Сталинградская Богородица - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Шамбаров cтр.№ 102

Однако ни брудершафты и извинения, ни даже участие в подавлении и расстрел собственных сослуживцев не спасли оппозиционеров. Гитлер вознамерился вырвать с корнем любые враждебные элементы. Теперь он не доверял даже Гиммлеру, поскольку тот не раскрыл вовремя возню военных. Расследование было поручено персонально начальнику РСХА Кальтенбруннеру и начальнику гестапо Мюллеру. Арестовывали не только офицеров, причастных к «Валькирии», но и интеллигенцию, аристократию, перемывавшую кости фюреру в своих салонах. Подключились доброжелатели, сыпали доносы. Многие арестованные в тщетной надежде выкрутиться закладывали друзей. Ко всему прочему, немецкие оппозиционеры оказались отвратительными конспираторами. При обысках были найдены списки организаций, планы, протоколы собраний. Услышав об этом, Канарис сокрушенно ахнул: «Эти типы из Генерального штаба не могут обойтись без писанины».

Впрочем, еще раз подчеркнем, что всерьез говорить о какой-либо борьбе против нацизма в Германии не приходилось. Например, один из заговорщиков, фельдмаршал фон Клюге, предпочел аресту самоубийство, принял яд. В предсмертном письме он обратился к Гитлеру: «Я всегда восхищался Вашим величием… Если судьба сильнее Вашей воли и Вашего гения, значит, такова воля провидения… Покажите себя столь же великим и в понимании необходимости положить конец безнадежной борьбе, раз уж это стало неизбежно». Можно ли считать такое лакейство «германским сопротивлением» – решайте сами.

«Заговорщиком» считали и фельдмаршала Рундштедта. Во всяком случае, Бек с единомышленниками твердо рассчитывали на его поддержку. Но как только запахло жареным, он по собственной инициативе вызвался стать председателем Офицерского суда чести. Этот орган изгонял из армии всех лиц, причастных к оппозиции, и передавал их для расправы Народному суду. Гудериан в мемуарах тоже изобразил себя ярым оппозиционером. Умолчав, что и он добровольно вошел в состав Офицерского суда чести. Из кожи вон лезли фельдмаршал Браухич, гросс-адмирал Редер и прочие военачальники, находившиеся в опале. Не дай бог самих заподозрят! Они выступили в печати с гневными осуждениями мятежников, заверяли, что они-то преданы фюреру до гробовой доски.

Между тем положение Германии стремительно ухудшалось. С востока ее громили русские. Американские и британские армии приближались к Парижу. А массы боевых кораблей и десантных средств, высвободившиеся после операции «Оверлорд», перебазировались из Атлантики в Средиземное море. В Италии союзные войска все равно безнадежно застряли возле германских позиций у Флоренции. Отсюда было решено снять 21 дивизию. Их перевозили в порты, грузили на транспорты, и 15 августа началась вторая высадка, в Южной Франции. Германская группа армий «G», прикрывавшая эти районы, была вообще хиленькой. Ее сопротивление подавили первыми же бомбардировками. Союзные десанты выплеснулись курорты Лазурного Берега между Тулоном и Каннами. Французское правительство Виши бежало вместе с немцами.

И только сейчас, с четырехлетним опозданием, у французов неожиданно всплеснули идеалы национальной чести. До сих пор кружки Сопротивления были малочисленными и задачи перед собой ставили скромненькие – вели агитацию, помогали укрываться сбежавшим пленным, евреям. Только на границе с Италией свободолюбивые горцы-савойцы начали создавать партизанские отряды. Теперь забурлило по всей стране. Люди вооружались чем попало, объединялись в группы «макизаров». Стреляли в спины отступающим немцам. В хаосе эвакуации налетали на брошенные германские учреждения, грабили склады, казармы. Гитлеровцы пытались мстить. Например, за похищение и убийство штурмбаннфюрера СС Кемпфе генерал Ламмердинг направил батальон полка «Дер Фюрер» покарать поселок Орадур. 197 мужчин расстреляли, 240 женщин и 205 детей заперли в церкви и сожгли заживо.

