— Пайпер?
Тишина.
И тут он вспомнил. Пайпер говорила, что у нее встреча за пределами музея и вернется она не раньше шести вечера. Что-то, связанное с дополнительными артефактами для выставки по Офелии Харрингтон. Хотя, глядя на переполненную комнату, Мик ума не мог приложить, что еще ей могло понадобиться.
Он решил оставить Пайпер записку. Что-нибудь милое и капельку провокационное, чтобы она улыбнулась и вспомнила о нем.
Мик сел за ее стол. Потянулся за ручкой. Его взгляд за что-то зацепился. Пачка бумаги торчала из среднего ящика стола, и к верхней странице был приклеен кислотно-желтый листок для заметок.
На нем было нацарапано: «Мику нравится стоя?»
— Что за…
Мик полностью выдвинул ящик и достал из него увесистую пачку чего-то, что походило на ксерокопии исторических документов.
Потребовалось несколько секунд, чтобы настроиться на мелкий, изобилующий украшениями почерк. Но когда глаза привыкли, первыми словами, которые он прочел, были: «Чем глубже он врывался в меня, тем теснее я жалась к нему, запутавшись пальцами в его густых волосах, скрестив ноги у него за спиной. Твердый дуб двери врезался мне в спину».
Все тело Мика загудело. Он принялся лихорадочно перелистывать страницы, пытаясь переварить, понять, придумать какое-то альтернативное объяснение тому, что видит. Но его не было.
Дневники? С описаниями постельных сцен? Дневники Офелии Харрингтон с описаниями постельных сцен? Офелия была…
Мик резко выпрямился.
Быть такого не может.
Он стал читать дальше. И еще дальше.
Его бросило в пот. Мик перевел взгляд на часы в рабочей комнате. Четыре. Он просидел здесь уже полчаса. До возвращения Пайпер оставалось немного времени, но до шести тянуть нельзя. Нужно вернуть все в ее ящик до пяти. Копировать документы в музее, очевидно, нельзя. По какой-то причине никто не знал об их существовании, и Мик не намерен что-то менять.
Он прижал бумаги к груди. Пока ждал лифт, в мыслях начало проясняться. Офелия Харрингтон была куртизанкой, и в дневниках содержатся подробности ее эротического пробуждения, которые Пайпер, по всей видимости, использовала, чтобы соблазнить его.
Мик поднялся на лифте в холл, думая, что в этом нет ничего страшного. Ничего особенно страшного. С технической точки зрения. Ну и что, что Пайпер черпала вдохновение из порнографических дневников двухсотлетней давности? Она явно думала, что привлечь его внимание можно только с помощью каких-то ухищрений.
О Пайпер. Детка.
Мик добрался до места назначения в двух кварталах от музея. Бросил кредитную карточку на стойку «Сэр Спиди»
[26]
, снял с листов зажимы и выбрал на ксероксе с самообслуживанием режим автоматической подачи бумаги. Когда копировальная машина загудела в ритме сердцебиения, Мик потер лицо ладонями. Помотал головой.
Пайпер использовала похождения другой женщины, чтобы создать собственные. Она сделалась бесстрашной обольстительницей, потому что считала это необходимым, чтобы привлечь его внимание. И это сработало. Эта мысль чуть не разбила ему сердце.
Внезапно Мик похолодел. Волосы на руках встали дыбом. Он резко обернулся, но люди вокруг не обращали на него ни малейшего внимания. Копир остановился. И запищал: застряла бумага.
— Прошу прощения, — обратился он к мальчишке за стойкой. — Мне нужна помощь.
Примерно через пять минут приятный молодой человек починил копир, выбросил смятую страницу в мусорное ведро и снова запустил машину.
— Спасибо, — сказал Мик, протягивая ему пару долларов.
Наблюдая, как страницы собираются в пачку, Мик подумал, что эти дневники представляют собой нечто большее, чем руководство по вдохновенному сексу. Пайпер готовила выставку, посвященную этой женщине, но «соль» ее истории прятала у себя в столе. Что она затевала? О чем она думала?
Когда Мик выходил из копировального центра, его кольнуло недоброе предчувствие, и он настороженно огляделся по сторонам. Глупости, сказал он себе.
В четыре пятьдесят дневники снова лежали в столе у Пайпер. Мик рано ушел с работы, прихватив свою контрабанду. Вечером он будет ждать от Пайпер звонка, а пока зайдет в паб опрокинуть пинту-другую пива и немножко почитать.
Как только Мик растворился в потоке прохожих, Линк Норткат выскочил из своего укрытия и проскользнул в «Сэр Спиди». Он делал вид, что изучает настенную витрину, пока все сотрудники не оказались занятыми. Тогда он непринужденно наклонился — как будто потягивался — и выхватил из мусорной корзины помятый лист.
Насколько это было возможно, Линк разгладил бумагу, досадуя, что часть текста осталась безнадежно исковерканной. Он пробежал взглядом по старомодному письму и сразу понял, что это страница какого-то исторического документа, возможно, даже дневника.
Несколько слов из первого предложения — и глаза у Линка полезли на лоб.
Моего милого Роберта не интересовали восхитительно порочные практики, которые открыли мне ночи с Сударем, и я намеревалась найти нового любовника, который был бы гораздо смелее и предприимчивее.
Линк остановился. Он оглянулся через плечо, чтобы удостовериться, что рядом никого нет. Чем бы ни была эта чертова бумажка, тут явно какой-то секрет, иначе Мэллой не приходил бы сюда копировать ее. Он продолжил читать.
В конце концов я с распростертыми объятиями приняла распутность куртизанки Ласточки и уже не жила в мире Офелии Харрингтон. Это имя и связанная с ним предсказуемая жизнь умерли для меня. Я ни во что не ставила так называемую добродетель пристойности.
Линк сложил бумажку вчетверо, сунул ее в карман брюк и посмеивался про себя всю обратную дорогу в музей.
Глава двадцать первая
Мик забыл о городской жаре, как только нырнул в паб «Мэллойс». Как всегда, тесное заведение было погружено в прохладный полумрак, нарушаемый лишь сверкающей медью кранов, отполированным красным деревом стойки и начищенным до блеска зеркалом за ней.
Мик вдохнул, и ему показалось, что вместе с воздухом он втягивает в себя историю своей семьи. Вдруг он остановился. Что-то было не так.
Никто не встречал его.
Оглянувшись по сторонам, он увидел пару за крошечным столиком у витрины. Те не замечали никого, кроме друг друга, и пиво в их пинтах было почти нетронутым. Одинокий старичок, которого Мик никогда не видел раньше, сидел, сгорбившись, на табурете. Его одежда явно знавала лучшие времена.
А за барной стойкой никого не было.
Мик бросил свою пачку от «Сэр Спиди» на один из столиков и нырнул под крышку стойки. Он как раз надевал фартук, когда из вращающейся кухонной двери выскочила Эмили.