Ее единственная страсть - читать онлайн книгу. Автор: Роберта Лэтоу cтр.№ 23

Они несколько часов занимались любовью, и время от времени она засыпала в его объятиях. Когда наконец Гидеон снял повязку с ее глаз и развязал руки, она впервые увидела синие полосы на груди от пояса. Пока Дендре спала, Гидеон превратил ее в живое произведение искусства: вокруг ее сосков были нарисованы янтарные круги, сами соски, покрасневшие, с синяками от его губ, были оставлены как есть. Вокруг ее шеи была изображена темно-синяя цепь, на руках и ногах – узоры цвета хны.

– Я красивее, чем могла себе представить, – сказала Дендре Гидеону со слезами счастья на глазах.

Гидеон выбился из сил, но все же хотел еще раз довести "ее до экстаза – эту роскошную женщину, его творение. И воспользовался нефритовой японской вещицей семнадцатого века, изящно изваянным пенисом. Это был подарок Хэвера, полученный, когда Гидеон только приехал в Нью-Йорк и они проводили дни и ночи в оргиях с соблазнительными, женщинами.

Гидеон находил необычайно эротичным доводить Дендре до оргазма. Особенно этой ночью, когда мир принадлежал ему и он расписал жену, превратил в свое творение, в произведение искусства, только для них двоих. Оргазм ее был сильным, обильным. Вынутый из лона нефрит блестел, словно был погружен в нектар, и Гидеон начал облизывать его.

Он поднял Дендре с пола, повел в ванную и вымыл. Она была так обессилена, что не могла говорить, сердце ее было переполнено страстью от зрелища того, как он вылизывал вынутый из ее лона нефритовый пенис. Много ли мужчин любили своих женщин настолько, чтобы ублажать подобным образом? Наверняка нет. И вновь она ощутила благодарность за его любовь.

Лежа рядом с Дендре в постели, Гидеон поцеловал ее перед сном и сказал, что она замечательная любовница. Пообещал, что подобные великолепные ночи у них будут всегда.

Утром он разбудил Дендре поцелуем и положил рядом с ней Эмбер.

– Уже очень поздно. Я позаботился о ней, чтобы утро у тебя было без хлопот.

– Ты куда собираешься? – спросила Дендре.

– В одиннадцать у меня встреча с Хэвером.

Дендре воспрянула к жизни и села на постели. Она еще никогда не спала так крепко и не просыпалась так поздно. В последнее время Гидеон будил ее поцелуями не позднее шести часов. Он любил быть у мольберта не позже семи, как бы долго ни работал накануне вечером. Дендре даже слегка растерялась, увидев мужа, одетого в черный пиджак с бархатным воротником для поездки в центр города. Он не лежал рядом с ней, чтобы поцеловать ее, а на свое место положил Эмбер.

Дендре поцеловала ребенка и подумала, не отдаляется ли уже от нее Гидеон. Муж с женой глядели друг другу в глаза, она искала какого-нибудь малейшего признака его одобрения. И едва не вскрикнула от радости, получив то, в чем больше всего нуждалась: второй поцелуй себе и еще один в лобик Эмбер.

– Вернусь, когда смогу. Но возможно, только под вечер, а то и позже. Хочу обсудить с Хэвером все пункты контракта, чтобы уже никогда к этому не возвращаться.

Когда торжествующий Гидеон вернулся, было почти одиннадцать вечера. Дендре переставила столик, за которым они обедали, поближе к камину. Едва послышался сигнал домофона, она зажгла свечи и стала поправлять букетик цветов, купленный на последние гроши из недельного бюджета. Вторую половину дня она провела за приготовлением праздничного обеда на двухконфорочной электроплитке: цыпленка в сметанно-грибном соусе, мороженого с повидлом, виски и орехами. Того, что любил Гидеон. Вторая бутылка шампанского из тех, что дал накануне Хэвер, охлаждалась в оцинкованном ведре, служившем для мытья полов.

