Жени утомленно улыбнулась. Она так устала, что не могла даже есть:
— Не знаю, правильно ли ты поступила. Предубеждения против увечий распространены очень широко.
Чарли сердито посмотрела на нее. До этого они еще ни разу не спорили и, посреди их макаронного ужина, она не хотела затевать спор, но не удержалась и воскликнула:
— Медсестер ты вполне можешь оставить на мое попечение.
Жени различила в голосе Чарли обиду и промолчала. В конце концов, та была права. Разбиралась в санитарии гораздо лучше, чем она, хотя медицинские познания Жени были гораздо глубже.
Она вспомнила день, проведенный в клинике, особенно смену повязок у двух больных, которую ей пришлось выполнять. Тогда и поняла, почему сестры ненавидят эту операцию.
Они приносят больному боль, подвергают пациента мукам и ничего не могут с этим поделать. Сегодня больная вся сжалась от страха и этот страх вылился в раздражение против Жени. И она так прониклась чувствами больной, что сама ощутила злость на себя.
— Сестрам приходится не сладко, — сказала она вслух.
Чарли вскинула глаза, как будто хотела что-то возразить, но вместо этого положила в рот еще одну порцию спагетти, а, прожевав, кивнула:
— Все время гладят против шерсти. Нервы стали ни к черту. Извини.
— Ничего, — улыбнулась Жени. Напряжение спало, но есть по-прежнему не хотелось.
Она смотрела, как Чарли расправляется с макаронами.
«Мы очень разные люди, — думала Жени, — но во многом я гораздо ближе Чарли, чем кому-нибудь другому». Она сама толком не понимала, что подразумевала под словом «разные». Конечно, не профессию. Они занимались различными аспектами одного и того же дела. И не разницу в физическом обличии, которому обе придавали так мало значения. Светло-каштановые волосы Чарли были прямыми и тонкими. Цвет своих глаз та описывала, как «нечто среднее между тиной и прокисшим пивом». Чарли по крайней мере на тридцать фунтов весила больше, чем ей бы следовало. Когда они оказывались вместе на улице или в магазине, Жени смущало, что привлекает всеобщее внимание. Но Чарли не ревновала. Напротив, та, казалось, гордилась всезавоевывающей красотой подруги, и если какой-нибудь незнакомец заговаривал с Жени, начинала добродушно любезничать с ним, а потом говорила:
— Он пытался к тебе подкатиться, а я перехватила беднягу.
Чарли выросла в небольшом городке на побережье в штате Массачусетс. Ее отец, по профессии каменщик, пошел по призванию в добровольный пожарный отряд. Мать, в прошлом преподавательница в детском саду, перестала работать после рождения младшей сестры Чарли. Девочка родилась отсталой и умерла в четырнадцать лет в специальном заведении, куда родители поместили ее за год до кончины, не в силах больше выдерживать все более и более саморазрушающее поведение. Но тринадцать лет, пока сестра жила дома, Чарли часто приходилось служить ее сиделкой, когда мать одолевали долгие приступы депрессии. После смерти девочки — в то время Чарли исполнилось девятнадцать — депрессии матери вызвали настолько острый флебит, что она уже редко вставала с постели.
Для Чарли Жени представлялась пришелицей из другого мира — блистательного, сверкающего богатством, наполненного иностранными именами.
— Не поверю, что тебе со мной интересно, — как-то сказала она, но Жени так и не поняла, что она имеет в виду.
Жени все еще чувствовала себя иностранкой — слепком кусочков и осколков, которые составляли ее жизнь.
Они понимали друг друга, откровенно делились друг с другом своими мыслями. Но несмотря на близость, каждую формировала своя среда, свое социальное окружение. Отец Жени был видным функционером, опекун — богачом и влиятельнейшим человеком, муж — из семьи Вандергриффов. Жени всю жизнь провела с прислугой.
Чарли ни разу не была замужем, хотя однажды чуть не пошла под венец, когда сблизилась с упаковщиком мяса. И единственной прислугой, которую она знала, была Чарли сама.
Переделать прошлое они не могли и подчас приходили в отчаяние, споря о ценностях и стилях жизни.
К Рождеству Жени купила Чарли двустороннее пальто, с длинным мехом с одной стороны, и предвкушала, как будет его дарить. Чарли все еще носила свое узкое серое шерстяное пальтишко, которое делало ее еще грузнее, чем она была на самом деле.
Но когда на Рождество Чарли открыла сверток, она тут же заявила:
— Мне это не нужно.
— Конечно, нужно, — возразила Жени. — Только примерь. Увидишь, как оно тебе пойдет.
— Ни к чему было тратить на меня столько денег, — проговорила медсестра тусклым голосом, не прикасаясь к подарку.
— Но ты — моя лучшая подруга, — она была рада похвалиться перед Чарли. — У меня еще хватит заплатить за аренду, — пошутила она. — Деньги не самое главное.
— А для меня они важны, — вспыхнула медсестра. — Я зарабатываю достаточно, чтобы купить себе одежду.
— Тогда отдавай обратно, — выпалила Жени. — Я думала, оно тебе понравится, — и повернулась спинок к подруге.
Чарли вздохнула:
— Жени, я знаю, ты хотела сделать как лучше. Но пойми, людей нельзя купить.
Жени резко обернулась:
— С ума сошла? Как я могу тебя «купить»? Я думала, мы подруги, а подругам позволяется дарить друг другу подарки и не подозревать в подкупе, — она почувствовала, как слезы подступают к глазам и бросилась к себе в комнату.
Через несколько минут Чарли постучала в дверь. Когда Жени открыла, та не вошла.
— Извини, — пробормотала она с другой стороны порога, обрамленная дверной притолокой. — Я… я не знаю. Всю свою жизнь я полагалась только на саму себя. И мне не так просто принимать подарки, — она вернулась в гостиную, и Жени последовала за подругой.
Чарли развернула пальто.
— Красивое, — она продела руки в рукава, свободно завязала пояс и повернулась вокруг.
Жени смотрела и думала: «Вот мой ближайший, самый дорогой друг».
— Ты меня тоже извини, — произнесла она. — Я никак не хотела тебя обидеть. Думала, обрадуешься моему подарку.
— Я и радуюсь, — она сказала это заносчиво, точно девчонка, предлагающая: «Попробуй возрази!»
Жени рассмеялась и, подбежав, крепко обняла подругу.
— Чарли! Я просто не могла больше переносить твое шерстяное пальто.
— Паршивенькое, — согласилась медсестра. — Ну как я выгляжу?
— Просто потрясающе.
— И мне так кажется. Знаешь, все они неправы.
— Кто?
— Те, кто говорят, что отдавать труднее, чем брать. Все совсем наоборот. Но мне надо учиться преодолевать трудности.
Жени отступила на шаг, чтобы ее оглядеть.
— Эти туфли. Они совсем сюда не подходят. Давай пойдем и купим…