Уроки любви - читать онлайн книгу. Автор: Полина Поплавская cтр.№ 61

– Достаточно! – Джанет в шутливом ужасе прикрыла лицо руками. – Еще один недостаток, и я просто откажусь производить на свет такого монстра! И все-таки выкрои время и давай поездим по стране, хотя бы по югу.

И целые две недели они колесили по эту и ту сторону швабских Альб, [51] останавливаясь на ночь в трогательных деревенских гостиницах.

– Видишь, малышу наш вояж пошел только на пользу, – смеялась Джанет, чей живот заметно пополнел. Теперь, в этих стерильно-невинных, но уютных номерах, где она чувствовала себя уже не собой, а какой-то совершенно новой женщиной, Джанет часто брала Хорста за руку и подводила к непременному для каждого уважающего себя гастхауза бузинному шкафу с огромным зеркалом в дверцах и, бесстыдно подняв ночную рубашку, смотрела на свой, как ей ревниво казалось, слишком небольшой живот, но Хорст приходил от этого зрелища в неистовство… Не закрывая потемневших глаз, Джанет смотрела и смотрела на их близость, испытывая наслаждение не только от физического соприкосновения, но и от той гармонии, которая была в этом слиянии, когда одно тело столь естественно переходило в другое, завершаясь куполом бережно поддерживаемого мужскими руками плодоносного лона. А после этого они выпивали немного легкого вина, различавшегося по деревням, ибо почти в каждой деревне были свои сорта винограда и свои секреты виноделия. Обнаженная, Джанет садилась на твердые мужские колени, обнимая Хорста за шею, стараясь, чтобы как можно большая часть ее тела соприкасалась с его, ничуть не стесняясь своей отяжелевшей наготы. А потом Хорст на руках относил ее в постель, где оба засыпали сладким сном, чтобы наутро вновь ехать куда глаза глядят.

Так они побывали в Марбахе, где дом, видевший рождение Шиллера, стоял на тихой незаметной улочке, словно и не пронеслись мимо два с половиной безумных столетия; почтительно обошли чудом уцелевшую римскую сторожевую башню в Лорхе, от которой до сих пор веяло непреклонной суровостью; много удивительных часов провели в Маульбронне, где в Башне Ведьм корпел над своими книгами доктор Фауст. В игрушечном замке Людвигсбурга, построенном по мотивам гриммовских сказок, Джанет, шутя, склоняла голову через перила так, чтобы ее длинные золотистые волосы беспорядочными прядями свешивались над искусственно устроенной скалой, а стоявший внизу Хорст, запрокидывая голову, как мальчишка, кричал: «Рапунцель, Рапунцель, спусти свои косы, по ним я войду в твой рай!»

Наконец в завершение этой незабываемой поездки он повез Джанет в Тюбинген – показать ей башню, ставшую последним пристанищем безумного романтика. [52] Лодка еле слышно скользила по Неккару, своими плакучими ивами до самой воды и неправдоподобным безмолвием напомнившему Джанет Реку Мертвых, но, как символ победы духа над телесной и даже умственной немощью, вставала из воды солнечная, увитая вечнозеленым плющом трехэтажная башня.

– Знаешь, у меня есть мечта, – тронул за руку ушедшую в грезы Джанет Хорст. – Я хочу доказать нашим филологам, мыслящим не дальше своего носа, что даже в последних его стихах поэзия не ушла, она трансформировалась в новые сочетания звуков и образов.

– Но ведь его сумасшествие официально признано…

– Сумасшествие не есть отсутствие дара. Вот послушай… – И над зеленоватой гладью Неккара полетели бессмертные строки:

Нас пышными пьянит природа днями,

Но мрак вдали – вопросом перед нами…

Этим же вечером они были уже дома. Над Штутгартом падал густой снег, заглушая даже ежечасные перезвоны с колокольни Штифтскирхе, а большая часть молодого населения, радуясь такой возможности, выпадавшей не чаще, чем раз в пять-шесть лет, высыпала на улицы, бросая снежками не только друг в друга, но и в попадавшихся под руку прохожих.

Раздевая Джанет перед сном, Хорст с жадностью трогал и трогал ее живот.

– Представляешь, он впитывает и этот снег, и неприступные замки, и Гельдерлина, и твои акварели, – шептал он, едва касаясь губами шелковистой, туго натянутой кожи.

– Вот видишь, – уже проваливаясь в сон, ответила Джанет, – все-таки хорошо, что он родится здесь.

* * *

Ближе к определенному сроку Джанет пополнела так, как и полагалось, но это ничуть не изменило ее поведения и привычек. Она все так же уходила по утрам на этюды, совершенно не тяготясь своим животом и ступая почти так же, как прежде, а вечером, по возвращении Хорста, сознательно вызывала у него все те же желания. На все высказываемые им опасения она смеялась и твердила, что если он боится за нее, то она пережила одну смерть еще в материнской утробе и теперь ей сам черт не брат, а если за ребенка, то близость в такое время – это единственный способ для мужчины полноценно общаться со своим произведением.

В феврале, когда по утрам в город стал спускаться с окрестных холмов теплый сыроватый воздух, а к вечеру можно было увидеть, как своей таинственной жизнью начинают жить виноградные почки на склонах, в оперном театре шли гастроли Парижской академии балета, и Джанет, никогда не пропускавшая ни одной премьеры, конечно, отправилась туда.

Она шла но круглому фойе, сияя изысканной прической над хрупкой шеей и фантастическим платьем из материи того же цвета, что и ее волосы, – слепящим, шуршащим, переливающимся. Ее лицо, никогда не бывшее красивым в прямом смысле этого слова, светилось сейчас подлинной красотой. Ступая чуть позади, Хорст смотрел на нее и думал о том, что люди, живущие настоящей жизнью, прекрасны в ее любые моменты.

Вчера вечером Джанет, стоя под душем, сказала ему:

– Знаешь, мне, наверное, повезло, что я сумела найти в своем нынешнем состоянии настоящее блаженство: мне так нравится моя пышная грудь, какой никогда не бывало, и этот уравновешенный центр тяжести во мне. И даже постель, в которой, как я считала, для меня уже не может открыться ничего нового, дала мне теперь столько неизведанного…

Давали Баланчина. [53] Его экспрессивная, резковатая для немецкого глаза манера не вызывала большого одобрения публики, но когда на сцену вылетел в безумной жажде свершения своей плодоносящей роли божественный Апис, [54] сдержанный зал оживился… Хорст украдкой повернул голову, чтобы увидеть, как реагирует Джанет, всегда так глубинно, так тонко чувствовавшая красоту. К его удивлению, она сидела с закрытыми глазами, и было видно, что в ней совершается какая-то важная, серьезная и, по-видимому, трудная работа. Он осторожно тронул ее тонкую руку с узкими пальцами. Она открыла глаза, в которых первое мгновение сквозило какое-то непонимание, словно она вернулась издалека и впервые видит все окружающее.

– Что с тобой?

– Ничего. Ты не знаешь, когда заканчивается первый акт?