6 июня армады кораблей покрыли все море, с ревом наплывали лавины самолетов. Высадка началась именно там, где указывала разведка, в Нормандии. Пролив тут был пошире, чем возле Кале, зато широкие прибрежные пляжи идеально подходили для выгрузки техники и развертывания пехотных частей. На гарнизоны немецких береговых укреплений сыпались ураганы снарядов и бомб, они просили помощи. Но из вышестоящих штабов им приказывали не паниковать. Разъясняли, что у них осуществляется всего лишь отвлекающий маневр, основное десантирование будет в другом месте [149]. С изрядным запозданием все-таки уяснили – наносится не отвлекающий удар, а главный. Но… одновременно выяснилось, что германские планы по отражению вторжения никуда не годятся!
Неприступного «Атлантического вала», о котором шумела немецкая пропаганда (и англо-американская тоже), на самом деле не существовало. Строительные ресурсы рейха ушли на возведение полос укреплений по Днепру, в Прибалтике, Белоруссии. А оборона побережья Атлантики основывалась на опыте Дюнкерка. Высадившиеся войска противника сразу же, пока они не закрепились, предполагалось контратаковать танковыми дивизиями – и сбросить их в море. Хотя танковых дивизий во Франции было всего четыре, слабенького состава. Да и располагались они севернее, возле Кале, где ожидался десант. Теперь их развернули в Нормандию. Они спешно двинулись к месту высадки, растянулись.
По частям, по мере подхода бросались в бой. Но плацдармы на нормандских пляжах прикрывались мощнейшим огнем всего союзного флота! Танки расстреливали, как в тире.
Ну а германская пехота во Франции в основном состояла из «остгруппен». Нужно ли было погибать за Гитлера русским, кавказцам, узбекам? На советском фронте они дрались яростно. Возбуждали себя, будто борются с коммунизмом, а сдача в плен для них фактически исключалась. Но англичане и американцы не были коммунистами. Наоборот, у них можно было спастись! Солдаты убивали своих немецких командиров, сдавались целыми ротами и батальонами. Оборона рухнула. Союзники взяли 250 тыс. пленных – большинство было из «остгруппен». Многие из них выражали желание продолжить войну в американской или британской армиях. Надеялись выслужить иностранное гражданство. Их охотно принимали, пускай воюют. А насчет гражданства видно будет…
Союзные войска триумфально двигались по Франции. И именно теперь для германской оппозиции настало время осуществить переворот. Теперь было с кем договориться о мире, о разграничении интересов в Европе. Роммель 15 июля составил послание Гитлеру. Доказывал, что война неотвратимо идет к концу и срочно требуются «политические решения». Отправил письмо – и сказал приближенным: «Я дал ему последний шанс. Если он не воспользуется им, мы начнем действовать». Как мы видим, один из основных заговорщиков выступал даже не против Гитлера. От всего лишь силился перебороть упрямство Гитлера и его нежелание трезво оценить ситуацию. Пусть заключает мир на Западе или уйдет в отставку, откроет дорогу к миру своим преемникам. А если по-прежнему заупрямится, «начнем действовать». Впрочем, самому Роммелю действовать не пришлось. На дороге он попал под авиационный налет и был ранен.
Но и других офицеров, способных на какие-то активные действия, во всей германской армии нашлись считаные единицы. Вся так называемая оппозиция оказалась годной лишь на пустую болтовню. Организацией переворота пришлось заниматься одному-единственному человеку, полковнику Штауффенбергу. К «западникам» он не принадлежал. В закулисных связях с англичанами и американцами не участвовал. Штауффенберг полтора года провел на Восточном фронте, занимался формированием частей «остгруппен», и у него родился фантастический проект союза с русскими антисоветчиками. Немцы сбросят Гитлера, а власовцы – Сталина. Воцарится демократия, мир и дружба. Из России Штауффенберг попал в Африку, под бомбежкой потерял руку и глаз. Но его считали ценным офицером, не уволили, назначили начальником штаба Резервной армии.
