известен тем, что во время «ликвидации» [45] «Бунда» провел лучшего сыскаря Российской империи полковника Зубатова. Зубатов имел привычку переубеждать тех революционеров, которые казались ему идейно нестойкими. Смысл был в этом самый практический. «Перекованные» товарищи становились либо секретными сотрудниками, либо шли работать в Охранные отделения. Попытался сыграть полковник в эту игру и с Гершуни. Тот вроде бы «повелся» – нарассказывал сказок о том, что его, бедного еврея, обманули и запутали. И в итоге открутился. А ведь Зубатов был не тем человеком, которого легко провести. Однако, оказавшись на свободе, Гершуни тут же ушел в подполье и бежал за границу.