Странники войны. Воспоминания детей писателей. 1941-1944 - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Александровна Громова cтр.№ 68

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Странники войны. Воспоминания детей писателей. 1941-1944 | Автор книги - Наталья Александровна Громова

Cтраница 68
читать онлайн книги бесплатно

Наш интернат был детищем Литературного фонда, по тем временам довольно богатой организации, так как семь процентов от всех публикаций советских писателей перечислялись в Литературный фонд. Нам присылались из Москвы ежемесячно какие-то деньги, которыми оплачивались расходы по содержанию интерната, все поставки, электричество, отопление, – другими словами, вся наша жизнь. Но вот однажды Марья Михайловна сообщила мне по секрету, что нам не успели перечислить деньги и город грозит отключить нас от обеспечения. В долг во время войны никто не хотел давать.

Странники войны. Воспоминания детей писателей. 1941-1944

Анна Зиновьевна Стонова

И вот тогда Анна Зиновьевна Стонова, жена известного писателя, будучи хозяйкой нашего интерната, решила пойти к Леониду Леонову, получившему как раз перед тем Сталинскую премию за пьесу «Нашествие». Анна Зиновьевна была педагогом, как говорится, от Бога. Все бывшие ученики 170-й школы Москвы, а среди них много выдающихся деятелей культуры, поют ей гимны до сих пор. Женщина она была статная, красивая. Перед тем как пойти к Леоновым, она надела очень красивое пальто с чернобуркой, красивую, какую я больше нигде не видала, шляпу, и медленно, полная достоинства, пошла за деньгами.

От нее мы научились, как надо идти, когда идешь к кому-либо что-либо просить. Достоинство – это высшее мерило человека. Она шла не как просительница к богачу. Она шла на равных, от имени детей, родители которых воевали, многие уже погибли на фронтах, она шла просить в долг определенную сумму, пока Литфонд не пришлет. Леонова мы не застали дома, он был в отъезде, а жена вошла в наше положение, одолжила нужную сумму. Сразу после получения денег из Литфонда долг был незамедлительно возвращен, и шествие нашей Анны Зиновьевны повторилось: то же пальто, черно-бурая лиса, изумительная шляпа и достоинство равного с равными.

Помню еще одно событие, которое потрясло весь город. Ребята нашли снаряд, оставшийся с Первой мировой войны, снаряд взорвался. Все погибли, и среди них пасынок Василия Гроссмана. Хоронил их весь город, шесть гробов несли по улицам Чистополя, это было страшное, незабываемое зрелище.

После мучительно трудной зимы сорок третьего года, в самом начале весны, к нам в школу, прямо в класс, пришел участник Сталинградской битвы. Это был совершенно особый человек. Он физически был с нами, но весь его облик и глаза, они все еще оставались там, на поле брани. Ему было еще очень-очень мало лет, но его лицо, его глаза были намного старше его самого. Всё, что произошло там, на поле боя, навсегда запечатлелось в его обличье. Он нам рассказывал, как детям: ничего страшного, война есть война; он понимал, что детям надо рассказывать позитивные вещи. Он говорил, мы слушали, а страшный грохот войны докатывался и сотрясал наши души. Я не помню ни имени, ни звания, ни рода войск, в которых он служил, но сама Сталинградская битва, эта великая, кровавая эпопея, вместе с ним навсегда вошла в мою жизнь.

Сталинград был переломом в ходе войны, и в начале лета наш интернат вернулся в Москву К счастью, у меня была там мамина родня. Прежде всего, дядя Юра, мамин брат, самый близкий мне человек после родителей. Как военнообязанного, его направляли в самые опасные места, но на самом деле он был специалистом по лесоводству. Его обучил этому мой дед, у него было лесничество под Черниговом, обширные леса, которые он обслуживал. После войны дядя Юра довольно долго служил начальником отдела в министерстве лесной промышленности.

