Верный садовник - читать онлайн книгу. Автор: Джон Ле Карре cтр.№ 58

— Порт для дискет?

— И это тоже.

— Порт для си-ди ромов? Модем?

— И инструкция, и преобразователи. И шнуры, и адаптер. Но я все равно идиот, и, если есть шанс стереть что-то нужное, я обязательно сотру.

Гвидо тут же поднялся, но Джастин осторожно усадил его за стол.

— Не сейчас. Уже вечер. Этой ночью ты должен выспаться, а завтра утром, если хочешь, я приеду за тобой и мы поедем на виллу на джипе, но потом ты пойдешь в школу. Хорошо?

— Хорошо.

— Вы очень устали, синьор Джастин, — пробормотала мать Гвидо, ставя перед ним чашку кофе. — Слишком много горя — беда для сердца.

* * *

Он провел на острове два дня и две ночи, но, если бы кто-нибудь сказал ему, что прошла целая неделя, он бы не удивился. Паром доставил его в Булонь. Там он взял билет на поезд, расплатившись наличными. По пути, задолго до конечного пункта, указанного в билете, сошел и сел на другой поезд. Паспорт показывал, насколько помнил, только раз, и взглянули на него лишь мельком, когда он въезжал в Италию из Швейцарии, по очень живописному горному ущелью. И это был его собственный паспорт, в этом он был верен. Выполняя инструкции Лесли, паспорт мистера Аткинсона он послал через Хэма, чтобы его не поймали с двумя паспортами на руках. Что же касается ущелья и поезда, он не мог их вспомнить, не посмотрев на карту и не предположив с достаточной степенью вероятности, в каком городе он сел на этот поезд.

Большую часть путешествия Тесса находилась рядом, иной раз они даже смеялись, обычно после замечания Тессы, произнесенного дурашливым голосом. Случалось, что они сидели молча, плечом к плечу, откинув головы и закрыв глаза, словно пожилая пара, пока внезапно она не покидала его, разрывая сердце болью, и горечь утраты чувствовалась куда острее, чем в полуподвале Глории, на кладбище Лангата, в морге или на чердаке дома в Челси.

Сойдя с поезда в Турине, Джастин снял номер в отеле, чтобы помыться и привести себя в порядок, в комиссионном магазине купил два простеньких парусиновых чемодана, чтобы положить в них бумаги и вещи, за которыми и приехал, которые рассматривал как ее останки. Да, синьор Джастин, заверил его одетый в черный костюм молодой адвокат, партнер фирмы со стороны Манцини, после выражений сочувствия, дышащих искренностью, «коробки для шляп» прибыли в целости и сохранности в установленное время, вместе с указанием Хэма передать номера пять и шесть Джастину лично, не вскрывая, и если требуется еще какая-то помощь, юридическая, профессиональная, любая другая, все будет исполнено, поскольку верность семьи Манцини не оборвалась со смертью синьоры. Тут же Джастин расписался за пятьдесят тысяч американских долларов и получил их наличными. Затем удалился в пустующую комнату для переговоров, где переложил содержимое коробок пять и шесть, в том числе паспорт мистера Аткинсона, в парусиновые чемоданы, взял такси до Пьомбино и каким-то чудом успел попасть в сверкающий огнями отель, называющий себя лайнером, который отправлялся в Портоферрайо, на острове Эльба.

Сев как можно дальше от огромного телевизора, единственный гость в поблескивающей пластиком большущей столовой самообслуживания на шестой палубе, поставив рядом чемоданы, Джастин угостил себя салатом с креветками, бутербродом с салями и полубутылкой действительно плохого красного вина. Прибыв в Портоферрайо, борясь с головокружением, направился к выходу через темный трюм, где едва не попал под колеса выезжающих автомобилей.

Сгущались сумерки, дул холодный, пронизывающий ветер, редкие пешеходы стремились как можно быстрее покинуть набережную. Боясь, что его узнают, хуже того, пожалеют, Джастин надвинул шляпу глубоко на лоб и с чемоданами в руках побрел к ближайшему такси. С облегчением убедился, что лицо водителя ему незнакомо. За двадцать минут, которые заняла поездка, водитель только раз спросил, не немец ли он, и Джастин ответил, что он — швед. Ответил удачно, потому что других вопросов водитель не задавал.

Вилла Манцини располагалась у самого берега в северной части острова. Ветер, дующий с моря, трепал пальмы, перекатывался через каменные заборы, гремел ставнями и черепицей, заставлял стонать деревянные постройки. Один под лунным светом, Джастин долго стоял, пока его глаза привыкали к темноте, на том самом месте, где водитель высадил его, у входа в вымощенный камнем-плитняком двор виллы, с древним колодцем и прессом для выжимки оливкового масла. Вилла возвышалась перед ним. Два ряда тополей, посаженных дедом Тессы, окаймляли дорожку, ведущую от парадной двери к морю. Постепенно Джастин различил и домики для слуг, и каменные лестницы, и колонны, и другие элементы римской архитектуры. На вилле не светилось ни одно окно. Управляющий поместья уехал в Неаполь, согласно Хэму, решил развлечь невесту. Домики для слуг, перестроенные матерью Тессы (на острове ее предпочитали звать dottoressa [53] — не contessa [54] ) в коттеджи для немецких туристов, арендовало туристическое агентство из Франкфурта.

Так что добро пожаловать домой, сказал он Тессе, на случай, если после длительного путешествия она не поняла, где находится.

Ключи от двери лежали на каменном выступе под деревянной крышкой, закрывающей колодец. «Первым делом надо снять крышку, дорогой… вот так… потом протянуть руку, и, если повезет, ты их ухватишь. Теперь тебе остается только открыть дверь, отвести невесту в спальню и заняться с ней любовью, ничего больше». Но он повел ее не в спальню, потому что знал место получше. Вновь подхватив чемоданы, пересек двор. В это самое время луна вышла из-за облаков, осветив ему путь, уложив белые колонны между тополями. В дальнем конце двора, пройдя короткой аллеей, напоминающей узкую улочку римского города, остановился перед дверью из оливкового дерева, с вырезанной на ней геральдической пчелой Наполеона: согласно семейной легенде, великий человек, ценивший и умную беседу, и еще больше отменное вино прапрабабушки Тессы, частенько бывал на вилле во время десятимесячной ссылки.

Джастин выбрал самый большой из ключей, вставил в замок, повернул. Дверь натужно заскрипела и открылась. «Здесь мы считали наши денежки, — на полном серьезе говорила ему она, наследница состояния Манцини, невеста и гид. — Сегодня превосходные оливки Манцини отправляются на переработку в Пъомбино. Но во времена моей матери, dottoressa, эта комната являлась святая святых. Здесь мы вели учет масла, кувшин за кувшином, прежде чем отнести их вниз, в cantina, [55] где они хранились при постоянной температуре. Именно здесь… ты не слушаешь».

— Потому что ты меня возбуждаешь.

«Ты мой муж, и я буду тебя возбуждать, как только у меня возникнет такое желание. Слушай внимательно. В этой комнате каждый крестьянин еженедельно получал жалованье и расписывался, чаще ставил крест, в огромной амбарной книге».

— Тесса, я не могу…