Все или ничего - читать онлайн книгу. Автор: Джудит Крэнц cтр.№ 54

– Как раз наоборот.

– Вот и прекрасно. Так и держись.

Гэйб исчез на несколько минут, чтобы позвонить, и вернулся, уже договорившись о времени, когда можно будет взглянуть на квартиру. После обеда, бегло осмотрев помещение, они сняли небольшую квартирку на втором этаже в доме без лифта – оттуда открывался прекрасный вид на утопающую в деревьях Сену. Мебель, которая входила в условия контракта, тоже оказалась совсем недурна.

– Если убрать со столов всякое барахло и спрятать в шкафы, снять занавески в гостиной и повесить новые в спальне, обзавестись приличной посудой, а может, даже заново выкрасить стены в белый цвет... Ой, Гэйб, она будет ну просто чудо!

Джез вихрем носилась из одной комнаты в другую, светясь радостью: в ней неожиданно пробудился древний инстинкт, инстинкт своего гнезда, о котором она раньше даже не ведала.

– Если мы купим цветы, кто будет их поливать, когда мы уедем?

– Я договорюсь с консьержкой.

– Тогда какого черта мы все еще торчим здесь? Тут неподалеку цветочный рынок, а потом подкупим и все прочее и доставим консьержке.

– Слушай, а если заняться покраской стен прямо сейчас? – умоляюще проговорила Джез. – Мы закончим все так быстро, что и глазом не успеешь моргнуть.

– Прекрасная мысль! Где тут поблизости хозяйственный магазин?

– Откуда же мне знать?

– Когда есть сомнения, шагай в кафе, заказывай кофе и начинай спрашивать. Это главное правило, как делать дела в Париже.

– А где ближайшее кафе? – спросила Джез нарочито бездумно и обворожительно глуповато.

– Там, где и должно быть. За углом. За любым углом. Ну, пошли, малышка, теперь ты домохозяйка. Мечтательно смотреть в окно больше некогда. Кстати, вид будет тот же самый, когда мы вернемся.

Прежде чем уехать в Рим, а потом в Африку, Джез с Гэйбом успели обжить квартирку, открыв в ней для себя еще одно преимущество, о котором не обмолвилась девушка из агентства. Ночью огни экскурсионных пароходиков, проплывающих через равные промежутки времени по Сене, мягко освещали окна их квартирки: вся набережная в центре Парижа считалась историческим памятником, столь же ценным и известным, как Большой канал в Венеции. Огни прожекторов, пока пароходики оставались в отдалении, мягко касались деревьев на берегу реки; постепенно пароходики приближались, и огни становились ярче, верхушки деревьев за окнами таинственно светились, как декорации какого-то старинного спектакля. Свет заливал их спальню, словно луна спускалась с небес и подглядывала за ними, а потом так же постепенно, как появлялся, начинал исчезать, чтобы вскоре смениться огнями следующего парохода и новыми звуками льющейся с палубы танцевальной музыки.

Они занимались любовью каждую ночь под волшебный свет маленьких пароходов, зная, что это истинная душа вечного спектакля Парижа. Иногда на секунду Джез задумывалась о туристах, бесстрастно восседающих на этих суденышках, послушно взирая на величественные каменные фасады старинных зданий, прислушиваясь к словам гида, изливающего им на головы ушаты фактов и цифр, и не догадываясь даже о живом биении жизни за одной из стен, где в постели, слившись в восторге, переплелись тела Гэйба и Джез, готовых любить друг друга вечно и слишком счастливых, чтобы заснуть.

В последующие полгода, когда они мотались из Гданьска в Парагвай, из Алжира в Эквадор, Гэйб вдруг поймал себя на том, что ищет такое задание, которое привело бы его в Париж. В феврале 1981 года он отказался от предложения сделать фоторепортаж с процесса миссис Джин Харрис, проходившего в Нью-Йорке, предпочтя этому серию портретов нового парижского архиепископа Жана-Мари Лустьера, новообращенного из иудаизма; в апреле они ненадолго слетали в Рим, чтобы заснять арест лидера «Красных бригад» Марио Моретти вместо того, чтобы пересечь океан, торопясь к запуску первого корабля «Шаттл» с мыса Канаверал, а в мае, когда в Сан-Сальвадоре были схвачены шестеро солдат, убивших американских рабочих, строивших там церковь, Гэйб остался в Париже ждать начала избирательной кампании первого президента-социалиста Франсуа Миттерана, которая должна была состояться через день.

