— Ах, миссис Космополит, — сказал Лю-Цзы, и его глаза затуманились. — Как эта женщина убирала! Если бы она была уборщицей здесь, никому не было бы позволено ходить по полу! Ее дом! Такой удивительный! Дворец! Чистые простыни каждую неделю! А еда? Просто за то что бы попробовать ее Бобы Запеченные на Гренках, человек был готов отдать цикл вселенной!
— Хм, — сказал Лобзанг.
— Три месяца я оставался там и подметал полы в ее доме, как и подобает ученику, а потом вернулся сюда, мой Путь был ясен для меня.
— А эти истории про вас…
— О, это правда. Почти все. Немного преувеличены, но почти полностью правдивы.
— А та, что о цитадели Мунтаб, Паше и рыбной кости?
— О, да.
— Но как вы проникли в крепость, где дюжина тренированных и вооруженных мужчин не могла даже…?
— Я маленький человек с метлой, — просто ответил Лю-Цзы. — Везде бывает грязь, которую нужно убрать. Какой вред от человека с метлой?
— Что? И все?
— Ну, все остальное кулинария, по правде говоря. Паша не был хорошим человеком, но обожал рыбные пироги.
— И ничего из боевых искусств? — спросил Лобзанг.
— О, это всегда последнее. Истории нужны пастыри, а не мясники.
— Вы знаете ойдокинь?
— Просто много заячьих прыжков.
— Шиитакей?
— Если мне захочется опустить руку в горячий песок, я пойду на пляж.
— Упсидази?
— Трата хороших кирпичей.
— Ни кандо?
— Это ты выдумал.
— Тунг-пи?
— Плохой способ подстригать клумбы.
— Дeжa-фу? — на это Лю-Цзы отреагировал поднятием бровей.
— Дeжa-фу? Ты слышал эту сплетню? Ха! Никто из монахов здесь не знает дeжa-фу, — сказал он. — Я бы знал. Послушай, парень, насилие порождает насилие. В самых темных углах достаточно метлы.
— Только в самых темных, да? — сказал Лобзанг, не пытаясь скрыть сарказма.
— О, понятно. Хочешь оказаться со мной лицом к лицу в доджо? Это очень старая истина: когда ученик сможет побить учителя, учителю нечего больше будет сказать ему, потому что кончится его ученичество. Хочешь научиться?
— А! Я знал, что у вас еще есть чему поучиться!
Лю-Цзы поднялся.
— Почему ты? — сказал он. — Почему здесь? Почему сейчас? «Для всего есть время и место». Почему это место и это время? Если я отведу тебя в доджо, ты вернешь то, что украл у меня! Пошли!
Он посмотрел на стол тикового дерева, за которым работал над своими горами.
Маленький совок был на месте.
Несколько вишневых лепестков спланировало на землю.
— Понятно, сказал он. — Ты настолько быстр? Я не заметил тебя.
Лобзанг ничего не сказал.
— Это маленькая и ничего не стоящая вещь, — сказал Лю-Цзы. — Зачем ты взял ее, скажи, пожалуйста?
— Поглядеть, смогу ли я. Мне было скучно.
— А, ну тогда давай посмотрим, сможем ли мы сделать твою жизнь более интересной. Неудивительно, что тебе скучно, если ты умеешь так нарезать время.
Лю-Цзы повертел совок в руках.
— Очень быстр, — сказал он. Он наклонился и сдул лепестки с ледяной шапки крошечной горы. — Ты нарезаешь время быстро, как Десятый Дзинь. В то время как тебя почти не тренировали. Ты, должно быть, был великим вором! А сейчас…о, боги, я должен привести тебя в доджо…
— Нет, не нужно! — сказал Лобзанг, потому что Лю-Цзы вдруг приобрел вид пугающий, оскорбленный и в то же время стал вроде меньше и тоньше.
— Я настаиваю, — сказал старик. — Давай закончим это сейчас. Как было написано: «Нет времени, кроме настоящего», одно из самых сильных высказываний миссис Космополит. — Он вздохнул и посмотрел на гигантскую статую Мгновена.
— Посмотри на него, — сказал он. — Он был совсем мальчишкой, да? Совершенно счастливым нашим мирозданием. Видел прошлое и будущее как одно живое существо, и написал «Книгу Истории», чтобы объяснить, как история должна идти. Нам не представить, что видели его глаза. И он ни разу не поднял на человека руку.
— Послушайте, я действительно не хочу…
— И погляди на другие статуи, — создавалось такое впечатление, будто дворник совершенно забыл о доджо.
Растерянный Лобзанг проследил за его взглядом. На высокой каменной платформе, что тянулась по всей длине сада, стояли сотни небольших статуй, по большей части вырезанных из дерева и выкрашенных в кричащие цвета. Фигуры, у которых было больше глаз, чем ног, хвостов, чем зубов, чудовищный союз кальмара, тигра и птицы, словно бы создатель вселенной вытряхнул то, что у него оставалось из коробки, и соединил вместе. Чудища, раскрашенные в розовый, оранжевый, алый и золотой, глядели ни аллейную дорожку.
— О, дланги,…- начал Лобзанг.
— Демоны? Вот слово для них, — сказал дворник. — Аббат зовет их Врагами Разума. Знаешь, Мгновен посвятил им целый свиток. И он сказал, что эти худшие на свете.
Он указал на маленькую фигуру в сером капюшоне, находящуюся явно не на своем месте среди буйства красок вокруг.
— Выглядит не очень опасно, — сказал Лобзанг. — Послушайте, Дворник, я не хочу идти…
— Вещи, что не выглядят опасными, могут быть очень опасны, — сказал Лю-Цзы. — То, что они не выглядят опасными и делает их таковыми. Как было написано: «Не суди о книжке по обложке».
— Лю-Цзы, я действительно не хочу с вами драться…
— Твои учителя будут говорить тебе, что овладение боевыми искусствами дает тебе возможность нарезать время, и, видимо, это правда, поскольку действительно помогает, — произнес Лю-Цзы, не слушая его. — Но и работа уборщиком, как ты наверно заметил, помогает сделать это. Всегда ищи идеальный момент, говорил Мгновен. Людям просто больше нравиться пинать других пяткой в затылок.
— Но это не был вызов. Я просто хотел, чтобы вы мне показали…
— И я покажу. Пошли. Я заключил сделку. И должен сдержать обещание, старый дурак.
Ближайшим доджо было доджо Десятого Дзиня. Оно пустовало, если не считать двух монахов, размытые силуэты которых скользили по циновке, заворачивая время вокруг себя.
Лю-Цзы был прав, думал Лобзанг. Время было потоком. Вы можете научиться заставлять его течь быстрее или медленнее. Именно поэтому монахи могли легко пройти через толпу, двигаясь так быстро, что никто не замечал их. Или могли стоять несколько секунд, наблюдая, как солнце догоняет луну на мерцающем небе. За минуту они могли промедитировать весь день. Здесь, в долине один и тот же день длился вечно. Бутоны никогда не становились вишнями.