Бобби Фишер идет на войну - читать онлайн книгу. Автор: Джон Айдиноу cтр.№ 65

Покойный профессор Вартанян был тогда генеральным директором Центра психического здоровья. Он поговорил с профессором Жариковым, психиатром Медицинского института, который ныне является деканом кафедры психологии. Приманкой была сама поездка в Исландию, экзотическую страну, куда практически не было шанса попасть. Жариков участвовал в грандиозной танковой битве под Курском, в которой был ранен. Над входом в его кабинет висит табличка, указывающая на его статус ветерана Великой Отечественной войны. Внутри — большой портрет Ленина.

По приезде сотрудники посольства предоставили Вартаняну и Жарикову последние сведения относительно гипноза, парапсихологии и воздействия гипотетического прибора, спрятанного в кресле Фишера. Гости полистали прессу в поисках карикатур на матч. Жариков был настроен скептически. Он не верил в применение парапсихологии: если бы она была, то при таких ставках неизбежно пошли бы слухи. Сегодня, когда профессор вспоминает, как сидел в зале и наблюдал за игроками в бинокль, в его глазах мелькает удовольствие. Он отнёсся к эпизоду, как к увеселительной прогулке. От специалистов трудно было ожидать многого. Возможности лично познакомиться с объектами своих исследований и диагностировать их характеры, чтобы отличить нормальное поведение от ненормального, у них не было. «Каждый, оказавшись в столь сложной психологической ситуации, отреагирует на неё по-своему, — говорит Жариков. — Здесь нет стандартов. Нельзя сказать, что вот такое поведение проблемное, а такое — нет».

Он сделал вывод, что чемпион ведет себя вполне уравновешенно. Их единственная встреча со Спасским произошла на приёме в посольстве, и Жарикова она весьма впечатлила: «Очень умный молодой человек, возможно, немного чопорный — у такой личности редко развивается психоз. Он был очень уверенным, любил порисоваться, живо беседовал». Профессора убедили Аставина, что беспокоиться не о чем. Они повторили своё мнение и в официальном отчёте Спорткомитету: «Мы написали короткий доклад, отметающий все спекуляции и говорящий о том, что участники матча находятся в совершенно нормальном психологическом состоянии».

Паранойя, однако, не была односторонней. Второй секретарь советского посольства Дмитрий Васильев вспоминает жалобы Фишера на агентов КГБ, якобы сидящих в зале и пытающихся его гипнотизировать. Виктор Джакович считал это проявлением антисоветского мировоззрения Фишера.

Фишер был уверен, что Советы прослушивают его разговоры и устраивают слежку. Он считал, что с ним играют множеством способов: к примеру, в первых рядах сидят люди, каким-то образом воздействующие на его концентрацию, — возможно, электронными приборами. Его паранойя была глобальной. Отчасти поэтому визиты на американскую базу в Кефлавике являлись для Фишера таким успокоением — мы помогали ему чувствовать себя более комфортно: «Смотри, это американская база НАТО. Здесь ты в безопасности». Если кто-то говорил о русских, он немедленно засыпал человека вопросами. У меня создалось впечатление, что, если вы хотите завоевать его внимание, нужно просто упомянуть русских.

Напряжение было таким сильным, что его ощутил даже нью-йоркский адвокат Пол Маршалл. Он вспоминает, как с конторки портье в отеле исчезли паспорта его и его жены, а потом внезапно обнаружились в номере. «Мы начали ощущать какое-то давление и думали: "Всё очень странно". Это происшествие и несколько других заставили нас полагать, что мысль Бобби о русских может иметь под собой какие-то основания». Однако такую атмосферу можно было иногда использовать и для развлечений. Как-то раз Маршалл с женой Бетт направлялись в зал, когда мимо них прошёл Крогиус. Адвокат вспоминает: «Бетт позвала его: "Гроссмейстер Крогиус, друзья в Америке просили передать вам кое-какие бумаги". Крогиус тут же повернулся и убежал». Памятуя о том, что поблизости мог находиться наблюдатель из КГБ, кто может его винить?

