Секс в большом искусстве, или Как охмурить гения - читать онлайн книгу. Автор: Элисон Пейс cтр.№ 52

— У меня запись к Мартину на три часа. Дейзи Кроу, с «е» на конце.

Я замерла. У приемной стойки стояла посетительница — темноволосая и не особенно высокая. Из сумки не торчал стек для лакросса, а широкое пальто не позволяло определить, толстая она или стройная. Мне вдруг расхотелось это узнавать. Через минуту она обернется, и я увижу ее лицо. Но я не хотела ее видеть! Она по-прежнему с Джеком? Счастлива или с беспокойством отгоняет опасения вроде «я увела, и у меня уведут»? А может, и не беспокоится, может, она лучше относится к Джеку, чем я. Или и того неприятнее — ему с ней лучше, чем со мной. Сейчас она обернется, и я увижу, светятся ли счастьем ее глаза…

Увидев это, я узнаю, хорошо ли Джеку без меня.

Я поднялась, без объявления и сопровождения прошла в противоположный конец салона, подальше от Дейзи Кроу, и попросила ассистентку вымыть мне волосы. Девушка растерянно спросила, освободился ли мой мастер.

— Мастер готов, — ответила я, чувствуя себя сильной как никогда. — И я тоже.

— Ну что, какую прическу будем делать?

— Ничего кардинального, просто подровняйте концы. На полдюйма.

Мой стилист Энтони придирчиво взглянул на меня:

— Вам нехорошо с длинными волосами. Вы красивая девушка, я хочу показать ваше лицо.

— Нет-нет, но как же…

Один из нас раздраженно притопнул ногой. Признаюсь, не я.

— Я сказал: только стрижка! — Сердито засопев, Энтони отошел, давая мне время на размышление.

Интересно, почему он так настаивает? Неужели сразу понял, что все в моей жизни изменилось, и хочет хорошей стильной стрижкой подчеркнуть новую силу и раскрыть внутреннюю красоту?

Стилист вернулся, и уговоры возобновились:

— Ты же знаешь, я всегда оказываюсь прав, куколка!

А может, у мастера руки чешутся привести в порядок жалкую растрепу? Наверное, очень обидно слышать — оставьте при себе свой творческий экстаз, не нужно новых идей, просто подровняйте концы!

Энтони терпеливо ждал.

— Хорошо, Энтони. — Мы гордо улыбнулись друг другу. — Но не короче плеч. Я не желаю каре до подбородка.

Его глаза на секунду вспыхнули при фразе «каре до подбородка», но я прищурилась, и это подействовало отрезвляюще. Энтони очнулся и запорхал вокруг, раскладывая ножницы, расчесывая и подхватывая пряди волос зажимами, радостно повторяя: повернись влево, теперь вправо и немного опусти голову, куколка.

Я засыпала Энтони подробностями моих путешествий в последние месяцы, рассказав о городах, где побывала, и о том, чем занималась. Стилист заявил, что это незабываемая, чудесная поездка, и я с энтузиазмом согласилась. За разговорами я и глазом не успела моргнуть, как стрижка была готова.

Ровно подстриженные волосы лежали гладко, посеченные концы исчезли, тусклость и безжизненность уступили место сиянию и пышности. Лучшего нельзя было и желать: стрижка подходила идеально. Полагалось рассыпаться в восторженных благодарностях, но, взглянув в зеркало, я чуть не расплакалась. Увидев себя с волосами почти до плеч, я вспомнила фотографию с Джеком на пляже, которая долго стояла у него на ночном столике, а потом бесследно исчезла.

— Детка, тебе не нравится? — расстроился Энтони.

Я не ответила, обратившись к воображаемому Джеку, которого видела в зеркале рядом с собой, преображенной: «Неужели ты не любил меня?» Мысленно я тысячу раз задавала ему этот вопрос, но теперь, спустя полгода, точно знала ответ: нет. Нет, он меня не любил.

Он не любил меня так, как я мечтала.

Может, он любит Дейзи, но до этого мне дела нет. Я снова взглянула в зеркало и на этот раз не увидела призраков. Джек оказался прав, предсказывая, что я стану лучше и сильнее. В одном он ошибся — не благодаря ему, а вопреки. Присмотревшись, я поняла — новая стрижка не похожа на прическу, которую я носила, когда познакомилась с Джеком. Из зеркала на меня смотрела другая женщина.

— Энтони, — сказала я наконец. — Это чудо.

А теперь, мои дорогие, начинается настоящая сказка.

Энди Уорхол

На следующее утро Йен приехал в аэропорт прямо из Коннектикута, когда посадка уже началась. Я очень обрадовалась встрече. Когда мы заняли места, Йен вытащил свой билет, что-то в нем высмотрел, улыбнулся и взглянул на меня:

— Три часа лететь!

— Да. — У нас так давно не было возможности пообщаться, что трех часов казалось прискорбно недостаточно. — Только три часа. — Впервые мне захотелось подольше побыть в самолете.

— У вас новая стрижка? — спросил он.

— Да, — сказала я, обрадовавшись, что Йен заметил.

— Вам очень идет.

— Не слишком коротко?

— Нет, Джейн, вы прекрасно выглядите, правда.

— Спасибо.

Достав из сумки свежий «Артфорум», я обратила внимание на удачный снимок Йена на обложке — он стоял, чуть наклонив голову к скульптуре «Без названия: серое». Мимо нас к туалету прошла женщина с длинными волосами. Я вдруг пожалела, что позволила укоротить свои, и повернулась к Йену:

— Видели эту девушку? Вот уж у кого прическа! Хочу такие же волосы, как у нее!

— Нет, Джейн, не думаю, что с длинными вам будет лучше, чем сейчас. У вас изумительно удачная прическа. Я обожаю ваши волосы. Я люблю вас.

Боже мой!

Его глаза испуганно расширились — последняя фраза нечаянно слетела с языка. Вряд ли он собирался признаваться таким образом. Однако Йен не выглядел огорченным, не походил на мужчину, допустившего досадный промах. Он просто замер от неожиданности.

Боже, неужели Йен Рис-Фицсиммонс только что признался мне в любви?!

Я страстно желала, вкладывая в немую мольбу всю душу: пожалуйста, пусть он не поправит себя, добавив «то есть вашу новую прическу». Пусть вторая фраза не окажется еще одной похвалой искусству парикмахера! Пожалуйста, пусть он и вправду любит меня!

— Что? — прошептала я, невольно вытаращив глаза.

Йен, казалось, внутренне собрался. Дважды с силой пригладив волосы, он сел прямо, глубоко вздохнул и поднял на меня взгляд:

— Я люблю вас, Джейн.

Я. Люблю. Вас. Джейн.

— Я уже давно люблю вас. Да, мне очень понравилась ваша прическа, но не только. Я люблю в вас все, люблю работать с вами, путешествовать, узнавать вашу внутреннюю и внешнюю красоту. Я полюбил все наши артвыставки, потому что имел счастье работать с вами. Признаться, я терпеть не могу летать самолетом, но вы сами видели — всякий раз, на протяжении последних месяцев поднимаясь на борт, я первым делом узнавал продолжительность полета, потому что знал: это время проведу рядом с вами.