Фактор внешности - читать онлайн книгу. Автор: Гленн О'Брайен cтр.№ 43

Убедившись, что я все еще не повесил трубку, она заговорила снова:

— Чарли, ты меня слушаешь?

— Да.

— Ты не ревнуешь?

— Нет.

— Это совершенно несерьезно.

— Конечно.

— Нет, правда, несерьезно, ты не должен ревновать!

— Я не ревную.

Я должен был говорить убедительно. Иначе она ни за что бы от меня не отстала.

— Ты серьезно, папуля?

Я ненавидел, когда она меня так называла. И по большому счету я ненавидел ее капризный манерный голос.

— Да, Зули, я никогда не был так серьезен.

Все мои мысли были заняты исключительно секретными данными, которые я должен был передать Роттвейлер. И при встрече с ней я еще раз ощутил себя Бондом. Взяв у меня диск, она коротко заметила:

— Хорошо.

Хорошо. Я надеялся услышать нечто большее, чем сухую похвалу за то, что рисковал своей жизнью. Возможно, это слово могло удовлетворить Бонда, но он не занимался кражей данных у одного модельного агентства ради другого.

Я целый день ожидал, что Ротти заговорит о результатах моей миссии после того, как просмотрит диск, но она молчала.

Я не выдержал и задал вопрос первым:

— Так что с диском?

— С каким диском?

— Который я привез с яхты.

Она продолжала притворяться и посмотрела на меня расширившимися от удивления глазами, несмотря на то что мы были с ней одни.

— Очень любопытно, но ничего особенного. — Она оглянулась, словно ожидая разглядеть где-нибудь в углу вражеский телескоп, и добавила уже шепотом: — Шпионят!

Больше мы с ней никогда об этом происшествии не говорили.

Одним из наиболее странных моих поручений был поиск сведений о всемирно известных торговцах предметами искусства.

Попадая в сферу модельного бизнеса, вы волей-неволей начинаете общаться с огромным количеством людей. Харо Баллкиан, или Гарри, как его звали и друзья, и враги, в этом смысле очень примечательная фигура. Он представитель целого племени носферату — я полагаю, его стоило относить именно к ним. Его взгляд способен заморозить. Такие глаза, как у него, могли быть у Дракулы. В его взгляде прочитывалась полная информация о пищевой цепочке, и он свидетельствовал об абсолютной холодности натуры.

Конечно, Гарри — вампир, он король торговцев в мире искусства. Одно его движение могло потрясти основы этого бизнеса и изменить тенденции его развития.

Гарри начинал как продавец ковров и всяких ориенталистских безделушек в Чикаго. И очень преуспел на этом поприще. Однажды приятель предложил деньги за то, чтобы выставить свои картины в его помещении на Мичиган-авеню. Это было впервые в жизни Гарри — ему предложили деньги. Но идея пришлась по вкусу, он счел, что картины выгодно оттенят его ковры, а выставочная вечеринка будет прекрасной рекламой его торговли. Картины находились у него месяц, но, когда друг приехал за ними, он сообщил, что картины проданы.

Гарри понял, что торговать картинами выгоднее, чем коврами. Он выписал другу чек на приличную сумму, чтобы тот не слишком на него сердился, но при этом добавил, что и так переборщил с компенсацией, ибо продавцы картин обычно забирают себе половину прибыли.

«Я не такой, как они…» — напомнил он другу, а тот и так был счастлив, что получил столько денег. На самом деле он взял себе лишь двадцать процентов. Но этот опыт многому научил его — самый лучший ковер не может быть продан за столь же высокую цену, как самая плохая картина. Цены не ограничены ничем, можно завышать их как угодно, ведь это произведение искусства. К тому времени, когда мы познакомились с Гарри, он уже достиг своего звездного неба.

Мисс Роттвейлер всегда занимала самые лучшие позиции в списках его покупателей. Она знала, чего он хочет. Он нуждался в том, чтобы его окружали красивые девушки, то есть не просто красивые, но еще и знаменитые, прославленные за свою красоту, ибо это способствовало успешности его бизнеса. И Ротти поставляла ему красоток в неограниченных количествах. Надо заметить, что модельный бизнес был для нее лишь средством заработка, но по-настоящему она интересовалась именно искусством. С удовольствием общалась и с художниками, и с коллекционерами.

У девушек проблем с Гарри не было. Он был богат, известен и хорошо выглядел. Носил дорогие элегантные костюмы, ездил на шестисотом «мерседесе» с пуленепробиваемыми стеклами, который некогда принадлежал папе римскому. Гарри владел особняком, набитым таким количеством предметов искусства, что стал объектом зависти аукционов «Кристи» и «Сотбис». В особняке, построенном и спланированном знаменитым архитектором, окна тоже были пуленепробиваемые, хотя, пожалуй, никто и не осмелился бы на него покуситься. Ему также принадлежал знаменитый дом Филиппа Джонсона в Коннектикуте, коттедж с тридцатью комнатами на Джин-лейн, в Саутгемптоне, и в Лос-Анджелесе он владел домом, где его часто просили дать разрешение провести съемки какого-нибудь фильма. Его отличал безупречный вкус во всем, кроме отношений с людьми.

Гарри знал, что должно быть признано настоящим искусством, но не открывал секрета своих оценок. Он пользовался безоговорочным авторитетом у художников, и никто из них не спорил с назначаемой им ценой. Он создал саму историю торговли предметами искусства, однако не позволял художникам навязывать ему свои капризы.

Думаю, Гарри прекрасно знал, что они мало чем отличаются от женщин, а он весьма хорошо изучил женскую психологию, общаясь с супермоделями. Достаточно только пойти на поводу у женщины, и становишься игрушкой в ее руках. Думаю, по-настоящему своим он чувствовал себя не с художниками, а с брокерами, но о Роттвейлер всегда говорил, что с этой женщиной можно всерьез иметь дело.

Однажды прибыл деревянный ящик, и Мисс велела мне открыть его в офисе. Она не хотела показывать своего волнения, но, когда я стал сбивать крышку молотком, от переживаний выкурила две сигареты.

— Что там такое? — спросил я.

— Увидишь.

— Вы волнуетесь?

— Да, как в рождественскую ночь.

Неужели Ротти так сильно волновалась, когда открывала коробку суши, заказанную для рождественского стола?

Я осторожно оторвал липкую ленту, которая держала крышку, но в полутьме ее кабинета не слишком-то можно было разглядеть, что находится внутри.

— Ах! Это потрясающе! — восклицала она. — Потрясающе! Правда?

Честно говоря, я не мог сказать, потрясающе или нет, — просто не видел, что там. Я взял коробку и поднес ее к окну, отдернув шторы, чтобы в комнату попало хоть немного солнечного света, — это было черное на черном в чистом виде, изобилие всех оттенков черного: угольно-черный, японский черный, черный, как копоть, синевато-черный.

— Ну, что скажешь? — поинтересовалась Ротти.

— Джаспер Джонс [26] , — констатировал я.