Женя обняла подругу.
— Какая ты смешная. Готова спорить, ты нравишься ребятам.
— Пошли они подальше, — горько заявила Лекс.
Женя, никогда не слышавшая от нее таких грубостей, отступила, американка протянула ей руку:
— Какая ты милая. До тебя у меня никого здесь не было. И я сама ничего не значила. Страшенная рожа. А посмотри на себя. Красавица. Самая красивая девушка на свете. На моем месте ты была бы лучшей невестой года.
Они вошли в кафетерий и сели за пустой столик. Никто на них даже не взглянул — привыкли, что «ужасные близнецы» всегда опаздывают.
— Дождалась моего последнего года в школе и только тогда объявилась, — продолжала Лекс. — Зато теперь я чувствую себя более живой, чем когда бы то ни было.
— И я тоже! — воскликнула Женя.
Разносчик сердито посмотрел на девочек и плюхнул перед ними на стол тарелки.
— Ты — сказка, Женя. Нет, Женя — ты просто джинн
[3]
. Вот так-то, — Лекс вскочила и громко застучала ножом по стакану, пока вся столовая не затихла. — Внимание! — объявила она. — Сейчас у нас будет крещение!
Несколько девочек прыснули, не понимая, что собираются делать «близнецы». Лекс держала стакан в левой руке, а правой обильно окропила водой волосы подруги.
— Нарекаю тебя Жени — джинном, творцом чудес!
Вокруг раздался громкий смех, и Лекс нагнулась к подруге:
— Нормально? — волнуясь прошептала она на ухо.
— Здорово, — ответила новообращенная Жени, улыбаясь и стряхивая воду с волос.
Лекс больше не возвращалась к своему мертвящему будущему. Вместо этого она шутливо завопила:
— К черту ноябрь! Он приносит революцию.
— Дома так и говорили, — рассмеялась Жени. Ей нравились шутки о России.
— Но у вас зашли слишком далеко. А я думаю о небольшом развлечении.
Жени по-прежнему соглашалась с планами подруги. Они написали любовное послание мисс Трашер, учительнице химии, и подписали его именем преподавателя французского языка Пьерра Руссо. А потом послали месье Руссо приглашение на ужин при свечах, от имени Мери Трашер. И стали внимательно наблюдать за учителями, подмечая признаки начинающегося романа. Но все оставалось спокойным, желанного скандала не возникало.
Потом занялись виноделием, вымачивая в водке дольки дыни и продавая их девочкам в общежитии.
На следующий день смотрительница заметила, что в корпусе Сьюзан Энтони несколько учениц не могли удержаться на ногах, и мисс Виллмотт строго отчитала Лекс и Жени у себя в кабинете. Старшая управительница, внучка основателя школы, заявила подругам, что ее заведение — не место для хулиганок и алкоголичек.
Девочки прыснули, однако утихомирились со своими проделками. Но только до февраля, темнота которого еще сильнее, чем ноябрьский сумрак, подвигала их на новые шалости.
Лекс была вдохновителем, а Жени исполняла ее замыслы. Она пролистала учебник по химии и по вечерам проскальзывала в лабораторию, испытать различные формулы. И через две недели нашла то, что им было нужно. Принесла Лекс бесцветную жидкость и торжествующе заявила:
— В ней секрет женственности.
Накануне соревнований по плаванию, которые школа Аш-Виллмотт проводила с гостьями из Гринвича, девочки пробрались в бассейн и опустили в воду сосуд с жидкостью.
На следующий день в десять утра началась встреча. Команда Гринвича выиграла заплывы в кроле и брассе. В марафоне они тоже оказались впереди.
Сидя на краю бассейна, Лекс свесила в воду руку и выдавила содержимое бутылочки.
Когда вокруг лидера команды Гринвича вода окрасилась в кроваво-красный цвет, та сбилась с ритма и в замешательстве остановилась. Вода продолжала краснеть, и марафон был сорван. Результат объявлен недействительным.
— Лучше уж такой выкидыш, — прошептала Лекс Жени.
Смех девочек не укрылся от тренера по плаванию, и он сообщил о своих подозрениях мисс Виллмотт. Старшая управляющая вызвала подруг к себе в кабинет и допрашивала с таким пристрастием, что те не могли не сознаться. Обе были временно исключены из школы.
На следующее утро в Аш-Виллмотт приехали родители Лекс. Жени мельком увидела их в комнате подруги перед тем, как они отправились к старшей управляющей. Маргарет Вандергрифф оказалась исключительно высокой женщиной, худое, плоское тело которой напоминало доску. Филлип, отец Лекс, был ниже и круглее жены. Его почти лишенные ресниц глаза пристально и проницательно смотрели сквозь очки. В их обществе Лекс вела себя подавленно, выглядела почти что мрачной.
Бернард Мерритт в школу так и не приехал, хотя позже в тот же день Жени узнала, что он разговаривал по телефону с мисс Виллмотт. Поступил бы он так, если бы она была его ребенком? — размышляла Жени. Филлип Вандергрифф — человек безусловно занятый — ставил дочь превыше всех дел.
А ее родители примчались бы сюда, чтобы защитить свою дочь? Или бы устыдились ее поведения? Она не могла представить их в Аш-Виллмотте, разговаривающих со старшей управительницей. Не могла вообразить, как они говорят по-английски и живут в Америке. Хоть и живые, они были погребены.
Потом от Бернарда пришло письмо, в котором опекун предостерегал ее от таких чертовских глупостей, напоминая, что она в Америке гость и должна вести себя соответствующим образом.
Слово «гость» резануло Женю. Оно означало, что даже в школе она не была у себя дома. А дальше Бернард писал, что дочь Вандергриффов ей не компания.
Холодное, ужасное письмо. Казалось, она совсем для него ничего не значила. Зачем же тогда он привез ее в Америку?
Потому что пообещал отцу. И только лишь поэтому. Отец был в тюрьме, Дмитрия тоже от нее заперли. Обратиться можно было только к Бернарду, а он больше походил на тюремщика, чем на стража.
Визит Вандергриффов и особенно разговор в кабинете с Филлипом подействовали на мисс Виллмотт, и та изменила решение. После Пасхи девочек восстановили, и те до конца учебного года демонстрировали образец поведения.
— Побесимся летом, — успокоила Лекс подругу, да и саму себя тоже. Они планировали провести это лето вместе на вилле Вандергриффов в Адирондаксе. Американка нарисовала Жени райскую картину: они станут свободно лазить по горам, бродить в лесах, купаться, кататься по озеру на лодке, ездить на лошадях, испытывать водные лыжи, а в укромных уголках, где некому сделать им замечание, будут устраивать пикники. Рай только для двоих, и никакой мисс Виллмотт, скрючившейся за деревом.
Но за две недели до выпуска Лекс мечта разбилась. До конца мая Жени тянула и не говорила Бернарду о своем намерении. Потом написала ему письмо. Как только опекун прочитал послание, он позвонил в общежитие и яростно потребовал, чтобы девочка, как только объявится, тут же ему перезвонила.