Но Орадур стал исключением. Обычно макизары смелели уже после того, как немцы обращались в бегство. Самое крупное восстание произошло в Париже, против немцев выступило 4 тыс. партизан. Уточним – нацисты к этому моменту успели покинуть Париж, а запоздавшие мечтали только об одном – как бы вырваться. Поэтому восставать против них было почти безопасно. 21 августа в Париж вступили союзные колонны, встреченные массовым ликованием.

Правда, даже ужасы оккупации могли показаться цветочками по сравнению с ужасами освобождения! О том, как вся Франция несколько лет кормила и вооружала Германию, как выслуживалась перед победителями, старались забыть. Теперь французы наперебой ринулись доказывать, насколько они ненавидели гитлеровский режим! Распаленные толпы громили дома и квартиры людей, объявленных «коллаборационистами». То есть сотрудничавших с прежними властями, сумевших пристроиться при германских и вишистских учреждениях. Расправами занимались самозваные «комитеты», «штабы» макизаров, просто банды обывателей. Если на улице на кого-то указывали как на «коллаборациониста», никто особо не разбирался, правда ли это. Хватали, вешали, рвали на части. Особым предметом издевательств становились женщины, объявленные «немецкими подстилками». Их остригали наголо, обнажали и таскали по улицам, терзая и избивая. Чужими жизнями и позором французский народ пыжился смыть собственный позор и трусость. А восторженные француженки спешили продемонстрировать патриотизм и другими способами – распахивали гостеприимные постели американцам, англичанам.

Они казались всесильными. Две группировки, наступавшие из Нормандии и от Средиземного моря, соединились. Германские части, не успевшие выскочить в створ между ними, оказались отрезаны на юго-западе Франции, начали сдаваться. Вся линия фронта рухнула. Немцы лихорадочно собирали хоть каких-нибудь защитников, объявили тотальную мобилизацию. Формировались части фольксштурма, в них призывали мальчишек с 15 лет, отцов семейств от 50 до 60 лет. Отменялись брони по болезням. Могли ли молокососы и инвалиды остановить бесчисленные колонны танков, машин, пехоты, широким валом катящиеся вперед?

Но… произошло очередное «чудо». Во всяком случае, немецкие генералы квалифицировали случившееся именно таким образом. В сентябре 1944 г. вся масса союзных армий вышла к границам Германии и… остановилась. Затормозила перед жиденькой обороной, которую только-только начали организовывать. Эйзенхауэр объяснял – войска устали, растянулись коммуникации для подвоза горючего и боеприпасов. Но ведь в итоге реализовались примерно такие же условия, какие предлагал Роммель и прочие генералы-заговорщики! О том, что союзники займут Францию, но не будут вторгаться в Германию. А вести активные действия и лить кровь пускай продолжают русские. Западный фронт замер.

Между тем по Германии продолжались крутые расправы. Всего было арестовано около 7 тыс. человек. Из них казнили 5 тыс. Это не считая оппозиционеров, кончавших жизнь самоубийством. В берлинской тюрьме Моабит бесперебойно работала гильотина, по разным городам гремели расстрелы. Для фельдмаршала Вицлебена и прочих руководителей путча постарались буквально исполнить требование Гитлера – «повесить как скот». Перебрасывали через мясницкий крюк проволочную петлю, надевали на шею и подтягивали над полом, пока не задохнутся.

Роммель был очень популярен в армии, да и фюрер прежде любил его. Поэтому позволил сделать исключение, уйти из жизни не изменником, а героем. Лежавшему в госпитале фельдмаршалу дали яд и объявили, что умер от ранения. А Гиммлер уберег от общей участи Канариса и его приближенных – они слишком много знали о контактах с Западом. Их отправили в концлагерь и казнили в апреле 1945 г. Потихонечку, без суда и без допросов, где они потянули бы в пропасть самого Гиммлера. Но один из важных заговорщиков почему-то уцелел. Шахт. Он также избежал суда, в концлагере содержался в отличных условиях и благополучно дожил до конца войны. Могущественные закулисные силы сочли нужным уберечь своего эмиссара, и невидимые «пружинки» сработали. Прочие банкиры и промышленники, связанные с оппозицией, также остались целыми и невредимыми. Следствие вообще обходило их стороной.