Коммунизм и фашизм. Братья или враги? - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Кара-Мурза cтр.№ 36

Нет доказательств того, что Фариначчи действовал согласованно с консулами и нет оснований для предположения, что их послание было одобрено Директорией. Наоборот, есть доказательства того, что раскольническая группа внутри партии была в курсе дела, и попыталась воспользоваться этим шагом. На первый взгляд, невероятный аспект этой истории состоит в том, что некоторые консулы после беседы с Муссолини и по приглашению депутата Эдоардо Торре направились в дом известного члена масонской ложи Пьяцца дель Джезу Виццони, который предложил им заменить Дуче другим вождем, принадлежащим к его организации70. В результате этого Тарабелла и Гальбиати организовали «антимасонский союз»71. Но с учетом указания Муссолини на «сделанную ими (Торре и раскольниками из Александрии) попытку развалить партию во всей Италии», этот эпизод представляется не столь уж неправдоподобным72.

Решения кабинета от 30 декабря явно были началом развития в направлении диктатуры. Члены кабинета, которые отвергали требование неограниченной власти для Муссолини, возможно, не были внутренне убеждены в том, что поступают правильно; может быть, они против своей воли проявляли готовность одобрить временные меры, чтобы уменьшить напряжение. Казати и Сарроки могли верить, что в благодарность за отсрочку их отставки Муссолини пообещает пользоваться лишь легальными средствами73. Фашистские министры Овильо и де Стефани, которые не одобряли речь 2 января, были, предположительно, того же мнения. Наступление экстремистов, которое началось 31 декабря во Флоренции и продолжилось в Пизе, Болонье и других городах, действительно изменили ситуацию и подготовили путь более широкомасштабным репрессиям, которые начались 3 января и были одобрены преобразованным, чисто фашистским кабинетом 7 января.

Нелегальная реакция сквадристов не только по времени, но и по значению началась только после полулегальных репрессий государственных органов. Суккерт протестовал: «Фашизм должен напомнить своим вождям, что министерство внутренних дел самый неподходящий орган для проведения революции» и призывал своих друзей из Национальной директории показать, что «Директория партии это не придаток к Виминалу, а воистину революционный орган, который намеревается воплотить в жизнь волю фашизма окончательно, несмотря на все сопротивление»74. Но фашистские массы уже выполнили свою задачу — запугать короля и общественное мнение и их можно было загнать обратно в угол: «Имперо» от 8 января 1925 г. справедливо обвинила Суккерта в нелогичной «демагогии».

Экстремисты добились очень многого: восстановления групп действия, даже если они были неофициальными, освобождены от любых преследований, сотрудничества прочих государственных органов с милицией, не говоря о таких второстепенных достижениях, как назначение Фариначчи секретарем партии и введение давно обещанного фашистского законодательства. Несмотря на это, январские события уже указывали на то, что государство подчиняет себе партию, но не так, как хотели Фариначчи и интегралисты. Внешне казалось, что законодательные меры интегралистов выполняются, но на практике создавались дополнительные бюрократические механизмы, которые подавляли самостоятельную жизнь партии и других ценных течений национальной жизни. Программа экстремистов оказалась непригодной для подлинного обновления государства даже в том смысле, какой ему придавали фашисты. «Динамика» движения могла в действительности сохраняться только путем продолжения террора; таков был истинный характер экстремизма. Но после 3 января он утратил вместе со своими последними претензиями на «героизм» свое значение.

Когда Палата снова собралась 12 января, фашистский депутат Маффеи воскликнул: «Чернорубашечники готовы к любым маневрам своих противников. Их ударная сила не имеет границ!» Федерцони в ответ бросил: «Достаточно одного карабинера»75.

Юджин Вебер

Часто приходится слышать, что фашистские движения рекрутировались, большей частью, из среднего класса или его нижнего слоя. Это мнение призвано доказать, в основном, консервативную или реакционную природу данных движений. Но возникает ряд вопросов. Во-первых: верно ли фактически это утверждение? Действительно ли фашистские или сходные с фашизмом движения находим своих вождей и сторонников, большей частью, в средних слоях общества? Во-вторых: имеет ли в самом деле значение в этой связи термин «средний класс»? И последнее: являлись ли эти группы, из которых фашизм, большей частью, рекрутировал своих сторонников, действительно особенно реакционными и каковы специфические признаки подобных групп?