Здесь он развил бурную деятельность. Помощников у него не находилось. Сам составлял планы, договаривался с другими заговорщиками. Бомбу фюреру тоже должен был подкладывать сам. Кстати, очень похоже, что Штауффенберга просто подставляли. Он был слишком «чужим» для прочих оппозиционеров. Вот его и подталкивали все делать одному. Чтобы после убийства Гитлера уничтожить Штауффенберга, а самим остаться «чистенькими». Вроде даже не будет никакого переворота. Вместо фюрера к власти придет новое законное правительство, вступит в переговоры с Западом.
Первый раз выступление намечалось на 11 июля, когда Штауффенберга вызвали в Оберзальцберг для доклада фюреру о подготовке армейских резервов. Но на совещание не пришел Гиммлер. Штауффенберг позвонил в Берлин, намеками посоветовался с Беком и другими руководителями заговора – взрывать бомбу или отложить покушение. Генералы высказались – отложить. Рассуждали, что необходимо дождаться более удобного случая, пускай все нацистские лидеры соберутся вместе – Гитлер, Геринг, Гиммлер. Словом, нашли предлог, чтобы снова пойти на попятную. Штауффенберг понял это. Он принял решение – в следующий раз взрывать в любом случае. Однако при очередном его докладе о резервах, 15 июля, Гитлер ушел раньше времени. Для следующего доклада Штауффенберга вызвали в Растенбург на 20 июля…
Позиция «героев сопротивления» представляется довольно характерной. Многие из офицеров и генералов, извещенных о предстоящем перевороте, вообще не пошли на службу в этот день. Сказались больными и сидели дома, выжидая развития событий. А в Растенбурге Штауффенберг оставил на столе портфель с миной и вышел. Полковник Брандт, разглядывая карту, переставил портфель за тумбу стола. Это и спасло Гитлеру жизнь. Штауффенберг не знал, что он уцелел. Вместе с начальником связи ставки Фельгибелем он увидел взрыв и помчался на аэродром. Фельгибель передал в Берлин условный сигнал – фюрера больше нет.
Штауффенберг летел в столицу 3 часа и еще 45 минут ехал с аэродрома в штаб Резервной армии. Но за все это время остальные путчисты пальцем о палец не ударили! Генералы Ольбрихт и Гепнер пьянствовали «за успех», другие слонялись без дела. Лишь после того, как появился Штауффенберг, «Валькирия» зашевелилась. Заговорщики принялись звонить единомышленникам в разные штабы, разные города. Отреагировали на эти указания только в Париже. Генерал Штюльпнагель по звонку из Берлина арестовал 1200 гестаповцев и эсэсовцев.
Больше никто договоренностей не исполнил. Не были заняты ни телефонная станция, ни радио. А между тем в Растенбурге Гитлер оправлялся от контузии и шока. В эфире прозвучало обращение Геббельса. Позже выступил и фюрер, опровергая слухи о своей смерти. Основная часть оппозиционеров сразу поджала хвосты. Пост главнокомандующего после переворота должен был занять фельдмаршал Вицлебен. Но он весь день просидел дома, только под вечер заглянул в штаб. Развел руками – дескать, ничего не получилось – и ушел. Ну а другие заговорщики нашли для себя выход. Принялись подавлять мятеж, пытаясь замять собственную вину.
Командующий Резервной армией Фромм и подполковники Гербер и Хайде арестовали своих товарищей, находившихся в штабе. Бека заставили застрелиться, а Штауффенберга, генерала Ольбрихта, полковника Мерца и лейтенанта Хефтена быстренько, без суда, расстреляли во дворе – заметали следы, чтобы самим выйти сухими из воды, а заодно показать верность фюреру. Остатки путча были ликвидированы всего одним батальоном майора Ремера и горсткой эсэсовцев Скорцени, занявших штаб Резервной армии и взявших под контроль центр Берлина. А в Париже заговорщики, узнав о провале в Германии, сами выпустили арестованных гестаповцев и эсэсовцев. Мало того, устроили с ними совместную гулянку в отеле «Рафаэль». Назюзюкавшись, братались с ними и пили на брудершафт.