Через несколько страниц чтения Соня засыпала, но Жени продолжала. Стоило остановиться, как глаза женщины открывались и в них угадывалось изумление от наступившей тишины. И Жени читала до тех пор, пока дыхание Сони не становилось ровным, складки на лице разглаживались, и в нем уже не виделось боли.
Человеческий голос, знакомый голос, мягко льющийся потоком слов, действовал успокаивающе, как нежное прикосновение. И Жени понимала, что излечение наступает не только от лекарств, облучения и скальпеля. В медицине важно — сострадание.
«Сострадание, — думала она, шагая в понедельник на работу, — и выделяет доктора Ортона из числа других хирургов». Утро было необыкновенно прозрачным: воздух будто вычистили, небо по-настоящему голубое, а не серое, листья и трава переливались всеми оттенками зеленого — от лазурного до изумрудного. Стекла и зеркала витрин подмигивали солнечными зайчиками.
Как источник с минеральной водой, искристый воздух возбуждал Жени. Казалось, наполнял надеждой городские улицы. Она чувствовала, что счастлива — все обернулось к лучшему. Если бы лабораторию не закрыли, она не оказалась бы летом рядом с Соней, не встретила бы доктора Ортона и детей Хиросимы. «Серебряные облака с оборками. Ночь на день…», — пыталась вспомнить она поговорку. Она умудрилась даже заработать две зарплаты — недельную компенсацию от профессора Дженсона и деньги у доктора Ортона.
Мурлыкая что-то себе под нос, она вошла в приемную. Через десять минут зазвонил телефон. На другом конце провода оказался Эли. Утро складывалось поистине сказочным.
— Звоню, чтобы тебя поздравить, — произнес он. — Доктор Ортон сказал, что у него нет жалоб, что на языке смертных означает: ты просто образец работоспособности.
— Хочу вас поблагодарить, — начала Жени, но Эли ее перебил:
— Услуга за услугу. Сегодня вечером ты ужинаешь со мной.
— Ну, если в качестве услуги, — усмехнулась Жени.
— Я за тобой заеду, — и положил трубку, прежде чем она успела сказать, что ей нужно наведаться к Соне.
Кроме того вечера, когда Жени ужинала с Бернардом, все вечера она проводила с Соней. Но сегодня — позвонила домой и сообщила Григорию, что ей необходимо встретиться с пластическим хирургом. — По делу, — прибавила она.
— Лучше для развлечения, — ответил Григорий. — Молодые должны развлекаться, а за моей Сонечкой я присмотрю сам.
Жени пришло в голову, что они с удовольствием могут провести вечер вместе, и это успокоило, пока она в ожидании вечера плыла сквозь заботы дня.
Ближе к концу работы вышла умыться, а вернувшись, опять позвонила домой. То, что она услышала, ей не понравилось. С Соней снова случился припадок, дыхание было затруднено…
— Приезжал ее врач, — сообщил Григорий. — Сделал укол. Теперь все хорошо. Она спит, как ребенок.
— А как дыхание?
— Не хуже, чем у тебя.
— Мне отменить?..
— Глупости. Иди со своим хирургом.
— Я не поздно, — пообещала Жени.
— Приходи попозже. Не спеши. Порадуйся вечеру. Здесь все спокойно.
Жени положила трубку и, улыбаясь, вышла из приемной. Эли как раз входил в здание. Он взял ее за обе руки и посмотрел долгим взглядом.
— Выглядишь красавицей, — проговорил он, и она вспыхнула. — Доктор у себя?
Жени отрицательно покачала головой.
— Я хотел уважить его, зайти, но раз так, пошли, — он выпустил ее руки.
Жени вернулась за сумочкой и попрощалась с Джилл, та буквально рванулась из-за стола, чтобы хоть краешком глаза посмотреть на знаменитого хирурга, и все же опоздала: входная дверь уже закрывалась за ними.
«Феррари» Брандта был припаркован у пожарного гидранта, как раз напротив дверей кабинета Ортона. Ослепительно белая с черными накладками, машина Эли очень подходила платью Жени, будто она специально оделась для рекламной фотографии.
— Великолепно, — одобрил Эли ее черно-белое платье, разглядывая его на фоне темной кожи сиденья.
Как выпущенный из клетки тигр, он прорывался в потоке машин. Жени затаила дыхание, костяшки пальцев побелели.
— Ты не боишься, что я так еду?
— Да нет, — голос сорвался, когда ее качнуло влево и она едва удержалась, чтобы не навалиться на Эли.
— Это у меня в крови, — рассмеялся врач. — Привык вот так гонять машины. Хотя профессионально заняться этим никогда не хватало времени. Иногда просто не могу совладать с собой. А при таком движении зверею — становлюсь тореадором за рулем. Хочу поиграть со смертью.
— Чувствуется, — согласилась Жени, закрывая глаза: огромная бетономешалка промелькнула перед их носом.
Эли резко затормозил напротив неказистого здания, неподалеку от въезда в туннель Линкольна.
— «Джордано», — объяснил он. — Наружность так себе, зато еда превосходная.
Они прошли по коридору налево, мимо кухни. Тучная хозяйка — женщина с маленькими усиками и двойным подбородком, пропела имя Эли. И врач остановился обменяться с ней рукопожатием. Потом прошли в небольшой внутренний дворик, здесь на столиках, покрытых клетчатыми скатертями, стояли — в бутылках из-под «Киянти» — свечи. Они сели, а напротив — на фоне задней стены кирпичного дома, на бельевых веревках сушились пестрые одежды. «Бернард никогда бы не пошел в такое место», — подумала Жени.
Официант, сын владелицы заведения, воздел глаза к небесам, когда Эли представил ему Жени.
— Мадонна! — воскликнул он, призывая Деву Марию, чтобы та засвидетельствовала совершенство собственного пола.
— По-моему, он тебя одобрил, — сухо произнес Эли. Официант удалился с заказом.
— А как ты нашла доктора Ортона?
— Замечательный человек. Самый самоотверженный врач из всех, каких я только встречала, — и она рассказала Эли о своем посещении детей Хиросимы в Маунт Зион и о больных доктора Ортона, не способных заплатить за лечение.
— Билл — удивительный человек, — согласился Эли. — Но никогда не станет миллионером.
— А зачем ему им быть? — заступаясь за врача, ощетинилась Жени. — Работа его удовлетворяет. И это очень важная работа, — она понимала, что смуглый загар Эли и его выгоревшие волосы говорят о многих часах, проведенных на пляже или в шезлонге на палубе яхты. А может быть, об игре в теннис. Часы и дни приятного времяпровождения. И «Феррари» тоже. Роза Борден называла Брандта звездой. Филлип Вандергрифф — выбрал в качестве лучшего пластического хирурга, услуги которого можно купить за деньги. Эли Брандт был врачом для богатых.
— Да, — грубовато ответил он. — Тебе понравился соус?
— Хороший, — соус слегка сдабривал гноччи.
Она по-прежнему испытывала раздражение.
— Билл Ортон — настоящий характер, — продолжал Эли. — Мы все его, конечно, любим, но зовем Вильгельмом Завоевателем. Он не от мира сего и воюет за собственную Цель.