Любви хрустальный колокольчик - читать онлайн книгу. Автор: Елена Ярилина cтр.№ 47

Меня так насмешило, что он назвал себя самцом, было настолько легче думать об этом, чем о том, что он тает на моих глазах, хотя я и не сомневалась, что таким образом он специально отвлекает меня от гнетущих мыслей и чувств. И я вовсю расхохоталась и не сразу смогла остановиться, совсем забыв о больном горле, за что сразу же поплатилась. От резкой боли в горле я закашлялась, от кашля болевой спазм стал еще более мучительным. Сопереживание моей боли смогло сделать с Володей то, что не смог даже секс, который считается чуть ли не самым сильным чувством на земле. На какое-то время к нему вернулись силы, он сел на постели, взял меня на руки и стал покачивать, похлопывая несильно по спине. Боль уже отпустила, а он все покачивал, все прижимал меня к себе, словно не в силах был отъединиться от меня, отторгнуть меня, словно, обнимая меня, он черпал во мне физические силы.

Потом он положил меня на кровать, все еще не размыкая объятий, и мы соединились с ним еще раз, так легко, без усилий, словно и не мы это делали. Я снова почувствовала себя рыбкой, плывущей в воде, пронизанной солнцем. Только теперь в этой воде я была уже не одна и поэтому могла, растворившись, объединиться не только с солнечным бликом и водой, но и другой рыбкой, оставаясь собой, не теряя своей индивидуальности. Прежде чем блаженство полностью овладело мной, я успела подумать: так вот он каким еще может быть — секс, эрос!

Я проснулась, когда только-только рассвело. Володя еще спал, дышал очень тихо, но ровно. Я вгляделась в его лицо — нет, глаза меня не обманывают, он и вправду стал более истонченным, почти прозрачным, в чем только душа держится — всплыло в голове старое выражение. Я знала, что спящих не следует пристально разглядывать, но не могла отвести глаз, не могла наглядеться, налюбоваться. Кто знает, сколько еще осталось сроку этой хрупкой клетке, ведь уже чувствовалось, что скоро-скоро птица-душа расправит доселе сложенные крылья и покинет ее! В висках у меня заломило, и я перевела дыхание, оказывается, я забыла дышать, пока смотрела на него. А я была просто уверена, что «не дыша» — это книжное, литературное выражение. Вот тебе и выражение! Володя, Володя, когда я нахожусь возле тебя, то каждый миг — это познание, открытие тебя, себя, мира. Словно почувствовав мои мысли, он открыл глаза, радостно, почти по-детски улыбнулся, потянулся ко мне, и мы опять слились, соединились, как-то незаметно, само собой, но опасливая мысль, что он может умереть от этого, во время этого, мысль, нагонявшая прежде столько страху на меня, уже не тревожила больше, она была пустой и уже не нужной.

А потом мы завтракали, и в первый раз завтрак у него готовила я, а он лежал, улыбался, сладко нежился в постели и о чем-то думал. А я в свою очередь думала, что с нас слетела чешуя условности, стало не важно, кто гость, кто хозяин, кто мужчина, кто женщина, были просто два любящих существа, и каждый делал что хотел и что мог.

Но чешуя слетела не вся, уж с меня-то точно. Я собралась пойти в магазин, купить свежих овощей и фруктов. Володя уже много лет был вегетарианцем и не ел ни мяса, ни рыбы. Он хотел дать мне денег, а я не хотела их брать, почему-то мне непременно хотелось все купить на свои деньги. Только я собралась серьезно сказать ему о том, что не собираюсь быть на его иждивении, даже рот для этого уже открыла, но посмотрела на его смеющееся лицо, моментально передумала и сказала другое:

— Володя, я дура! — Опустилась на колени перед креслом, в котором он сидел, и, уткнувшись подбородком ему в ноги, продолжила: — Но я ведь знаю, что ты меня и такую, глупую, любишь. Я стараюсь быть умнее, правда стараюсь, и у меня иногда получается, а когда получается плохо, то ты просто не обращай внимания на мои заскоки, ладно?