Летом 1981 года Гэйб, непривычно расслабившийся, послал мир ко всем чертям, предоставив ему двигаться в тартарары естественным и предсказуемым путем, не требующим его присутствия, и вместе с Джез закатился в отпуск в сельский домик в горах близ Сан-Тропе, который уступили им друзья. Осенью, обещал себе Гэйб, наслаждаясь пропахшими лавандой просторами Прованса, он вернется в строй, но впервые в жизни вдруг понял, что в данный момент не имеет охоты даже думать о неизбежном крушении их парижской идиллии, которое влекло за собой каждое новое задание.

Он вдруг подумал о том, насколько нелепо, покидав в рюкзак свое барахло, покидать их уютное, с белыми стенами, полное цветов убежище на старом острове в центре Парижа. Он с удивлением заметил, что уже за три дня начинает с нетерпением подумывать о традиционном воскресном цыпленке на вертеле в ресторанчике на шумной и суетной улочке в конце острова Сан-Луи, – и это он, которого вообще никогда не интересовало, что и когда он ел! У него появились любимые кафе среди тех, что первыми открывались на улице Сан-Луи-ен-Аль, и он каждое утро ходил туда завтракать и читать «Трибьюн». После завтрака, купив парочку булочек для Джез, которую он оставлял еще спящей, он приносил их домой, пробуждая ее чашечкой чая и поцелуями.

Теперь, когда у них появилось собственное жилище и они больше времени проводили в Париже, Джез превратила одну из небольших комнаток в фотомастерскую. Она начала работать, организовав с помощью подруги, служившей секретарем у известной и очаровательной канадки Джин Бейкер, жены голландского посла во Франции, прием заказов на детские портреты для дипломатов, живущих в Париже. Цены у Джез были разумные, а качество снимков превосходное, поскольку она старалась заснять ребенка в движении, а не традиционно и вынужденно застывшим.

Фотографировать играющих детей, когда они и не подозревают о фотокамере, очень непросто, но лучшего способа сделать снимок живым и выразительным не придумаешь. Долгие месяцы, пока Джез плелась по пятам у Гэйба сквозь толпы людей, сослужили свою службу: теперь она снимала быстрее и более аккуратно, чем любой другой специалист по портрету. Но что более важно, близко наблюдая за Гэйбом, она научилась работать так, что объект съемки даже не подозревал о ее присутствии. Что ж, все великие журналисты обладают этим умением: оставаться невидимыми в момент съемки, чтобы поймать мгновение, когда человек держится естественно и расслабленно, считая, что его никто не видит.

Джез уводила своих юных клиентов в парк, где роились стайки других детей, занятых играми, либо в зоопарк, либо на открытый рынок, где продавали птиц и кроликов, и выпускала их на свободу, предоставляя самим себе. Она снимала их в покое только тогда, когда дети сами вдруг неожиданно останавливались, и эти безыскусные портреты оказывались самыми интересными.

Она снимала только на черно-белую пленку и сама проявляла ее, тщательно выбирая и увеличивая лучшие кадры, сколько бы их ни было, а затем отдавала родителям, называя за весь пакет цену как за одну фотографию и не требуя, чтобы они выбрали лишь одну-две из наиболее понравившихся, как обычно поступает большинство фотографов. Если у нее просили второй экземпляр, Джез брала деньги только за бумагу и за то время, которое потратила на проявку. Ее бизнес рос и ширился благодаря рассказам благодарных клиентов и прекрасно вписывался в график Гэйба, поскольку не требовал от нее постоянного присутствия на одном месте.