Я не успел ответить, поскольку из-под ее локтя появилось лицо мужчины. При виде меня он выругался по-иностранному и подался вперед, словно желая защитить даму.
— Умоляю, я не причиню вреда, — торопливо заверил я. — За мной гнались… полиция… нет, нет, я не преступник, честное слово. Я находился в клубе, когда туда нагрянула облава.
Мужчина по-прежнему не сводил с меня глаз, зато женщина приоткрыла ротик в очаровательной улыбке, и рассмеялась, откинув голову. Я улыбнулся самой заискивающей улыбкой, какую смог изобразить, но мое обаяние произвело на ее спутника не больший эффект, чем если бы я был Квазимодо.
— Убирайся отсюда немедленно! — отрезал он ледяным тоном. — Немедленно. Слышишь?
Я сразу же почувствовал к нему крайнее нерасположение. И не только из-за его манер или выражений, но еще и из-за внешнего вида. Он был высок, примерно с меня ростом, узок в бедрах и широк в плечах, и при этом чертовски привлекателен. У него были серые глаза и одно из тех четко очерченных лиц в обрамлении русых волос, при виде которого вспоминаешь про моральный облик скандинавских богов — в любом случае, он был слишком правильным, чтобы находиться в компании с такой жгучей красоткой.
Я попытался было что-то сказать, но он снова рявкнул на меня. И тут на помощь мне пришла женщина.
— Ах, оставь его, Отто, — говорит она. — Разве ты не видишь, что это джентльмен?
Я собирался сердечно поблагодарить ее, как вдруг на мостовой послышались тяжелые шаги и мрачный голос спросил, не видели ли здесь джентльмена, пробегающего через площадь. Ищейки снова напали на след, и на этот раз загнали меня в угол.
Но не успел я даже рта раскрыть или пошевелиться, как леди уселась в экипаж и прошептала:
— Вставай с пола! Ну же, болван!
Я подчинился, несмотря на боль в ноге, и плюхнулся рядом с ней на сиденье. Тут ее компаньон, лопни его глаза, и говорит:
— Вот тот человек, констебль. Арестуйте его.
Сержант просунул голову в дверь, оглядел нас и в сомнении спрашивает русоволосого:
— Этот джентльмен, сэр?
— Конечно, кто же еще?
— Ну… — бобби пришел в замешательство, видя, что я сижу важный, как король. — Вы уверены, сэр?
Блондин издал еще одно чужеземное проклятие, и сказал сержанту, что уверен, обозвав его дураком.
— Ах, Отто, прекрати, — говорит вдруг леди. — Сержант, это и вправду слишком жестоко с его стороны. Он разыгрывает вас. Этот джентльмен с нами.
— Розанна! — блондин вышел из себя. — Что ты задумала? Сержант, я…
— Не валяй дурака, Отто, — говорю я, входя в роль, и вспыхиваю от радости, чувствуя как леди сжала мою ладонь. — Залезай к нам и поедем домой. Я устал.
Иностранец одарил меня разъяренным взором; между ним и сержантом разразилась ожесточенная перебранка, доставлявшая леди Розанне невероятное удовольствие. Подошли кучер и другой констебль. Тут сержант, весь спор хмуро косившийся на меня, снова просовывает голову в экипаж и говорит:
— Постойте-ка. Я вроде как вас знаю. Вы не капитан Флэшмен, а?
Я кивнул. Он выругался и стукнул кулаком по двери.
— Герой Джулуулабада! — заорал полисмен.
Я скромно улыбнулся мисс Розанне, глядевшей на меня удивленными глазами.
— Защитник форта Пайпера! — продолжает констебль.
— Ну да, да, — говорю я. — Все в порядке, сержант.
— Гектор Афганистана! — не успокаивался полисмен, явно не чуравшийся прессы. — Проклятье! Вот это да!
Он весь расцвел в улыбке, что совсем не понравилось моему обвинителю, который злобно требовал моего ареста.
