Тайная жизнь непутевой мамочки - читать онлайн книгу. Автор: Фиона Нилл cтр.№ 3

— Как долго мы уже знаем друг друга? — спрашиваю я.

— Двенадцать лет, — отвечает он, — и три месяца.

— А на каком этапе наших отношений мы оба начали надевать в постели пижамы?

Он тщательно обдумывает вопрос.

— Думаю, это произошло зимой 1998-го, когда мы жили на западе Лондона и, проснувшись однажды утром, увидели, что окно изнутри покрылось льдом. Ты тогда надела мою пижаму.

Он был прав, в первое время я исповедовала интимный и естественный принцип совместного использования вещей, который, как мне казалось, отражал глубину и широту наших отношений. Но спустя год нашей совместной жизни он усадил меня за кухонный стол и объявил мне, что не согласен, чтобы я и далее пользовалась его зубной щеткой.

— Ты знаешь, сколько у нас во рту микробов? Любой уважающий себя дантист скажет тебе, что у тебя во рту их больше, чем в заднице. Слюна передает все виды заболеваний!

— Я в это не верю, — возразила я, не зная, что еще сказать.

— Гепатит и СПИД передаются орально, — утверждал мой супруг.

— Но в любом случае ты их схватишь, потому что мы занимаемся сексом, — попыталась я призвать на помощь логику.

— Нет, если использовать презервативы. Если ты облизываешь свои контактные линзы, перед тем как вставить их в глаза, то можешь с таким же успехом обтереть их сначала о свою задницу.

Было ясно, что эта содержательная беседа вызревала в течение продолжительного времени. Я с ним согласилась, и подобных проблем больше не возникало. Хотя я по-прежнему пользовалась его зубной щеткой и облизывала свои контактные линзы, но никогда не делала этого в его присутствии, тем не менее, иногда вечером он проводил пальцами по щетинкам и подозрительно взирал на меня, видимо, задаваясь вопросом, почему они влажные.

— О чем ты думал под водой? — спрашиваю я его с искренним любопытством.

— Подсчитывал, сколько времени мы сэкономим, если будем насыпать в тарелки рисовые хлопья накануне вечером. Может быть, около четырех минут… — И вода снова сомкнулась над его головой.

Однако через секунду всплыла, и он сообщил — в качестве извинения за свою недавнюю вспышку, — что отвезет Фреда в его новый детский сад.

— Я действительно с удовольствием это сделаю, — добавляет он. — Кроме того, ты можешь не найти дороги.

И я рада, ибо знаю: хоть я и должна испытывать облегчение оттого, что Фред начинает ходить в детский сад и впервые за восемь лет у меня появится время для себя, сегодняшний день я проведу в слезах — мне жаль Фреда.

Так и есть. Спустя полчаса я обнаруживаю себя понуро бредущей по тротуару вместе с Сэмом в школу. Я обнимаю его за плечи и надеюсь, со стороны это выглядит естественной материнской лаской.

— Мы опаздываем? — спрашивает Сэм, уже зная ответ, потому что как раз в тот момент, когда мы собирались выйти за дверь, Джо, пробегая мимо кухонного стола, опрокинул пакет молока и облил себя и меня. Десять минут промедления. Несмотря на спланированную подготовку, заранее упакованные школьные завтраки, одежду, аккуратно сложенную на стульях, обувь, выстроенную парами у входной двери, завтрак, уже стоящий на столе, зубные щетки, с вечера положенные по обеим сторонам раковины, невозможно предотвратить внезапные осложнения. Чтобы прийти в школу вовремя, все действия должны быть отрегулированы так же точно, как управление воздушным движением в Хитроу: любое незначительное отклонение может привести к сбою всю систему.

— Ничего страшного, — говорю я.

Меня чрезвычайно озадачивает одно обстоятельство: я легко составляла блок главных событий для программы «Вечерние новости» [3] менее чем за час, но совершенно не в состоянии справиться с проблемой утренних сборов своих детей в школу.

Кажется невероятным, что я могу обеспечить приезд членов кабинета министров поздно вечером в студию, чтобы они были «поджаренными» Джереми Пакеманом [4] . Но не могу уговорить своего младшего сына не стаскивать с себя одежду.

— Бог больше, чем карандаш? — спрашивает Джо. Для своих пяти лет он задает слишком много вопросов. — Если не больше, то его ведь могут съесть собаки?

— Только не те, которые ходят по этим улицам, — ободряюще заверяю я. — Эти собаки очень воспитанные.

И это правда. Мы тащимся по территории с самым высоким налогообложением на северо-западе Лондона. Здесь нет стриженных «под зубило» мальчиков с бледными одутловатыми лицами, выгуливающих питбулей. Нет контор «Уильям Хилл» [5] . Нет рулетов из индейки [6] . Нет подростковой беременности. Здесь в ходу званые обеды.

Сегодня первый день нового учебного года, и на всех школах подняты флаги. Дети идут учиться, а сердобольные родственники торопливо, словно в последний раз, пихают в их зазевавшиеся рты кусочки тостов, горсти хлопьев из разноцветных баночек и коробочек.

Мое зрение ослаблено близорукостью до уровня восприятия наиболее ярких штрихов действительности, наподобие импрессионистических мазков, и по дороге я вспоминаю один момент две недели назад на побережье Норфолка, когда я стояла на берегу Северного моря, в шерстяной вязаной шапке, натянутой до бровей, и укутанная в шарф, замотанный вокруг шеи и доходящий почти до глаз. Восточный ветер, не типичный для этого времени года, дул мне прямо в лицо, заставляя глаза слезиться. Мне приходилось непрерывно моргать, чтобы хоть как-то прогнать туман. Как будто смотришь сквозь мутную призму. Едва лишь мне удавалось сфокусировать взгляд на чайке или особенно красивом камне, картина тут же разбивалась на хаотичное нагромождение различных очертаний и красок. Это меня поразило, потому что это было в точности похоже на то, как я сама ощущала свою жизнь. За эти годы я словно распалась на мелкие частички, одна другой меньше. Теперь, перед лицом перспективы трех свободных дней в неделю, я думаю о том, что настало время восстановить целостность свою и окружающего меня мира, вот только я уже не помню, как все эти кусочки сложить вместе. Есть Том, дети, моя семья, друзья, школа — но все это разрозненные элементы, и нет единого целого. Где-то в водовороте домашних дел я действительно потеряла себя. Я знаю, откуда пришла, но не понимаю, куда иду. Я пытаюсь уцепиться за самую большую картинку, но не помню, какой она должна быть. Восемь лет назад я оставила работу, которую любила, — режиссера программы телевизионных новостей. Оказывается, тринадцатичасовой рабочий день и материнство — вещи малосовместимые. Кто бы ни убеждал меня, что работать полный рабочий день и иметь детей равняется тому, чтобы иметь и то и другое одновременно, был не очень силен в математике. Всегда оказывалось, что чего-то не хватает. Включая остаток нашего счета в банке, который не менялся в лучшую сторону, поскольку мы платили няньке. И, кроме того, я очень тосковала по Сэму.