Когда я нахожу убийцу и наказываю его, значит, я тоже
выполняю некое предначертание, записанное в книге Судеб. И если все
предопределено, то почему я каждый раз так волнуюсь? Разве не воздастся убийце
там, за чертой, после Страшного суда? Почему каждый раз я сам пытаюсь вычислить
возможного негодяя, чтобы найти и покарать его в этой, земной жизни — не
дожидаясь, пока это сделают Бог или дьявол в другой? Значит, если люди наделяют
кого-то в своем сообществе функциями судьи, то они отдают ему полномочия Бога?
Судить и миловать. А если человек наделен функциями следователя? Он ищет во
славу Бога или против него?»
Однажды они спорили в небольшой компании друзей о
возможности существования потустороннего мира. Известный режиссер и Дронго
доказывали, что там, за последней чертой, ничего нет. Возродившиеся из праха,
мы уходим в прах. Остаются только наши дела, поступки, мысли, наша энергетика
добра или зла. Им противостояли писатель и актер, которые были убеждены в
существовании загробной жизни. И все же после долгого спора обе пары остались
каждая при своем мнении.
Он где-то прочел, что атеизм — это своеобразный путь поиска
своего Бога. По натуре Дронго был агностиком. Ему казалось, что в мире
существуют явления, которые не могут быть доказаны или опровергнуты
материальными средствами. Невозможно доказать ни наличие, ни отсутствие
потусторонней жизни или некоего космического Разума. Это вопрос скорее веры в
богов, чем веры в собственные возможности человека. Иногда Дронго думал, что
агностицизм — такой же путь к Богу, как и обретение веры.
Когда Дронго вошел в здание, часы показывали уже полдень. В
холле он увидел комиссара, разговаривавшего с сотрудниками португальской
полиции. Заметив Дронго, Брюлей кивнул на прощание собеседникам и подошел к
своему молодому коллеге.
— В Интерполе ничего нет на Илону Томашевскую, — сообщил
Брюлей, — зато много интересного на ее знакомого — пана Тадеуша Шокальского.
Похоже, этот тип успел отметиться во многих странах мира. В прошлом году его
едва не арестовали в Словении, собравшись обвинить в подделке документов.
Однако этот проныра сумел выкрутиться. Полагаю, у нас будет к нему много
вопросов.
— Вы проверяли сьюит Кэтрин Фармер? — поинтересовался
Дронго.
— Она еще спит. Я попросил заменить охранника у ее дверей на
сотрудника полиции. Для большей гарантии. Ему запрещено куда-либо отлучаться. А
в случае, если ему будет необходимо отойти, он вызовет напарника с первого
этажа. Без разрешения полицейских никто не войдет в номер. Даже горничные. Но,
думаю, миссис Фармер должна скоро проснуться.
— Она вчера столько выпила, что может проспать до вечера, —
предположил Дронго.
— В таком случае мы поговорим с ней вечером, — сказал
комиссар, — между прочим, ты был прав насчет Энрико Вилари. Он действительно
получил сообщение о тяжелом состоянии своей больной матери. И действительно
отправился в аэропорт, откуда вылетел в Италию. Поэтому у него не работал
мобильный телефон. Он вылетел первым же рейсом в Рим, чтобы оттуда перелететь в
Геную. Сейчас с ним разговаривают сотрудники итальянской полиции. Если все
будет нормально, он прилетит в Алгарве к вечеру.
— С его матерью все в порядке? — уточнил Дронго.
— Да. Только не смейся, — сказал комиссар, — но, по-моему,
нас всех здорово провели. Из Италии никто никакого сообщения не давал. Мы
проверили, оно поступило из Мюнхена. Позвонили из какого-то бара и попросили
передать Энрико, что его матери совсем плохо. Было около трех часов ночи, и он
не стал даже перезванивать домой. Тут же собрался и уехал. Видимо, расчет и был
на его реакцию. Итальянцы вообще бережно относятся к своим родителям.
— Прекрасная черта, — улыбнулся Дронго, — мне она нравится.
Брюлей обиженно посмотрел на Дронго и тяжело засопел:
— Ты смеешься?
— Нет, мне действительно нравится, что человек может
подняться среди ночи и улететь в другую страну только потому, что его матери
стало хуже. Это говорит в его пользу.
— А его оговорка тоже говорит в его пользу? — спросил
комиссар. — Он знал, что Сильвию застрелили еще до того, как мы сообщили ему об
этом. Как ты можешь это объяснить?
— Никак. То, что не поддается объяснению, нужно спрашивать у
самого Вилари, а не строить догадки. Вы уверены, что он вернется обратно?
— Абсолютно. Ему уже взяли билет через Лиссабон. Он прилетит
вечером. Сотрудники местной полиции встретят его в аэропорту и привезут в
отель. Ты удовлетворен?
— Почти. Остается выяснить, откуда он узнал про убийство.
— И поговорить с Шокальским. Или у тебя опять свидание с
Илоной? — спросил комиссар, насмешливо прищурившись.
— Это была ошибка, — признался Дронго, — я имею в виду мое
отсутствие. Но по уважительной причине, комиссар. Вы же сами говорили, что вам
нравится Илона…
— Однако это вовсе не означает, что я мог бы забыть обо всем
и отправиться к ней в постель, бросив расследование, — проворчал комиссар.
Затем улыбнулся и задумчиво произнес: — А может, ты прав? И свидание с красивой
женщиной гораздо важнее всех расследований на свете? Тем более что ты
добровольно помогаешь мне, никто тебя об этом не просил. Пошли к Шокальскому.
Кажется, он уже приходил к тебе. Теперь нужно нанести ответный визит
вежливости.
Они вошли в лифт и поднялись на третий этаж. Створки кабины
открылись, и они увидели стоявшую в коридоре Илону. Комиссар и Дронго вежливо
поздоровались с женщиной.
— Как у вас дела, господа? — насмешливо спросила Илона. — Вы
выглядите усталыми. Утомились от постоянной погони за неизвестным убийцей? Или
вы уже его нашли? Я слышала, что сегодня ночью сбежал наш молодой красавчик,
муж Кэтрин Фармер. Ну, в этом она сама виновата. Нельзя иметь такого молодого
спутника в качестве постоянного партнера. Рано или поздно у него может
возникнуть желание улизнуть от своей дамочки, даже если она так богата.
— Вы безжалостны, мадемуазель Илона, — заметил комиссар, — с
таким характером сложно работать в полиции.
— Поэтому я оттуда и ушла, — огрызнулась женщина. — Между
прочим, после сегодняшней ночи вы могли бы обращаться ко мне не «мадемуазель»,
а «мадам Илона». Разве ваш молодой коллега не доложил вам, как он провел ночь?
Эта женщина могла вогнать в краску кого угодно. Дронго и
комиссар смущенно переглянулись.
— Надеюсь, вы не собираетесь рассказывать подробности нашему
другу? — спросил Дронго, усмехнувшись.
— А как вы считаете, ему будет интересно?
— Нет, нет, — вмешался комиссар, — я ценю вашу
откровенность, но…
— Какие могут быть секреты между нами, полицейскими! — Илона
растянула рот в широкой голливудской улыбке, блеснув великолепными зубами. — Я
всегда готова поделиться с вами и помочь, чем смогу.