Дядя Юра был поразительный, самоотверженный семьянин. После войны, как известно, никаких пенсий не существовало, а у него на руках оставались престарелые родители, старшая незамужняя сестра, я и еще одна племянница от погибшей сестры в Ленинграде. Он был очень хорош собой, я помню, как на него женщины засматривались, ухаживали за ним, но он мне однажды сказал: я не могу, не имею права жениться, не хочу устраивать конфликты между моей семьей и моей женой.

Когда вернулась из эвакуации и третья сестра, которой было негде жить, дядя Юра отдал ей с мужем свою комнату. Дед умер в эвакуации, у бабушки осталась четырнадцатиметровая комната. Бабушка долго болела, она все время мерзда и ходила в пальто, но она сама себя обслуживала, обстирывала, не подпускала никого, чтобы ей помогали. Мы жили в комнате с бабушкой – я и Марья Сергеевна (которую мы называли просто – Маня), старшая сестра моей мамы, ставшая моей опекуншей.

По натуре Маня была крайне человеколюбивым существом. Рядом с Неглинкой, где мы жили, располагалось министерство морского флота, там работала вахтером ее подруга Феня. Жить Фене было негде, и Марья Сергеевна взяла ее к нам. Спали мы кто на чем. Мне выделили горбатый железный сундук, на который стелили старые одеяла. Спать на нем было мучительно, потому что сундук был короткий и покатый, во время сна я постоянно валилась то к стене, то на пол, и ногам места не хватало. Феню устраивали на большом дубовом столе, который на ночь раздвигали посреди комнаты.

У дяди Юры была подруга, Мария Александровна Кулешова. Она была очень хорошим хирургом, но нигде не могла устроиться на работу из-за своего дворянского происхождения. До войны в одну из своих поездок на Дальний Восток дядя Юра включил ее в свою делегацию, как бы узаконив ее положение. Она устроилась потом хирургом в Архангельске, они долго дружили, потом, уже ближе к концу жизни, поженились.

Так как родители мои погибли на фронте и комната наша оказалась как бы бесхозной, райжилотдел решил ее прибрать себе. Они поселили туда ленинградского скульптора Шервуда с внучкой. Поскольку я осталась сиротой и жить мне было негде, я пошла в Союз писателей. Надо сказать, что в те годы в Союзе писателей была очень сильная Военная комиссия, это был союз военного братства, горой стоявшего на защите инвалидов, вдов, сирот писателей. У них служили лучшие юристы. Выслушали меня, оформили документы. Судиться в те годы с райжилотделом было совсем непросто, но мене дали прекрасного адвоката, и первое же заседание суда постановило освободить комнату и вернуть ее мне.

Так как с жильем тогда было очень трудно, выселить Шервуда оказалось некуда, и мы поделили комнату занавеской пополам, благо там были два огромных окна. Какое-то время мы проживали вместе: на одной половине – я с Марьей Сергеевной, на другой – Шервуд с внучкой. Спустя какое-то время ему выделили комнату в соседнем доме, и мой отчий кров наконец был мне возвращен.

Я осталась одна, но со мной были мамины вещи, папины книги и его стихи. С помощью вернувшихся с фронта писателей я стала собирать однотомник папиных стихов, который впоследствии вышел в издательстве «Советский писатель». Вернувшись из Чистополя, Анна Зиновьевна Стонова, наша наставница и спасительница, собрала коллектив, посвятивший все свои силы увековечиванию памяти павших на полях сражений. Вершиной их стараний стал большой красный том под названием «Строка, оборванная пулей», посвященный писателям, погибшим на поле боя. И еще имена, выведенные золотыми буквами, на мраморной доске в фойе Центрального дома литераторов. Долгое время раз в год, восьмого мая, накануне Дня Победы, мы приходили с цветами к этой доске, потому что могил у ополченцев не осталось. Их общей могилой стали бескрайние вяземские леса Подмосковья, усеянные останками наших близких.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению