Правда варварской Руси - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Шамбаров cтр.№ 34

В Москве делегацию приняли очень тепло. Хотя Мужиловский числился лишь сопровождающим, его встретили как настоящего посланника суверенной державы. Переговоры с ним вел дипломат и военачальник Трубецкой. Мало того, полковник удостоился особой чести — личного неофициального общения с царем. Правда, от вопроса о подданстве Алексей пока уклонился. Шаг был слишком ответственным, с бухты-барахты ввязываться в сложнейший узел противоречий было опрометчиво. Да и основания доверять Хмельницкому были пока не стопроцентными — он ведь и с Варшавой вел переговоры. Но Москва согласилась предоставить помощь оружием, деньгами, оказать дипломатическую поддержку, царь разрешил отпустить к Хмельницкому «государевых людей» — донских казаков. Однако добровольцы уходили и из других мест — торопецкий и хотмыжский воеводы доносили, что крестьяне «бегают за рубеж», вступая в казаки.

Русское правительство отправило на Украину своего представителя Василия Михайлова с несколькими дворянами — в основном для разведки. А к Хмельницкому тем временем прибыла польская делегация во главе с Киселем. Ян Казимир прислал грамоту на гетманство, булаву и знамя. В качестве «благодеяния» соглашался даровать амнистию повстанцам, увеличить реестр до 15 тыс. Но об отмене унии вообще как бы забыл, требовал, чтобы Богдан отступился от «черни», помог ее усмирить, разорвал отношения с Крымом и выступил против татар. В общем было ясно, что поляки всего лишь хотят расколоть повстанцев, поссорить с союзниками, а потом снова скрутить в бараний рог. И переговоры сразу зашли в тупик. Возмущенные казаки тыкали в булаву и знамя: «Зачем вы, ляхи, принесли нам эти цацки?» А Хмельницкий отрезал: «За границу на войну не пойду, саблю на турок и татар не подниму; достаточно дела и на Украине».

В Варшаву направили ответ: «Короля почитаем как государя, а шляхту и панов ненавидим до смерти и не будем им друзьями никогда». Перечислялись встречные условия: уничтожить унию, вернуть казачьи вольности, на Украине не восстанавливать костелов, запретить «селиться жидам», администрацию назначать только из православных, установить прямое подчинение казачьего гетмана королю, а Киевского митрополита допустить в сенат наряду с католическими епископами. Свою бывшую сожительницу Богдан нашел и вернул, но добавил в послании личное требование — выдать сбежавшего в Польшу Чаплинского. Хотя нетрудно понять, что условия, выдвинутые украинцами, никак не могли устроить поляков.

А Москва в марте 1649 г. прислала официального посла — Григория Унковского, что вызвало среди казаков взрыв восторга. Унковский привез для казачьей старшины «государево жалованье» и передал, что Алексей Михайлович готов принять Украину под свою руку, «если, даст Бог, вы освободитесь от Польши и Литвы без нарушения мира». То есть вступать в войну Россия пока остерегалась, чем Хмельницкий остался очень недоволен. И в обратную дорогу с Унковским отправил посольство Вешняка все с теми же просьбами о поддержке и подданстве. После переговоров с ним царское правительство постановило в случае необходимости предоставлять казакам убежище на своей территории, разрешило закупать «хлеб, соль и всякие запасы беспошлинно». Но на Украину направлялись не только хлеб и соль. Унковский доносил: «Козаки донские обещались выступить немедля, и многие из них уже пришли». А поляк Голинский жаловался: «Москва… хотя и подтвердила мир (с Польшей) тайно все доставляла Хмелю: продовольствие, порох, пули и пушки».

