Если подсчитать, то плюсов наберется немало. Он уже знает, что я не в своем уме, поэтому потрясений не будет, — это раз. Два: он уже познакомился с моими родителями и произвел на них впечатление, причем они его не испугали. Три: в глубине души я знаю, что Кайл — положительный персонаж.
— О боже, кое-кто влюбился по уши, — замечает Стеф, когда я примеряю и откладываю пятый наряд, извлеченный из шкафа. Все либо ужасно строгое (как мой деловой костюм), либо страшно старомодное. С тех пор как меня уволили, из моего шкафа куда-то пропала вся стильная одежда.
— Я не влюбилась.
— Любая девчонка, которая примеряет больше шести нарядов, влюбилась, — заявляет Стеф, провожая глазами шестой, который я сердито швыряю на кровать.
— Были бы деньги, я бы обновила гардероб.
— Это второй признак влюбленности.
— Нет, — неуверенно возражаю я.
— Может, эти темные джинсы на бедрах?
— Не пойдет. Когда я сажусь, они сползают практически до колен.
— Что ж, подружка, если есть чем похвастаться здесь — вперед! — шутит Стеф.
Я фыркаю:
— Вряд ли моя задница поможет покорить Кайла.
— На что только мужики не западают… Надень эти джинсы и эти ботинки. — Она берет мои ботинки на невысоком каблуке. — И вот это, — добавляет она, показывая на черный свитер с треугольным вырезом.
— Если я так оденусь, то не смогу сесть при людях.
— Ну не преувеличивай, — уговаривает Стеф.
Кайл звонит, когда я еще в душе, поэтому к нему подходит Мисси. Оказывается, что-то случилось и он не может подвезти меня к родителям.
— Он не сказал почему? — спрашиваю я у Мисси, чуточку разочарованная.
— Я похожа на твою личную секретаршу? — огрызается она.
— Ну хоть голос у него какой был? — услужливо подсказывает Стеф.
— У него был голос человека, который звонит сказать, что не сможет тебя подвезти.
— Толку от тебя никакого, — говорю я.
— Я рассчитывала на «хамку», но сойдет и это.
— Не делай поспешных выводов, — предостерегает Стеф, видя, что я усиленно соображаю. — Ты же знаешь его с детства! Может, колесо проколол или еще что.
Или еще что, думаю я.
Немного волнуясь, я надеваю свои экстремальные джинсы на бедрах, сажусь в электричку и умудряюсь приехать к родителям раньше времени. Впервые в жизни.
Прямо на пороге папа вручает мне гигантское блюдо: он собирается пожарить столько мяса и сосисок, что впору накормить какую-нибудь страну третьего мира. Я оглядываю гостиную. Кайла не видно, только Дина и Тодд уютно устроились на мамином диване. Как бы рано я ни приехала, Тодда мне никогда не опередить.
Все та же Дина? Я в шоке. Обычно между моим днем рождения и папиными Весенними барбекю Тодд успевал сменить трех-четырех девушек.
— Красивые джинсы! — воркует Дина. Поскольку то, что надето на ней, подозрительно напоминает черные брюки из лайкры с напылением, я не знаю, следует ли расценивать это как комплимент.
— А где Кайл? — спрашиваю я Тодда, изо всех сил стараясь, чтобы это прозвучало небрежно, но не получается: никак не могу отделаться от ощущения, что здесь что-то не так.
— У него какие-то дела, — пожимает плечами Тодд. — Может, подъедет попозже.
— Что еще за дела?
Тодд странно на меня смотрит.
— Какая тебе разница? И почему ты вдруг так разоделась?
— Я не разоделась.
— Джейн, в последнее время, если ты принимаешь душ, это называется «разоделась», — подкалывает меня Тодд. — Любая одежда, которая валялась на полу твоего шкафа меньше трех недель, считается официальной.
— Очень смешно…
Продолжить я не успеваю, потому что появляется мама.
— Джейн? Ты не поможешь мне на кухне? — спрашивает она, подняв брови, — это тайный знак, что у нее есть новости.
— У папы неприятности, — сообщает она мне на кухне. — Его официально уволили.
Несколько секунд я молчу.
— Ты же знаешь, они начали с того, что сократили его рабочие дни, — говорит мама. — И в итоге сократили их до нуля.
— Когда?
— На прошлой неделе.
— На прошлой неделе! — возмущенно, как Тодд, кричу я. — Почему мне никто не сказал?
— Вообще-то я звонила. Но никто не брал трубку.
— Как он это воспринял?
— Не очень хорошо, поэтому постарайся быть с ним поласковее, ладно?
С папой трудно быть поласковее: он выпил несколько стаканов пива и утверждает, что его никогда бы не выгнали, если бы не внешняя политика Билла Клинтона.
— Зачем мы сунулись в Сомали? — вопрошает папа, переворачивая сосиски. На нем футболка Национальной стрелковой ассоциации с надписью «Холодной рукой». — Именно тогда наша экономика и скатилась до их уровня.
— Папа, нельзя винить Билла Клинтона в том, что ты потерял работу, — говорю я.
— А кого же еще? — возмущается он.
Я вздыхаю и выглядываю во двор, надеясь увидеть машину Кайла.
— Что тебе нужно, пап, так это опубликовать свое резюме на «Монстре» и «Хотджобз», — рекомендует Тодд. Можно было не сомневаться — Тодд начнет давать советы еще до того, как папа получит первое пособие по безработице.
— Это напрасная трата времени. Большинство вакансий нигде не публикуют. Все раздается по знакомству.
Интересно было бы стравить моего отца и моего брата в конкурсе на лучшего консультанта по поиску работы. Ни один из них ни за что не признается, что есть на свете вещи, в которых он не разбирается.
— Наверное, я позволю вашей маме некоторое время побыть кормильцем, — вдруг сообщает папа. — В конце концов, нельзя же отрицать равноправие женщин.
Папа — единственный из тех, кого я знаю (моложе семидесяти), кто на полном серьезе употребляет выражение «равноправие женщин».
— А может, нам с мамой стоит переехать в эту твою бескрайнюю квартиру? — предлагает папа. — Видит бог, у тебя там достаточно места.
Папа смотрит на свое положение с удивительным оптимизмом — видимо, потому, что еще не побывал на бирже труда.
— Садитесь, — объявляет мама, когда папа заканчивает жарить. (Я нервно поглядываю на входную дверь: может, у нас сломался звонок?) — Джейн, почему ты не садишься? (Я стою в углу кухни с тарелкой в руках.)
— Спасибо, я постою.
— А ну-ка, садись, — требует папа.
Я неохотно усаживаюсь за дальним концом стола, спиной к стене. Пытаюсь натянуть свитер поверх джинсов, но безуспешно. Чувствую, как по голой спине гуляет сквознячок.