— Он беглец, — настаивал Отто. — Он забрался в наш экипаж без разрешения.
— Да заберись он без разрешения хоть в Букингемский дворец, я бы пальцем не шевельнул, — говорит сержант, поворачиваясь ко мне. — Капрал Вебстер, сэр, Третий гвардейский полк. Был под началом майора Макдоналда при Угумоне,
[5]
сэр.
— Для меня честь познакомиться с вами, сержант, — говорю я, пожимая ему руку.
— Это для меня честь, сэр, ей-богу. Но довольно, пора покончить с этим. — Он повернулся к блондину. — Вы ведь не англичанин, а?
— Я прусский офицер, — говорит Отто, — и я требую…
— А капитан Флэшмен — английский офицер, так что вы не можете ничего требовать, — говорит сержант. — И все, не стоит нарываться. — Он козырнул и подмигнул мне. — Доброй вам ночи, сэр. И вам, мэм.
Мне показалось, немца хватит апоплексический удар, таким разъяренным он выглядел, и настроение его вовсе не улучшилось, когда раздался безжалостный смех Розанны. Он с минуту стоял, глядя на нее и кусая губы, потом она овладела собой и говорит:
— Ну, хватит, Отто, залезай в экипаж. Ох, не могу… — она расхохоталась снова.
— Я счастлив, что повеселил тебя, — говорит он. — Ты выставила меня дураком, ты только этим и занимаешься сегодня вечером. — Вид у него был чертовски злой. — Ну, хорошо, мадам, не исключено, что вы еще пожалеете об этом.
— Не надо дуться, Отто, это всего лишь шутка. Залезай и…
— Я бы предпочел лучшую компанию, — продолжает он. — Я имею в виду настоящих леди. — И, отсалютовав шляпой, он отошел от двери экипажа.
— Ну так черт с тобой! — крикнула она, внезапно приходя в ярость. — Кучер, гони!
И надо же тут мне было раскрыть рот! Перегнувшись через нее, я крикнул:
— И как ты смеешь так обращаться с леди, ты, грязный иностранный пес!
Уверен, промолчи я тогда, немец бы про меня забыл, поскольку весь его гнев сосредоточился на ней. Но теперь Отто обратил свои ледяные глаза в мою сторону и принялся сверлить меня ими. На мгновение я почувствовал страх — в лице этого человека читалась смертельная угроза.
— Я тебя запомню, — пообещал он.
К своему изумлению я заметил в его глазах отблеск любопытства. Немец подошел на шаг ближе. Любопытство исчезло. Отто запоминал меня, и одновременно ненавидел.
— Я тебя запомню, — снова сказал он.
Экипаж тронулся, оставив Отто стоять у обочины.
Несмотря на мгновенный приступ страха, который он пробудил во мне, плевать я хотел на его угрозы: опасность миновала, я овладел собой, а все мое внимание поглощала несравненной красоты загадка, сидевшая рядом. У меня появилась возможность оценить ее профиль: широкая бровь, волосы цвета воронова крыла, маленький, но при том слегка изогнутый нос, пышные губки сердечком, твердый аккуратный подбородок, и дерзко выпирающие из-под алого сатина белые груди.
Аромат ее духов, бросаемые искоса взгляды и звуки хрипловатого, чувственного голоса — все влекло к ней. Любой скажет вам: оставьте Гарри Флэшмена наедине с такой женщиной, и неизбежно происходит одно из двух — либо звучат вопли и пощечины, либо леди капитулирует. Иногда и то и другое одновременно. Я с первого взгляда понял, что в данном случае воплей и пощечин не будет, и оказался прав. Когда я поцеловал ее, прошло не более секунды, чем ее губы раскрылись в ответ. Я тут же намекнул на свою больную ногу, заметив, что нежные женские прикосновения способны умерить боль в мышцах. Она с игривой улыбкой согласилась, а свободной рукой с удивительным искусством отражала все мои домогательства до тех пор, пока мы не добрались до ее дома, находившегося где-то в Челси.