Такого рода вопросы легче поставить, чем ответить на них, потому что имеющаяся информация крайне скудна. Аналитических исследований, посвященных членам и вождям этих партий очень мало. Работ, подобных «Нацистской элите» Дэниела Лернера, по другим движениям нет. Статья Гарольда Лассуэлла и Ренцо Серено «Лидеры партии и правительства в фашистской Италии», опубликованная почти тридцать лет назад1, мало помогает; «Итальянская фашистская партия у власти Данте Л. Джермино содержит мало нового. С НСДАП дело обстоит немногим лучше: здесь мы имеем очерк Ганса Герта (в «Reader in Bureaucracy», изд. Роберт К. Мертон), «Сельское население и национал-социализм» Рудольфа Хеберле, исследования по земле Шлезвиг-Гольштейн, написанные в 30-х годах и собранные в тонкий, но полезный том, а также очень впечатляющая работа о членах нацистской партии Теодора Абеля «Почему Гитлер пришел к власти».

Вот, пожалуй, и все. За отсутствием доказательств, особенно таких, которые позволили бы нам сравнить состав и мотивацию фашистских движений в разных странах и разных условиях, приходится прибегать к гипотезам, которые, хоть и весьма полезны, но могут и вводить в заблуждение в зависимости от предрассудков автора. Например, мы можем предположить, что торговец, принадлежащий к «нижнему слою среднего класса» будет скорее фашистом, чем социалистом или коммунистом, хотя «маленький человек» Ганса Фаллады пошел иным путем, и профсоюзы служащих в Бельгии — социал-демократические. Мы можем предположить, что крестьяне консервативны и, может быть, даже реакционны, не учитывая никаких особых условий, и указать на успехи фашистов в долине реки По, забывая при этом, что крестьянские общины оказывали там упорное сопротивление фашистам, или мы можем, на примере Франции, цитировать Анри Доржера и забывать Жана Рено.

Только более обстоятельные исследования позволят нам сказать, кто, в какой пропорции и при каких условиях проявлял ту или иную тенденцию, и поскольку я не в состоянии внести большую точность в эти дебаты, я хотел бы рассказать о том, что сделает всю проблему еще более противоречивой. Я хочу сделать это, приведя ряд фактов из истории одного из менее известных фашистских движений 30-х годов, и потом использовать те или иные данные, чтобы начать сравнительную дискуссию о фашистской социологии и притягательной силе фашизма. Смелость и неполнота этой попытки могут быть оправданы, если удастся дать стимул дальнейшим исследованиям, которые исправят ее ошибки и внесут порядок в ту область, где сегодня нет ничего, кроме гипотез и мнений.

Третьей по силе партией на всеобщих выборах в Румынии в декабре 1937 г. было движение, наиболее известное на Западе под названием «Железная Гвардия». Этикетка, под которой оно вело предвыборную борьбу — «Все для Родины» (ТПТ) — была последним из целой серии названий, с помощью которых оно пыталось реагировать на капризную неблагодарность правительства, но никогда не скрывало, что под ними продолжает существовать основанный в 1927 г. Корнелиу Кодряну Легион Михаила Архангела2. Первый контакт с электоратом на всеобщих выборах в июле 1931 г. принес тогдашней «Группе Кодряну» менее 2 % от общего количества поданных голосов (34183) и при румынской избирательной системе она не получила ни одного места. Но в течение десяти последующих месяцев кандидаты Кодряну на дополнительных выборах победили своих либеральных противников в двух округах Молдовы. Они удержали эти места, и когда в июле 1932 г. прошли новые всеобщие выборы, они получили 70674 голоса и пять мест в Палате. Так как организация Кодряну по решению правительства была распущена накануне новых выборов в декабре 1933 г., выборы 1937 года стали для нее первой возможностью снова принять участие в предвыборной борьбе. Она получила 478 378 (15,58 %) голосов — на 4,82 % меньше, чем самая большая Национальная крестьянская партия, и на 6,43 % больше своих самых рьяных конкурентов из Национально-христианской партии и завоевала 66 мест из 390.