Очень женская проза - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Беляева cтр.№ 35

– Не надо анекдотов, – оборвала Танька. – Тем более про Ржевского. Достали твои гадости.

– Как хочешь, – не обиделся Лешенька. – Тогда сама что-нибудь рассказывай, а то скучно.

Посвистывая крыльями, через комнату потянулись тихие ангелы.

– Пойду кофе сварю, – заявила Танька и удалилась. Лешенька сгреб с дивана одну из колод, молниеносно пересчитал.

– Эх, Катюша, нам ли жить в печали! – подмигнул он и повернулся к Сонникову. – Когда людям не о чем говорить, они играют в карты. Как насчет покера? Танька в нем не сильна, а вот Като лихо блефует…

– Без меня, – поднялась Катерина, – что-то не хочется…

– Не нравится мне эта компания, – сказала она, входя в кухню и прикрывая за собой дверь, – ты где этого Соню подцепила?

– На улице. – Танька глядела на огонь конфорки.

– По-моему, совершенно не твой тип. Ему сколько лет-то? Поди, не меньше сорокульника.

– Подай-ка лучше сигаретку.

Они закурили. Танька мрачно пускала колечки и разгоняла их пальцами.

– Козел твой Лешенька, – с сердцем заметила Катерина. – Ну какую наглость надо иметь, чтобы припереться с этой… Хочешь, я его выставлю, и даже без скандала?

– Да Бог с ним. Сам уйдет.

– Нет, это хорошо, что у тебя Соня оказался, или как его там… Пусть знает, козел рыжий…

Танька не ответила. Они курили и смотрели, как из голубого в оранжевый переливается огонь под кофейником. Танька вполголоса запела что-то печальное. Катерина молча слушала.

– Кажется, твой Соня уже проигрывает…

Танька тоже прислушалась, вскочила, заглянула в комнату. Лешенька, улыбаясь, сгребал карты.

– Так мы на деньги играли? – уныло спросил Соня.

– Еще чего! Устроил тут игорный дом. – Танька брезгливо глянула на Лешеньку. – Соня, с Лешенькой нельзя играть. Он же шулер! Он запросто подсунет тебе комбинацию от десяти до четырнадцати.

Все засмеялись. Танька вернулась на кухню. Полезла в шкаф, долго открывала банку, все отворачиваясь. Начала засыпать кофе. Он немедленно вскипел и вылился на плиту.

– Черт! – заорала Танька. – Да что же это такое! Она села на табуретку и закрылась руками. Катерина тихо вздохнула.

– По-моему, там кто-то уходит…

Танька отняла руки. Она не плакала. Лешенька у двери шнуровал ботинки.

– Даже и кофе не дождались, – лениво попеняла хозяйка, подпирая косяк.

Сонников смотрел на ее профиль – она вежливо улыбалась.

– В следующий раз, – пообещал Лешенька. Танька захлопнула дверь, подумала, нахмурившись, и снова улыбнулась – широко и лукаво.

– Следующего раза не будет – баста, карапузики! Като, там в холодильничке, на нижней полочке, такая была…

– Опять! – Катерина, дурачась, закатила глаза.

– Опять. Готовься, Соня, мы будем тебя спаивать!

И споили. Соня сидел королем, приобняв девчонок, слева – Танька, справа – Катерина. Они перебрались в другую комнату, дверь которой вместе с мольбертом отгораживала ширма. В комнате был ковер на полу, книжные полки, старенький шкаф, постоянно разевающий зеркальные створки, софа под мохнатым пледом и глубокое кресло – тоже мохнатое, в котором восседал Соня, – девушки устроились на широких подлокотниках.

– Танчик, – ворковал Сонников, – можно, я буду звать тебя Танчиком? Ты знаешь, ты очень похожа на эту… В фильме «Три танкиста»… Нет, это в песне три… «Четыре танкиста и собака»… Очень похожа!

– На собаку? – хохотала Танька.

– На танк! – Катерина чуть не упала с кресла.

– Не важно! – Соню переполняли чувства. – Эх, девочки-девочки, живете себе тихо, никого не трогаете, как две псины… Да не смейтесь вы, я серьезно… Две ласковые псины. А этот Алексей, Таня, ты прости, но он просто козел! Он тебя не достоин.

– А кто достоин? Ты?

Танька хитро улыбалась. С ума сходил телефон, кто-то звонил в дверь, уходил, снова звонил – никого не впустили. Сонников чувствовал себя абсолютно счастливым. Он никак не мог вспомнить, у кого из двоих он в гостях. Но это было и не важно. Важным было то, что вот он сидит в теплой и уютной комнате, ничем не напоминающей мрачную берлогу художницы, над ним порхают две пары девичьих рук, подавая поочередно то чашечку кофе, то вазочку с печеньем, то гитару. Он вдохновенно исполнил старую песенку, осевшую в памяти со студенчества – тогда в моде были барды, задушевность, кухонная романтика. К нему склонялись два лица: нежный, тончайшим румянцем подернутый овал Катерины с тихими влажными глазами, похожими на чернослив, и нервное остроскулое личико Таньки, будившее в Соне какую-то трепетную жалость.

Катерина ушла глубокой ночью. Сонников тихо трезвел, сидя в кресле и глядя, как Танька собирает со стола посуду.

– Может быть, мне уйти? – на всякий случай осведомился он.

– Жена заждалась?

– Я разведен.

Танька вздохнула и подсела на подлокотник.

Наутро она Сонникова не отпустила, желая непременно покормить завтраком. Он сидел на кухне, следя за ее передвижениями между мойкой, плитой и столом. Мелькали острые локотки, короткий халат распахивался, открывая коленки.

– Таня, – он отодвинулся, пропуская ее к буфету, – ты почему живешь одна?

– Замуж не берут, – она улыбнулась, – а мама уехала. К первой своей любви. Или любови. Как правильно, ты не знаешь?

Сонников вытянул ногу, задев под столом батарею пустых бутылок.

– Тебе нравится так жить? Прячешься от кого-то… Танька поглядела с неудовольствием.

– Можно, это останется моим делом? Ты лучше вот что… Меня сегодня на день рождения ждут. Пойдем со мной, а?

Соня пожал плечами.

– Пойдем, там люди хорошие будут. – Она потянулась к нему, но как-то на полпути передумала и, завершая намеченное движение, взяла со стола совершенно ненужную ей солонку. – Ты последи пока за мясом, я скоро.

И убежала в ванную. «Как жена», – подумал Сонников. К нему подошел Додик и положил на колено голову, глядя в глаза.

– Давид Соломонович, – погладил его Сонников, – может, хоть ты мне ответишь, что я делаю в вашем доме?

Ньюф неуверенно махнул хвостом.

– Я тоже не знаю. Может быть, мне уйти?

Пес молчал. В ванной шумела вода. Танька плескалась под душем и пела. Голос высокий и чуть сиплый – много курила накануне. Сонников обулся, накинул плащ. Постоял немного в прихожей, вернулся, аккуратно убавил газ под кастрюлькой. Додик просился на улицу.

– Сиди дома, – шепнул ему Соня и тихо закрыл за собой дверь.

Выйдя из ванной, Танька сразу заметила, что Сониного плаща нет. Она прошла на кухню, добавила газу. Пес преданно смотрел на нее – все видящий, безнадежно молчащий Додик. Танька высушила волосы, обстоятельно накрасилась. Потом подошла к окну.