Гидеон был тронут зрелищем столика и свечей. Дендре стояла у огня с Эмбер на руках. Его жена и ребенок с их чистыми душами сияли звездами на фоне их унылого, неприглядного чердака.

Он подошел к Дендре, поцеловал ее и младенца.

– Может, тебе не хочется меняться, родная моя, но ты определенно меняешься в лучшую сторону. Как ты узнала, что я не обедал?

– Я не знала. Но это наш дом, а мы всегда ели дома, если никуда не выбирались с мамой и папой, – ответила она.

– Я заключил сделку с Хэвером, доволен всем, он тоже. Чувствую себя самым счастливым человеком на свете. И самым голодным.

Дендре подняла с пола ведро, подала Гидеону, и оба рассмеялись. Ее тост прозвучал так:

– Ну, мир, теперь держись. Пейленберги добились признания!

В первые годы после того, как Хэвер заключил контракт с Гидеоном, семейство Пейленбергов оставалось в той же мастерской. Они жили почти так же, как прежде, только денег стало побольше. Но в публичной жизни произошли разительные перемены. Они стали появляться в обществе, часто выбирались из дома, главным образом на вернисажи. Принимали у себя искусствоведов, художников, даже кое-кого из коллекционеров. Приглашения в мастерскую Гидеона Пейленберга стали добиваться. Художник мог теперь позволить себе пить самое лучшее шампанское и пользовался этой возможностью.

Однако Гидеон с Дендре слишком долго были бедными, голодными, чтобы швыряться деньгами, которые Хэвер ежемесячно выплачивал им в виде аванса. Половину денег они откладывали на банковский счет, на остальные жили.

Когда разнесся слух, что Хэвер Сэвидж открыл нового художника, знатоки и поклонники изобразительного искусства начали стекаться в его галерею, но тщетно. Там были выставлены всего две картины, и обе не продавались. Прошло одиннадцать месяцев, прежде чем открылась первая персональная выставка Гидеона. На открытие пришли и профессионалы, и любители, – все, кто хоть что-то представлял собой в нью-йоркском мире искусства.

Но никто из присутствующих не был более взволнован и менее удивлен поразительным великолепием выставки, чем Гершель, Фрида и Орландо.

Гидеон видел, как родственники жены вошли в галерею. Ему казалось, что Московицы могут почувствовать себя не в своей тарелке, ощутить неловкость среди элегантно разодетой, утонченной публики. Ничуть не бывало. Видимо, Орландо взял отца за руку и отвел в магазин «Брукс бразерс». Гершель больше походил на профессоpa одного из старейших университетов Новой Англии, чем на скорняка. Орландо в Гарварде понял, что это не просто университет. Это путевка в жизнь. Сам он был одет так же безупречно, как отец.

Но Фрида! Она стояла у входа в зал, высоко подняв голову, гордясь коротким, превосходно скроенным жакетом из черной норки. Юбка из черной замши эффектно завершала ансамбль. Гидеон пошел к ним сквозь толпу зрителей. Пожимая руку Гершелю, он подумал, что тесть расплачется от радости.

– Гершель, вы похожи на гарвардского профессора, – сказал Гидеон.

– А ты, – ответил Гершель, – как всегда, на преуспевающего художника.

Мужчины стиснули друг друга в объятиях. Потом Гидеон взял руку тещи и поцеловал.

– Фрида, вы выглядите поразительно элегантной и утонченной, – сказал он, коснувшись ее замшевой шляпки без полей.

– Элегантной? Утонченной? Что ты выдумываешь, Гидеон? Жакет принадлежит моей сестре Розе, шляпка Леоне Шварц, а на юбке французская этикетка, которую я не смогла прочесть, да и продавщица в магазине Ломана не смогла. Но они заверили меня, что это шик. А все потому, что мы не хотим выглядеть хуже кого бы то ни было. Я горжусь тобой, Гидеон, я переполнена радостью за тебя и, конечно, за свою Дендре. Ваша мечта сбылась.