— Я все вижу, — сказала она голосом, каким говорят женщины-детективы. — Скандал в раю?
Взгляд, которым одарила ее Бет, был слишком уж мрачен.
— Не говори о вещах, которых ты не понимаешь, — сказала она. Затем встала и большими шагами вышла из комнаты. Иви смотрела ей вслед с видом полнейшего недоумения. Бет не только никогда не пила и не говорила слова «трахаться», она еще и никогда не выходила из комнаты большими шагами. Что-то разъедало старшую сестру изнутри. Что-то очень важное.
Маркус обошел стол и направился к Иви, убежав таким образом от подноса с сушеными креветками и бананами, которыми насильно потчевала гостей Бриджит. Он уселся на софу и улыбнулся широкой улыбкой (как и положено дантисту) сестренке своей жены.
— Как успехи?
Иви ответила не сразу. Неотступная мысль жужжала у нее в голове, как надоедливая муха. У тебя появился кто-то на стороне.
— Хорошо, все хорошо, — ответила она в конце концов.
— Как думаешь, Генри поможет мне справиться с vol-au-vent? Ах да, его же удалили.
Маркус заливался соловьем, но Иви его не слушала. Она смотрела на него другими глазами. Она разглядывала в нем мужчину, а не мужа своей сестры.
Да, он все еще был красив, с удивлением отметила она. И эта проседь, появившаяся в черных волосах, только прибавляла ему мужественности. Если быть объективным и не оценивать Маркуса с позиций рассерженной младшей сестры, он, несомненно, был привлекательным мужчиной. Руки его были ухоженными (несмотря на то, что все дни проводили в чужих ртах), от него приятно пахло, у него были широкая улыбка и ясные голубые глаза, которые до сих пор сохранили мальчишески невинное выражение.
Но он не невинен. Известное дело, Иви всегда спешила с выводами. Бинг так прямо и сказал, что только в этом она преуспела. Но в отношении Маркуса у нее не было сомнений. Только одна вещь могла стать причиной горьких сожалений ее сестры — это разочарование в собственном муже. Это должно было быть предательство. Ничто кроме него не ранит так глубоко.
— Обед на столе! — пронзительно объявила Бриджит.
— Ням-ням! — откликнулся Маркус.
От его шутки Иви затошнило. Подумать только, ее безобидный зять превратился в изменника.
— Пошли, пошли.
Бриджит нельзя было назвать терпеливой.
Ох уж этот стол. Распростершийся на полную свою длину, он был убран и разукрашен Бриджит, как греческая невеста. Скатерть с тяжелыми кружевами — ее стелили только по воскресеньям — была практически не видна из-за обилия разрисованных ковриков, вязаных салфеточек, керамических подставочек, подаренных когда-то на свадьбу хрустальных бокалов, старинных подсвечников (свечи горели, несмотря на яркое послеполуденное солнце) и невероятного количества роз.
Иви сидела в окружении своих племянников, напротив Маркуса и Бет. Она посматривала на сестру, пытаясь обнаружить следы слез, но Бет была очень занята разливанием и раскладыванием еды по тарелкам, так что прочитать на ее лице что-либо было невозможно. Да и непростой задачей было наполнить тарелки всеми теми закусками, что наготовила Бриджит, выслушивая ее нервные замечания, что мужчинам не хватает мяса.
— Горошек, Маркус! — истерично кричала она. — Иви, передай Маркусу горошек! Бет, передай папе свинину! СВИНИНУ!
В итоге на каждой тарелке лежало всего понемногу, и Джон сказал:
— Бриджит, может, ты наконец усядешься и снимешь свой передник?
Бриджит фыркнула. Этот ее фартук за воскресным столом был самой главной приметой. Символом ее всевластия, знаком того, что только она имеет право удалиться на кухню и не собирается ни на кого перекладывать эту ответственность.
Осторожно потыкав вилками и убедившись, что перед ними нормальное жареное мясо без всяких безумных изысков, все жадно принялись за еду. Слышен был вздох облегчения.
— Очень вкусно! — заявил Маркус.
Бриджит притворилась скромной.
Иви страшно захотелось вылить ему на голову банку с хреном.
— Иви! — От пронзительного окрика Бриджит Иви подскочила на стуле. — Смотри же, Джулиус натирает себе голову картофельным пюре!
Ну и возни с этими детьми! Почему они не могут просто сидеть и есть?
— Извините, извините, — захлопотала Иви, вытирая салфеткой перепачканного малыша.
— Ничего, ему идет, — засмеялась Бет.
Иви улыбнулась ей в ответ. Она была рада, что сестра так хорошо держится.
— Что, скоро увидим тебя по ящику? — спросил Джон.
— Да! — успела выкрикнуть Иви до того, как Бриджит заявила:
— Всего лишь в рекламе.
Немного раздосадованная, Иви продолжила:
— Собачьих консервов. Снимать будут на природе. Во вторник уезжаю в Дорсет
[12]
. Две ночи — в отеле!
Бриджит повернулась к Бет.
— С пристройкой дело продвигается? Крышу будете стеклить?
Бет сделала вид, что рассматривает рисунок на скатерти, и Джон между тем спросил Иви:
— А когда это выйдет на экран?
— Не знаю. Наверно, через пару недель. Они мне скажут, и я тебе позвоню, пап.
Маркус перегнулся через стол:
— Кучу денег получишь? Я слышал, это очень выгодное дело.
— Возможно, что так.
— Речь идет о сотнях? Или тысячах? Или десятках тысяч? Меньше десяти или больше?
Бет резко вставила:
— Мне хотелось бы знать, когда ты вернешься к настоящей, актерской работе?
— Кто знает? — Голос Иви звучал непринужденно, но она чувствовала себя поверженной. Зачем Бет сорвала на ней свою злость? И только немного позже, вытирая близнецов после небольшой неприятности с соусом, она поняла: Бет набросилась на прагматизм собственного мужа, а совсем не на ее карьеру. Тем самым Бет пыталась подчеркнуть, что Иви — профессиональная актриса, а не девочка, зарабатывающая деньги на рекламе.
А может, ей только так показалось?
На станцию Иви провожали двое. Отец держал ее под руку, а Генри легко бежал рядом. Иви так повисла у Джона на руке, что тот пошатывался.
— Полегче, девочка. А то соседи подумают, что я на ногах не стою.
Иви любила отца и тянулась к нему по разным причинам. Но особенно из-за того, что он прожил с ее матерью уже более сорока лет и все-таки выстоял.
Как будто прочитав ее мысли, он сказал мягким голосом:
— Сегодня мама была в хорошей форме. Скажи мне, — проговорил он, вопросительно поглядывая на Иви, — вы с Бет бываете вместе где-нибудь еще? Я хочу сказать, неужели вы видитесь только у нас дома?