Впереди было открытое пространство, а дальше — небольшая рощица, за которой виднелась какая-то насыпь и мечущиеся по ней тени. Когда мы двинулись, я понял, что это были мятежники — панди; мы обошли их позиции с тыла, и было уже достаточно светло, чтобы разглядеть пушки, установленные через правильные интервалы. Раздались крики тревоги, треск выстрелов, и через мгновение мы пронеслись мимо, огибая орудийные окопы; впереди меня и по бокам виднелись наши всадники, а у самого моего локтя скакал Ильдерим, низко склонившись в седле. Он что-то завопил, указывая вправо, и, оглянувшись, я увидел какую-то темную бесформенную массу, очевидно — церковь. Слева от нее, прямо перед нами на некотором расстоянии вспыхивали огоньки — защитники укрепления открыли огонь, прикрывая наш прорыв.
Кто-то заорал: «Браво, ребята!» — и тут же прямо за нами словно разверзся ад; раздался сокрушительный пушечный залп, земля впереди вздыбилась фонтанами пыли и ядра засвистели над нашими головами. Заржала лошадь и меня пронесло буквально в волоске от клубка, в который смешались конь и всадник — так близко, что его рука скользнула мне по колену. Голоса ревели во тьме и я расслышал неистовый вопль Роуботема: «Держитесь плотнее! Вперед!» Выбитый из седла кавалерист рухнул прямо передо мной и мой конь отбросил его в сторону. За спиной я услышал чей-то предсмертный стон, лошадь без седока догнала меня, а потом вдруг резко шарахнулась влево. Еще один грохочущий пушечный залп в тылу и снова адский вихрь пронесся сквозь наши ряды — словно я опять оказался под Балаклавой, только теперь все происходило в темноте. Неожиданно мой пони приостановился, и по тому, как он двинулся дальше, я понял, что его ранило; прямо в лицо меня хлестнуло ошметками земли, вперемешку с мелкими камнями, ядро пронеслось над головой и я увидел, что Ильдерим мчится уже далеко впереди.
— Стой! — взревел я, — моя лошадь ранена! Стой, черт тебя побери, помоги мне!
Я видел его спину и круп его лошади; затем он повернул и подскакал ко мне, так что когда мой пони вдруг пал прямо подо мной, рука Ильдерима вырвала меня из седла — клянусь Богом, ну и силач же он был! Мои ноги коснулись земли, но мне удалось уцепиться за узду и несколько ярдов его конь буквально волочил меня, а Ильдерим пытался подхватить и втянуть на седло. Когда, напрягая все свои силы, я уже взбирался на круп его лошади, что-то вдруг врезалось в нас: сильный толчок — и Ильдерим перекатился через меня, вылетев из седла.
Когда мне удалось утвердиться в седле, все вокруг вдруг залило ярким светом — какая-то свинья зажгла фальшфейер
[149]
и его дрожащее пламя осветило адскую картину, словно нарисованную сумасшедшим художником. Казалось, люди и лошади смешались в сплошную массу, которая со всех сторон обтекала меня, озаряемая вспышками новых залпов и отбрасывая вокруг причудливые тени. Я видел, как всего в нескольких ярдах корчился на земле Роуботем, придавленный упавшей лошадью; Чизмен, с лицом, похожим на кровавую маску, лежал рядом с ним навзничь, раскинув руки; Ильдерим, левая рука которого бессильно повисла, приподнялся на колено, цепляясь за мое стремя. В каких-нибудь ста ярдах перед нами можно было уже отлично рассмотреть укрепление — видны были головы его защитников, а какой-то осел даже взобрался на бруствер и размахивал оттуда шляпой. Огненные вспышки канонады позади нас вдруг исчезли и, к моему ужасу, в свете, отбрасываемом фальшфейером, я разглядел неровную линию всадников — сипайская кавалерия с саблями наголо шла в атаку под уклон и находилась уже не далее чем в фарлонге
[150]
от нас. Ильдерим все цеплялся за мое стремя, стоная:
— Вперед, вперед! Скачи, брат!