И всё же нельзя сказать, что Спасский и Геллер полностью заблуждались. Посторонние действительно пытались воздействовать на ход матча.

Сейчас мы знаем, что всё это время КГБ проявлял активность, пытаясь отследить возможные атаки на чемпиона мира и провести упреждающий пропагандистский удар против американцев. Офицеры работали с молчаливого одобрения шахматных чиновников в Москве, возможно приложив руку и к распространению слухов о том, что Спасский собирается бежать.

Советские гроссмейстеры той эпохи предполагали, что КГБ имеет свой интерес в шахматах, как и во всех делах, считающихся ключевыми для государства. Шахматисты присматривались друг к другу. У кого из них была задача помимо шахмат? Кто получал дополнительный доход, имел так называемую «побочную работу»? Кто информатор? А кто на самом деле офицер КГБ?

До сего дня многие жители бывшего Советского Союза убеждены, что деятельность КГБ по защите государства была почётным занятием, а потому ничего постыдного в сотрудничестве с этой организацией нет. КГБ обладал реальной властью над выездами за рубеж, скрываясь за всеми комитетами партии и рассматривая заявления тех, кто собрался за границу. Через своих информаторов КГБ узнавал, что происходит в шахматных кругах, и «советовал» властям, кого надо поддержать, кого не одобрять, кому запретить покидать пределы Советского Союза, а кому, наоборот, можно позволить работать за границей. Обычной практикой было предлагать будущим путешественникам такой вариант: паспорта им выдадут с большей готовностью, если они согласятся быть глазами и ушами КГБ.

Некоторые утверждают, что у КГБ был кабинет в Центральном шахматном клубе, хотя более реальным представляется, что там просто находился один из офицеров КГБ. Гроссмейстер Юрий Авербах заявляет, что ни о чем подобном не слышал: «У меня там был кабинет, и если действительно всё так обстояло, то я просто об этом не знал». Тем не менее он отлично понимал, как система работает, если его глубоко сидящие инстинкты — или, возможно, суеверная привычка — до сих пор запрещают напрямую говорить о КГБ. «В эпоху Сталина, если команда покидала страну, вместе с нами ехал представитель этой организации. Этот человек следил за всеми участниками команды. В 1952 году я играл в межзональном турнире, и такой человек там присутствовал. В 1953-м на турнире претендентов в Цюрихе тоже был такой человек. В 1955-м, когда Спасский выезжал на юношеский чемпионат мира — тогда его тренировал я, — с нами также ездил представитель этой организации. После 1956 года на протяжении примерно трёх лет никого не посылали. Была оттепель. Затем, в начале 60-х, эти люди вновь начали появляться. На Кюрасао, например, вместе с нами ездил человек из КГБ».

«Такие люди» были строго засекречены. Александр Никитин, бывший тренер Гарри Каспарова, пишет: «С самого начала, как только Гарри начал выезжать за границу, у него был сопровождающий, который не являлся профессиональным тренером. Это подполковник КГБ Виктор Литвинов. Литвинов следил за Гарри и его матерью, куда бы они ни отправлялись». По словам Никитина, «охраняли» даже Карпова: «С 1975 года Владимир Пищенко, известный агент КГБ, следовал за Карповым, как тень, во всех его зарубежных командировках».

Никитин считает, что агенты выполняли полезную роль: «Сегодня у всех вошло в привычку проклинать эту организацию. Однако мы не должны думать, что люди, работавшие на КГБ, были монстрами. Те, с кем мы имели дело, были искренними и опытными офицерами с очень широким интеллектуальным кругозором. Организация действовала во всех спортивных федерациях. Спорт как аспект культуры отражал успехи системы. ..» Интеллектуальный уровень действительно был высоким — в КГБ отбирались наиболее одарённые личности.