— Еще как буду обращать! Во-первых, я люблю тебя всю, а стало быть, и твои, как ты называешь, заскоки, даже их особенно, они у тебя очень милые и забавные. А во-вторых, это дает мне сознание своей значительности и глубокой мудрости, а это очень даже приятно.

Он тихо смеялся и перебирал мои волосы, а я, чтобы не засмеяться или не заплакать, не знаю, чего мне хотелось больше, совсем зарылась лицом в его колени. Я думала о том, как быстро он одной-двумя фразами снимает с меня ощущение неловкости, сознания своего промаха, при нем я не боюсь выглядеть глупой и беспомощной. Да и вообще, при нем, с ним я ничего не боюсь, ничего, кроме его скорой смерти.

В магазине совершенно неожиданно я столкнулась с Ларисой, она демонстративно отвернулась, но и выбирая продукты, я все равно чувствовала устремленный на меня ее враждебный, обжигающий взгляд. Я расплатилась в кассе, когда она еще что-то выбирала, и решила подождать ее на улице. Сначала я хотела вовсе не обращать на нее внимания, но уже когда расплачивалась, меня кольнула мысль, что раз она злится, то, значит, страдает, а я вполне в силах избавить ее хотя бы от части этих страданий. А уж сама она в них виновата или нет, судить об этом не мне, это дело не мое. Увидев меня на ступеньках магазина, Лариса заметно передернулась.

— Что, радуешься, старая вешалка? Но это еще не конец. Еще неизвестно, чья возьмет. Я так просто не сдамся!

Она хотела уйти, но я взяла ее за руку и не отпускала, пока она не перестала вырываться.

— К великому моему сожалению, это конец, Лариса. И чья возьмет, уже известно. Володя умирает, ему совсем немного осталось, может быть, несколько дней. Так не надо мучить его и себя. Тебе нужен молодой, полный сил мужчина, ты такого еще встретишь.

Глаза Ларисы, еще минуту назад излучавшие злобу, наполнились слезами.

— Но я… я не думала, он же еще молодой… не может этого быть! — На лице Ларисы появилось подозрение. — Я тебе не верю! Ты просто хочешь устранить меня с пути, потому что ты боишься. Он совсем и не умирает, зачем ему убирать, он еще молодой, ему чуть больше сорока.

— Бог с тобой, Лариса, такими вещами не шутят. Володе в январе было шестьдесят четыре года, и он уже давно болен, поэтому и живет здесь, а не в городе, он пенсионер. Ты же сама видишь, что он не работает.

Видимо, ей никогда не приходило в голову задаться вопросом: почему, собственно говоря, Володя не работает? И сейчас мои слова о том, что он пенсионер, убедили ее больше, чем что-то другое. На ее подвижном лице, на котором одна гамма чувств мгновенно сменяла другую, стала проступать мина обиженного, обманутого ребенка. Но я не стала ждать, когда она осмыслит то, что я ей сказала, мне было пора идти, меня ждал Володя.

Когда я вернулась, он спал в кресле, я прикрыла его пледом и стала хлопотать на кухне. Обед я приготовила довольно быстро, меню было простеньким. Тихонько напевая себе под нос, я накрывала на стол, как вдруг меня обожгла страшная мысль, я все бросила и побежала в комнату, наклонилась над ним, ловя его дыхание. Сначала в панике мне показалось, что он не дышит, но он дышал, почти беззвучно, и открыл глаза, когда я уже распрямлялась успокоенная. Увидев, что он проснулся, я уже готова была солгать, чтобы только не признаваться, зачем я склонилась над ним, но этого не понадобилось. Он, конечно же, все сразу понял, улыбнулся ободряюще, он еще меня и ободрял, и сказал: