Бобби Фишер идет на войну - читать онлайн книгу. Автор: Джон Айдиноу cтр.№ 53

Фишер имел 6,5 очка, Спасский — только 3,5. Чемпион был раздавлен. В этом контексте 11-я партия бросала ему самый серьёзный вызов за всю профессиональную жизнь, вызов, который он принял с достоинством. Снова Фишер сыграл вариант Найдорфа с «отравленной» пешкой, приняв предложенную белыми жертву. Он нахально брал пешки в этой позиции против многих других игроков и всегда выходил невредимым. Великий шахматист (и композитор) 18-го века Франсуа Филидор называл пешки — пехотинцев шахматной доски — «душой игры», и Фишер никогда не недооценивал их важности.

Однако команда Спасского в течение недели искала способ усилить действие яда. Токсичность проглоченной пешки дала о себе знать на 14-м ходу, когда Спасский сделал противоречащий здравому смыслу ход конем, вернув его на исходное место. В своей книге Роберт Бирн и Иво Ней называют его «дьявольским отступлением» и «самым интересным ходом в Рейкьявике». По мере сужения кольца загонщиков Фишер обнаруживал, что клеток у его ферзя остается всё меньше и меньше; через одиннадцать ходов он оказался пойман. В зале послышались шорохи и шёпот, заставившие Лотара Шмида нервно вскочить со своего кресла и яростно нажать кнопку «тишина». Партия теперь действительно была закончена, хотя Фишер сделал ещё несколько ходов. Когда он наконец сдался, аплодисменты и приветственные крики: «Борис!» звучали по всему залу. Чемпион заметно расслабился. «Остаток матча будет для меня более интересным», — сказал он.

Фишер редко проигрывал, и каждый проигрыш психологически выбивал его из колеи. Как же подействует на него это поражение? Повсюду говорили о «поворотной точке», о том, что матч стоит «на распутье». В газете «Известия» гроссмейстер Давид Бронштейн написал: «Чемпион мира наконец вернулся к наступательной игре и теперь, возможно, целиком проявит свои многочисленные таланты».

Однако 12-я партия прошла довольно спокойно — некоторые гроссмейстеры назвали её попросту «скучной». То, что будет ничья, стало понятно ещё за два десятка ходов до того, как этот результат был скреплён рукопожатием, и игра продолжалась, вероятно, из чистого упрямства. Единственное, что вызвало некоторое удивление, — это капли пота, стекающие с бровей обоих соперников. Несмотря на жаркий день, Фишер настоял, чтобы кондиционеры отключили из-за тихого гудения. В ходе партии он постоянно жаловался судье на то, что ему мешает шум в зале. На этот раз его жалобы были вполне обоснованными: местные детишки ухитрились пролезть в подвал и кричали в грубы вентиляции, ведущие прямиком в зал.

Позже Шмид получил письменное требование Фишера, чтобы тот освободил первые семь рядов кресел: «Зрители сидят слишком близко и чересчур шумят, так что я слышу их разговоры, кашель и смех. Это недопустимо на матче за звание чемпиона мира, и я требую, чтобы вы с организаторами предприняли немедленные действия для полного и окончательного исправления этих условий, предоставив мне полный отчёт о сделанном». «По стандартам Бобби, это было обычное письмо», — сказал Шмид, попытавшись не обращать на него внимания. Однако для Фишера, а следовательно, и для организаторов шум являлся постоянным раздражителем.

Худший момент для чемпиона.

Жалобы вызывали в Фишере душевный катарсис. Тринадцатая партия это отлично продемонстрировала. Даже просто сделать 74 хода в течение девятичасового марафона — это уже огромное напряжение. Большую часть времени позиция оставалась невероятно сложной, и было не ясно, кто выигрывает. К. Александер назвал партию «битвой античных масштабов». При доигрывании Фишер отдал фигуру, но взамен активизировал свою пешечную фалангу на ферзевом фланге; пешки медленно, неуклонно и угрожающе двигались по доске. Несколько раз под невероятным давлением Спасский находил спасительный маневр. Но на 69-м ходу, выбившись из сил, он дал ошибочный шах ладьей; советская пресса назвала это «роковым шахом». После него Спасский уже не мог помешать превращению одной из пешек Фишера в ферзя. «Бобби вложил в этот эндшпиль больше, чем когда-либо в своей жизни», — сказал Уильям Ломбарда. Когда Фишер покинул сцену, Шмид — игнорируя американские заявления относительно его предпочтений — сел напротив деморализованного Спасского и посмотрел с ним финальную стадию партии. Несмотря на ошибку и усталость, Спасский утешился в таком tour de force. Давид Бронштейн переигрывал партию множество раз и так написал о ее восхитительной сложности: «Словно загадочный сфинкс, дразнит до сих пор она моё воображение».

В Исландию прибыла жена чемпиона Лариса вместе с жёнами остальных членов команды. «Надеюсь, я помогу ему и отдыхать, и размышлять», — сказала она. После титанических, но тщетных усилий в предыдущей партии Спасскому требовалось время на восстановление. Утром перед 14-й партией был взят второй тайм-аут. Ульвар Тордарсон, прекрасный шахматист и окулист, которого незадолго до начала матча попросили быть официальным врачом, обнародовал заявление о том, что «сегодня утром (в 10.20) Борис Спасский был обследован. По медицинским показаниям я советовал ему не выходить на сегодняшнюю партию». Точная природа болезни не называлась. Сейчас Тордарсон говорит, что ничего серьёзного не было: простуда, вызванная стрессом. Когда доктор прибыл к Спасскому в отель «Сага», чемпион был достаточно здоров, чтобы шутить. «Он предложил мне сыграть партию в шахматы. Я сказал: "Ваше призвание — шахматы, моё призвание — медицина"».

Крамер не проявил сострадания. «Бедняга Спасский. Его свалил какой-то русский вирус, потому что с исландским климатом всё в порядке. Возможно, ему нужна пара дней, чтобы пообщаться с женой и ненадолго забыть о шахматах». Потом Крамер отправился к Тордарсону, требуя медицинский отчёт, но был выставлен за дверь. «Прежде чем его вышвырнуть, я объяснил ему этические правила отношений между врачом и пациентом», — говорит Тордарсон, передавший отчёт Шмиду и запретивший арбитру публиковать его. Крамер пытался добиться текста документа и от Шмида, но получил второй отказ. «Спасский чувствует себя неважно. Вот и всё», — ответил ему немецкий гроссмейстер. Широко распространённым прогнозом в западной прессе был такой: Спасский, отстающий в счёте и невероятно уставший, теперь капитулирует без борьбы.

Теперь у меня не осталось ничего, кроме жены.

Честер Фокс

После потрясений первой половины матча организаторы и соперники наконец-то занялись обычной рутиной. Шок от общения с Фишером прошёл. Подобно жителям оккупированного города, все мало-помалу приспособились к новому стилю жизни. В день приходило одно-два письма с жалобами, иногда за подписью Фишера, иногда Крамера; были угрозы, истерики, ультиматумы. Но в этой регулярности наличествовала успокаивающая, предсказуемая динамика — партия, выходной(ые), знакомые процедуры. Как при оккупации, граждане не могли позволить себе расстраивать завоевателей: всегда существовала опасность, что жалоба Фишера разрастётся до неимоверных размеров. Некоторые протесты начали переходить грань разумного; уровень напряжения среди организаторов увеличивался, если не предъявлялось никаких претензий: что ещё задумал Фред Крамер?