Я не колебался. Он повернул, чтобы помочь мне и его благородная жертва не пропадет даром, если я все-таки спасусь. Сзади к нам подбиралась безусловная смерть; я вонзил каблуки в бока лошади, скакун рванулся вперед и Ильдерима почти сбило с ног. Шагов пять он еще продержался — а вопли и стук копыт позади нас все нарастали — а потом вдруг споткнулся и упал. Я изо всех сил пытался стряхнуть его, но в этот момент чертова уздечка лопнула, я вылетел из седла и грохнулся на землю с такой силой, что задребезжали все кости. Резкая боль пронзила мою левую лодыжку — Боже, она же застряла в стремени, а лошадь все мчалась вперед, волоча меня по земле в путанице сбруи, которая еще каким-то чудом держалась на ее спине.
Если вам, молодые люди, когда-нибудь придется оказаться в подобных же обстоятельствах — когда вас тащит волоком по изрытой, твердой как камень земле, а за вами с воплями гонится целая толпа черномазых дьяволов — вспомните мой совет. Постарайтесь приподнять голову (стоны и крики помогут вам в этом) и обязательно попытайтесь перевернуться на спину — это будет стоить вам ободранной задницы, но все же лучше так, чем если ваши кишки размотает по кустам. Постарайтесь также, чтобы несколько ловких парней открыли по вашим преследователям беглый огонь, и позаботьтесь о верном друге-гильзае, который успеет освободить вашу ногу из стремени до того как ваш позвоночник треснет пополам. Я был почти без сознания и практически до основания стесал себе задницу, когда Ильдерим — одному Богу известно, откуда при его ране у него взялись на это силы — подтянул меня к самой траншее и втащил мое почти бесчувственное тело на бруствер. Я приподнялся в полном замешательстве, из последних сил крича: «Британия! Британия! Во имя Господа! Я свой!», а затем вдруг какой-то малый подхватил меня и, осторожно опустив мой несчастный скелет на землю, спросил:
— Хотите ли орешков или сигару, сэр?
Затем у меня в руках оказался мушкет и я с удивлением обнаружил себя уже в укреплении, а вокруг меня в дыму и облаках пыли сновали фигуры в красных мундирах. Ильдерим был рядом со мной и в руках у него был мой револьвер, из которого он всаживал пулю за пулей в наступающую толпу черномазых. Вокруг раздавался грохот залпов и громкий басовитый голос гремел: «Оддс, огонь! Заряжай! Эванс, огонь! Заряжай!» Боль из лодыжки растекалась все выше по ноге, отчего голова шла кругом и я чувствовал себя абсолютно разбитым. Я закашлялся от накрывшего меня облака порохового дыма, затем раздалось пение горна, гром приветственных возгласов — и следующее, что запомнилось было: я лежу под неяркими лучами восходящего солнца, опираясь головой на стену из мешков с песком, уставившись на толстую, изрытую пулями стену казармы, а высокий лысый старик с трубкой в зубах, снимает мой сапог и прикладывает влажную тряпку к моей распухшей лодыжке.
На все это взирает пара парней с мушкетами, а еще один малый — в кени и очках — бинтует руку Ильдериму. Вокруг снуют другие, перенося раненых в казармы, а вдоль бруствера видны изможденные лица солдат — белых и сипаев, с ружьями наготове. Страшный смрад поднимается вокруг, все покрыто толстым слоем пыли, перемешанной с кровью и потом, причем кажется, что люди движутся крайне медленно. Я еще чувствовал удивление, но полагал, что все это сон, так как третий слева от меня парень, стоящий у парапета, с головой, повязанной носовым платком, был не кто иной, как Гарри Ист. Второго такого курносого носа было не найти во всем мире и хотя в последний раз я видел его, когда сам лежал, придавленный санями в снегах южной России, а он в это время молнией летел навстречу свободе, казалось невероятным встретить его здесь.