Богдан в это время чрезвычайно широко развернул свою дипломатию. Установил контакты с Молдавией и Валахией (Румынией). Хмельницкого посетили послы Трансильванского князя Юрия II Ракоци, который все еще мечтал о польской короне и искал союзников. Прибыл турецкий посол Осман-ага, и гетман заключил с Портой договор — стороны обязались не нападать друг для друга, обеспечить взаимный выкуп пленных, развивать торговлю. Турки при этом открыли казакам свободный вход во все свои гавани. Письмо к гетману прислал даже Кромвель, пышно величая его: «Богдан Хмельницкий, Божьею милостью генералиссимус греко-восточной церкви, вождь всех казаков запорожских, гроза и искоренитель аристократии, покоритель крепостей, истребитель римского священства, гонитель язычников, антихриста и иудеев».

Наши историки XIX в. захлебывались от восторга, освещая этот факт — надо же, мол, «культурный западник… видел что-то родственное себе в малокультурном сыне диких степей». Хотя в действительности все обстояло наоборот. Хмельницкий получил два образования, в том числе лучшее в ту эпоху, иезуитское, свободно владел латынью, французским, польским, турецким, татарским. А Кромвель не имел никакого образования, кроме домашнего, не знал ни одного языка, кроме родного, книг не читал, и все общавшиеся с ним иностранцы дружно упоминают о его полной неотесанности. Например, посол Бранденбурга Шлезер вынужден был разъяснять диктатору азы географии, рассказывать, какие государства существуют на Балтике, и учить читать карты. Да и масштабы деятельности этих двух лидеров слишком уж различаются. Один толокся в партийных междоусобицах своего острова, командовал в сражениях, где участвовало по несколько тысяч бойцов. А другой водил в битву стотысячные полчища и правил страной, где уместилось бы несколько Англий…

Международная обстановка благоприятствовала повстанцам. Главный союзник Польши, германский император, осенью 1648 г. только вылез из Тридцатилетней войны сильно потрепанным. При этом высвободилась и сохранившая силы Швеция, враждебная Польше. А у другой соседки, Османской империи, углублялся внутренний разлад. Правление султана Ибрагима Безумного оказалось для нее катастрофическим. Точнее, правил-то, конечно, не он. По турецким порядкам, султанских родственников, способных претендовать на престол, во избежание смут содержали в «клетке», особой комфортабельной тюрьме, где они были лишены связи с внешним миром, общаясь только с бесплодными наложницами. Угодил туда и Ибрагим, младший брат Мурада IV, и за 17 лет пребывания в «клетке» деградировал, тронувшись разумом. Но после смерти Мурада его мать не захотела терять своего положения и вместе с великим визирем Мухаммедом-пашой возвела на престол второго сына, чтобы править от его лица.

Ни к чему хорошему это не привело. Ибрагим кидал в Босфор золотые монеты — «рыб кормил». Приходил в экстаз от неимоверно толстых женщин, их для него искали по всей стране. Не хотел осязать ничего, кроме мехов, и ввели новый налог на покупку в России соболей, чтобы обить стены его покоев. Многие были недовольны таким султаном и узурпацией власти в руках женщины и визиря. Зрели заговоры. Правителям приходилось ублажать подарками янычар, покупать сторонников выгодными назначениями, наградами, возвышать не талантливых и деловых, а «своих» людей. Все это вело к ослаблению власти, коррупции. Казна пустела, а рост налогов вызывал новое недовольство.

Война за Крит затягивалась. Венецианцы применили действенный способ вредить туркам, засылая эмиссаров и подбивая на восстания черногорцев, сербов, албанцев, греков. Активизировался сепаратизм. В Ливане взял верх лидер антитурецкой партии кайситов Мельхем Маан и стал править почти независимо от Порты. Все меньше считались со Стамбулом Тунис, Алжир, Триполи, Крым. Правители вассальных Трансильвании и Валахии начали вести себя самостоятельно, а господарь Молдавии Лупул переориентировался на Варшаву. Поэтому договор о дружбе с Хмельницким турки сочли для себя очень выгодным — он обеспечивал безопасность хотя бы от запорожских набегов. За такое не жалко было открыть порты для беспошлинной торговли.