* * *
На обратном пути в тюрьму Амелия вела машину, а Хедли, сидя на пассажирском сиденье, разговаривал по мобильнику с Кнуцем. Впереди на шоссе произошла небольшая авария, и движение было затруднено. Обе полицейские машины без опознавательных знаков, двигавшиеся, как и раньше, впереди и сзади автомобиля Амелии, с трудом лавировали в плотном транспортном потоке. Скорость упала до каких-нибудь пяти-десяти миль в час, и Амелия все чаще поглядывала на часы, так как хотела вернуться на остров еще засветло. Правда, запас времени у них еще был, но она опасалась, что, если так пойдет и дальше, они застрянут в Саванне надолго.
Хедли закончил разговор и убрал мобильник.
— Кнуц постарается использовать странный утренний звонок начальнице Доусона, чтобы выиграть для нас еще немного времени, — сказал он. — Думаю, у него получится. Зачем старина Берни звонил в журнал? Почему лгал? На эти вопросы руководству Кнуца будет нелегко ответить, если только…
— …Если только не предположить, что Берни — это Карл, — подхватила Амелия.
— Вот именно. В общем, Кнуц обещал сделать все, что в его силах. Что касается катера, то там пока глухо. Никаких улик, ничего.
Увы, среди вещей и бумаг Джереми, которые хранились в небольшом сейфе в квартире Амелии, тоже не нашлось ничего заслуживающего внимания. Ни карты, ни договора о покупке или аренды недвижимости или земельного участка, ни памятной записки с названием местности или поселка. Тогда они разделили пополам составленный Амелией список друзей и знакомых Джереми и, вооружившись мобильными телефонами, принялись обзванивать всех по очереди. Чтобы предупредить неизбежный вопрос, почему, собственно, они вдруг расспрашивают о Джереми теперь, спустя почти полтора года после его гибели, Хедли выдумал историю о необходимости заплатить некий налог, что в свою очередь якобы могло повлиять на размеры наследственного траст-фонда, предназначенного для Хантера и Гранта. Он также посоветовал Амелии употреблять в разговоре побольше бухгалтерских терминов.
— Зачем? — удивилась она.
— Во-первых, мы должны производить впечатление людей, которые долго вникали в суть проблемы и попутно нахватались всяких специальных словечек. Во-вторых, эту бухгалтерско-юридическую тарабарщину все равно никто не понимает, а значит, и вникать не будет. А нам того и надо, верно?..
Впрочем, «легенду» насчет наследственного фонда им приходилось озвучивать не слишком часто. На долю каждого пришлось по несколько десятков телефонных номеров, однако многие из них были заблокированы или переданы другим абонентам. Во многих случаях звонки попадали прямо на голосовую почту, и тогда они просили абонента перезвонить им «по важному делу». Те же, до кого им удалось дозвониться, не слишком хотели разговаривать о Джереми и держались весьма настороженно. Многим явно было не слишком приятно узнать, что их до сих пор считают его друзьями.
В разговоре с Хедли и Амелией все эти люди говорили, что полиция уже опрашивала их больше года назад, когда Джереми пропал и считался погибшим, и что они рассказали все, что знали.
— Ну и что мы будем делать дальше? — спросила Амелия, притормаживая, чтобы пропустить пикап, судорожно маневрировавший прямо перед ее машиной.
— Пока не знаю, — пожал плечами агент. — Быть может, Доусону удастся вытянуть что-то из Уилларда… — Он слегка развернулся на сиденье и посмотрел на Амелию. — Кстати, какое он произвел на тебя впечатление?
— У меня от него мурашки бегают.
Хедли рассмеялся.
— Я имел в виду Доусона. Или от него у тебя тоже мурашки?
— Ах, Доусона…
Она ничего больше не прибавила, но Хедли продолжал сверлить ее взглядом, и Амелия отвела глаза, снова сосредоточившись на дороге. Убрав ногу с педали тормоза, она проехала еще несколько ярдов, но потом снова была вынуждена остановиться.
— Мы познакомились при таких обстоятельствах, которые, гм-м… не предполагали дальнейшего общения, — дипломатично высказалась она. — Разве он вам не рассказывал?
— Нет. По его словам, ваше знакомство началось с того, что он встретился на берегу с мальчиками и стал с ними играть. Ну а потом подошла ты… Что, разве все было не так?
— Так… более или менее.
— Скорее менее, чем более, — заметил Хедли.
Амелия снова не ответила, и он усмехнулся:
— О’кей, не хочешь говорить — не надо. Тогда давай вернемся к моему первому вопросу.
— Какое он произвел на меня впечатление? А в каком отношении?
— Во всех.
— Он умеет обращаться с детьми.
— Вот как? Странно…
— А что тут такого странного?
— Насколько я знаю, раньше Доусон никогда не имел дела с детьми, и у него нет опыта. Да и в семье он был единственным ребенком. Правда, в свое время он много общался с нашей дочерью Сарой, но она была на несколько лет старше его, так что они не столько играли вместе, сколько ссорились и даже дрались. — Немного подумав, Хедли добавил, что сейчас Сара уже замужем и живет в Лондоне.
— А дети у нее есть?
— Пока нет, хотя моя жена Ева при каждом удобном и неудобном случае буквально бомбардирует ее своими «тонкими» намеками.
Амелия рассмеялась.
— Ну а пока Сара не родит, вы с миссис Хедли воспитываете Доусона.
— А он, естественно, сопротивляется.
Машина снова застряла, и Амелия воспользовалась этим, чтобы взглянуть на Хедли.
— Почему — «естественно»?
— Доусона делает хорошим журналистом умение смотреть на вещи отстраненно, как бы со стороны. К сожалению, он переносит этот подход и на отношения с людьми. В большинстве жизненных ситуаций Доусон занимает позицию стороннего наблюдателя, независимого одиночки… Должно быть, именно поэтому он так и не женился… даже не собирался ни разу, насколько мне известно.
Она лукаво улыбнулась:
— Я не об этом спрашивала.
— Я знаю, но мне показалось — тебе будет любопытно узнать… — Хедли ухмыльнулся и подмигнул Амелии. — Нет, конечно, в его жизни были женщины, некоторые задерживались дольше других. Одна-две были совершенно очаровательными молодыми леди; даже Еве они понравились, а у нее довольно высокие требования. Но и с ними Доусон расстался как только почувствовал, что их отношения становятся чересчур близкими — и вовсе не в интимном смысле.
— Мужчины не любят обязательств и ответственности. Особенно индивидуалисты, одиночки…
— Я не говорил, что Доусон — одиночка.
Она удивленно взглянула на него.
— Да? А мне показалось…
— Я сказал, что он предпочитает занимать позицию одиночки.
— В чем же разница?
— В складе характера. Если бы Доусон от рождения был нелюдимым одиночкой, разве потянуло бы его к твоим детям? Он не…